Шрифт:
Интервал:
Закладка:
23. ТОМАСУ КИТСУ
23-26 июля 1818 г.
Аладинов джинн покуда {2}
Не творил такого чуда;
Колдунам над Ди-рекою {3}
И не грезилось такое;
5 Сам апостол Иоанн,
Что провидел сквозь туман
В небе, заревом объятом,
Семь церквей, сверкавших златом, {4}
Не видал таких красот.
10 Я вступил под строгий свод;
Там на мраморе нагом
Некто спал глубоким сном.
Море брызгами кропило
Ноги спящему и било
15 О каменья край плаща;
Кудри, по ветру плеща.
Вкруг чела вились тяжелым
Золотистым ореолом.
"Кто сей спящий? Что за грот?"
20 Я шепнул, шагнув вперед.
"Что за грот? И кто сей спящий?"
Я шепнул, рукой дрожащей
Тронув юношеский лик.
Юный дух очнулся вмиг,
25 Встал и молвил мне в ответ:
"Смерть мою воспел поэт.
Лисидасом-пастухом {5}
Я зовусь, а здесь мой дом:
Он воздвигнут Океаном.
30 В нем волна гудит органом;
И паломники-дельфины,
Жители морской пучины,
Жемчуга собрав на дне,
В дар сюда несут их мне.
35 Но увы - сменился век:
Ныне дерзкий человек
Волны бороздит упрямо,
Не щадя Морского Храма.
Горе мне, жрецу: бывало,
40 Вод ничто не волновало;
Хор пернатых певчих встарь
В небесах парил; алтарь
Охранял я от людей;
Ризничим был сам Протей.
45 А теперь людские взгляды
Сквозь скалистые преграды
Проникают вглубь - и вот
Я решил покинуть грот,
Бывший мне укрытьем прежде:
50 Он доступен стал невежде,
Яхтам, шлюпкам, челнокам,
Щеголихам, щеголькам
С их грошовою кадрилью!
Но, противясь их засилью,
55 Грот в пучину канет вскоре"...
Молвив так, он прыгнул в море
И пропал!
(Перевод Елены Баевской)
Прости: я так разленился, что пишу всякую чепуху вроде этой. Но что поделаешь?
24. ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛДСУ
22 сентября 1818 г. Хэмпстед
Дорогой Рейнолдс,
Поверь, меня гораздо больше радовала мысль о твоем благополучии, чем огорчало твое молчание. Разумеется, меня печалит то, что я не могу быть счастливым вместе с тобой, но заклинаю тебя не думать сейчас ни о чем, кроме радостей: "Розы срывай" {1} etc. Впивай до дна сладость жизни. Сокрушаюсь над тобой, поскольку это не может длиться вечно - и сокрушаюсь над собой, так как пью сейчас горькую чашу. Покорись - иного выхода нет: только эта мысль меня утешает. Я ни разу не влюблялся, однако последние два дня меня преследовал некий женский образ {2} - как раз сейчас, когда лихорадочная отрада Поэзии выглядит куда менее преступной. Сегодня утром Поэзия одержала верх: я снова предался абстракциям, составляющим всю мою жизнь. Я чувствую, что избежал новой горести - загадочной и грозной: я благодарен за это. - К моему сердцу приливает палящий жар - не залог ли Бессмертия?
Бедный Том - эта женщина - и Поэзия вызванивают у меня в груди колоколами. Сейчас я сравнительно спокоен: знаю, все это огорчит тебя, но ты должен меня простить. Будь мне известно, что ты отправишься так скоро, я мог бы послать тебе копию "Горшка с базиликом" - я переписал его.
А вот вольный перевод сонета Ронсара {3} - думаю, он придется тебе по душе. Мне дали почитать сборник его стихов: там много по-настоящему прекрасного.
Природа, щедрости полна благой,
На небесах за веком век таила
Кассандру, наделенную красой,
Что блеском дивным превзошла светила.
5 Амур ее крылами осенил:
Во взоре, властью тайного порыва,
Такой зажегся несравненный пыл,
Что средь богинь пронесся вздох ревнивый.
Едва она ступила в мир земной,
10 Я страстью воспылал: страданье стало
Моим уделом; горек жребий мой
Любовь мне жилы мукой пронизала...
У меня не было при себе оригинала, когда я переводил: содержание концовки я никак не мог вспомнить.
Мне следовало бы навестить Раиса еще раньше, но предписанием Сори я заперт в четырех стенах - и боюсь выходить из-за ночной сырости. - Ты знаешь, что все это сущие пустяки. Скоро я совсем поправлюсь. - О твоем предложении буду помнить, как если бы оно взяло и осуществилось - но, наверное, ничего не получится. Том все еще лежит в постели: нельзя сказать, что ему лучше. Вестей от Джорджа пока нет.
Твой любящий друг
Джон Китс.
25. ДЖЕЙМСУ ОГАСТЕСУ ХЕССИ
8 октября 1818 г. Хэмпстед
Дорогой Хесси,
С Вашей стороны было большой любезностью прислать мне статью из "Кроникл", и я поступил гадко, не поблагодарив Вас за это раньше: простите, пожалуйста. Вышло так, что эту газету я получал ежедневно и сегодняшнюю видел тоже. Чувствую себя в долгу перед джентльменами, которые за меня заступились. {1} Что касается остального, то я теперь начинаю лучше осознавать свои сильные и слабые стороны. Хвала и хула оставляют лишь мгновенный след в душе человека, который питает такую любовь к идеальной Красоте, что становится самым суровым критиком своих произведений. Моя собственная взыскательность причинила мне несравненно больше страданий, чем "Блэквуд" и "Куортерли" вместе взятые. Когда же я чувствую свою правоту, никакая сторонняя хвала не доставит мне столько радости, сколько возможность снова и снова предаваться в уединении наслаждению прекрасным. Дж. С. совершенно прав, говоря о небрежности "Эндимиона". Как ни парадоксально, но не моя вина, если это так. Я сделал все, что было в моих силах. Если бы я выходил из себя и тщился создать нечто совершенное - и ради этого клянчил совета и дрожал над каждой строчкой, я бы вообще ничего не написал. Не в моем характере жаться и мяться. Я буду писать независимо. Я писал независимо, не умея судить здраво. Впоследствии я смогу писать независимо, развив в себе такую способность. Поэтический гений обретает благодать собственными усилиями: ни законы, ни предписания не подстегнут его созревания; ему нужны только самосознание и предельная собранность. Созидательное начало созидает себя само. - В "Эндимионе" я очертя голову ринулся в море и тем самым лучше освоился с течением, с зыбучими песками и острыми рифами, чем если бы оставался на зеленой лужайке, наигрывал на глупенькой дудочке и услаждался чаем и душеспасительными советами. - Я никогда не боялся неудач, потому что лучше уж потерпеть неудачу, нежели не суметь стать вровень с Великими. Но я, кажется, начинаю впадать в декламацию.
Итак, с поклонами Тейлору и Вудхаусу,
остаюсь искренне
Ваш Джон Китс.
26. РИЧАРДУ ВУДХАУСУ
27 октября 1818 г. Хэмпстед
Дорогой Вудхаус,
Ваше письмо доставило мне огромную радость - и гораздо более своим дружеским тоном, чем обстоятельным рассуждением на тему, которая, как принято считать, находит живой отклик среди представителей "genus irritabile". {"genus irritabile" - "ревнивое пламя поэтов" (латин.).} {1} Лучшим ответом Вам будет чисто деловое изложение некоторых моих мыслей по двум основным моментам, которые, подобно стрелкам указателей, направляют нас в самую гущу всех pro и contra {pro и contra - за и против (латин.).} относительно Гения, его взглядов, свершений, честолюбия и пр. - Первое. Что касается поэтической личности как таковой (под ней я разумею тип, к которому принадлежу и сам, если вообще хоть что-то собой представляю, - тип, отличный от вордсвортовского, величественно-эгоистического, который является вещью per se {per se - сама по себе (латин.).} и стоит явно особняком), {2} то поэтической личности как таковой не существует: она не есть отдельное существо - она есть всякое существо и всякое вещество, все и ничто - у нее нет ничего личностного; она наслаждается светом и тьмой - она живет полной жизнью, равно принимая уродливое и прекрасное, знатное и безродное, изобильное и скудное, низменное и возвышенное; она с одинаковым удовольствием создает Яго и Имогену. {3} То, что оскорбляет взор добродетельного философа, восхищает поэта-хамелеона. Внимание к темной стороне жизни причиняет не больше вреда, чем пристрастие к светлой: для поэта и то, и другое - повод для размышления. Поэт - самое непоэтическое существо на свете, ибо у него нет своего "я": он постоянно заполняет собой самые разные оболочки. Солнце, луна, море, мужчины и женщины, повинующиеся порывам души, поэтичны и обладают неизменными свойствами - у поэта нет никаких, нет своего "я" - и он, без сомнения,
самое непоэтическое творение Господа. Поскольку поэт лишен собственного "я" - а я могу таковым назваться, - удивительно ли, если я вдруг скажу, что отныне не намерен больше писать? Разве не может быть так, что в это самое мгновение я склонен размышлять о характерах Сатурна и Опс? Горько признаваться, но совершенно ясно, что ни одно произнесенное мной слово нельзя принимать на веру как идущее из глубины моего собственного "я" - да и как же иначе, если собственного "я" у меня нет?! Когда я бываю в обществе других людей и ум мой не занимают порожденные им же фантазии, тогда "не-я" возвращается к "я", {4} однако личность каждого из присутствующих воздействует на меня так сильно, что в скором времени я совершенно уничтожаюсь: и не только в кругу взрослых - то же самое произошло бы со мной и в детской, среди малышей. Не знаю, насколько понятно я выразился надеюсь, достаточно понятно, чтобы Вам стало ясно, как мало можно доверять всему сказанному мной тогда.
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Поэзия английского романтизма XIX века - Уильям Блейк - Поэзия
- Последняя среда - Михаил Ромм - Поэзия
- Берёзовое озеро. Стихи - Сергей Меркулов - Поэзия
- Нам не спишут грехи… - Игорь Додосьян - Поэзия
- Екатеринбург-Сортировочный - Саша Городилов - Боевик / Поэзия / Русская классическая проза
- Россия - Тимур Джафарович Агаев - Поэзия / Публицистика / Русская классическая проза
- О любви к своей Родине – России. Всё о Можге дорогой и о Воркуте любимой… - Владимир Герун - Поэзия
- Пейзаж за окном. Сборник пейзажной лирики - Божена Мицкевич - Поэзия
- Благовещенье - Ирина Маркова - Поэзия