Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так. Неужели написатель первой редакции опасался показаться неполиткорректным? Вряд ли – тогда и слова-то такого не было. Но почему эпизод с изгнанием из Ростова появляется только в третьей (!) редакции (и при этом не отражен в летописях)? Неизвестно. Однако отнесение по ряду признаков этой редакции ко второй половине XV века наводит на некоторые размышления. Любопытно, что существует письменный источник, относящийся к примерно тому же периоду, что и первая редакция, однако ставящий под сомнение фактическое содержание жития. Речь идет о послании епископа владимирского Симона, адресованном Поликарпу-черноризцу (сей документ, датированный 1225 годом, здесь уже упоминался). Симон ставит Леонтия первым в списке русских иерархов, которые вышли из Киево-Печерского монастыря. Надо учесть, что Симон сам был монахом этого монастыря, поэтому мог быть уверен в своих словах. Кроме того, он опирался на старый «ростовский летописец», содержавший сведения не только о Леонтии, но и по меньшей мере о тридцати выходцах из Печерской обители, ставших епископами в разных уголках Руси от ее крещения до начала XIII века. Ключевский делает вполне логичный вывод, что источники Симона гораздо достовернее жития. При этом, как он пишет, «если известие и о Леонтии почерпнуто Симоном из цитируемого им старого ростовского летописца, то первая редакция жития не пользовалась этим, судя по названию, столь близким к ней источником: по крайней мере, его влияние не отразилось на ней ни одной чертой, а другие редакции решительно противоречат ему. Разобрав элементы сказания о происхождении и прибытии на Русь Леонтия, можно, кажется, обойтись и без примирения противоречивых известий, взятых из совершенно различных источников. Та подробность сказания, что патриарх Фотий является современником св. Владимира, падает сама собою, обличая свою связь с позднейшими историческими источниками, впадающими в ту же ошибку».
Фотий действительно никак не мог иметь отношения к судьбе Леонтия, поскольку умер почти за столетие до крещения Владимира Святославича, не говоря уже о рождении ростовского святителя.
Любопытным моментом в житии является проявление «местного патриотизма»: некоторые списки третьей редакции приписывают Ростову существование архиепископии (хотя в реальности это относилось к Новгороду). Более того, по житию выходит, что Ростов «просвещался» напрямую из Царьграда, без какого-либо участия митрополита Киевского и всея Руси, который в житии даже не упомянут. Что выглядит немного странно, ведь именно митрополит и ставил епископов, и вообще руководил распространением христианства. Расшифровывая эту «странность», Ключевский писал: «Непосредственные сношения Ростова с Константинополем – черта, заметная и в другом ростовском сказании, отличающемся столь же сильной легендарностью, в житии преподобного Авраамия. При мутности источников, из которых черпали оба жития, здесь, без сомнения, имела свою долю влияния память о первых двух епископах Ростова, прибывших из Царьграда и посвященных патриархом. Но объяснению этой черты в житии Леонтия, кажется, может помочь еще одно обстоятельство, обыкновенно забываемое при этом. Возобновление памяти о Леонтии в Ростове, вызванное обретением его мощей, совпало по времени с одним движением в ростовской епархии, начатым Андреем Боголюбским с помощью Феодора, впоследствии ростовского епископа: оба они хлопотали отделить ростовскую кафедру от киевской митрополии и, переместив ее во Владимир, сделать из нее вторую митрополию в России. Сам Феодор принял епископский сан прямо от патриарха в Константинополе, на пути в Ростов не заехал в Киев к митрополиту за благословением и, заняв кафедру, придавал особенное значение своей непосредственной зависимости от патриарха. «Не митрополит мя поставил, – говорил он, – но патриарх во Цареграде; да убо от кого ми другого поставлениа и благословениа искати?» В его именно епископство отстроен был каменный Ростовский собор и совершено первое перенесение мощей святого Леонтия (1170), после чего вскоре составлено было и первое сказание о нем; под влиянием феодоровских взглядов могла составиться или развиться основа предания о ростовском просветителе, с большей или меньшей полнотой входившего во все редакции жития. Невозможно решить, в каком виде занесено было это предание, столь согласное с стремлениями Феодора, в начальное сказание, составленное при князе Андрее, но мы знаем, что это последнее подверглось новой обработке несколько десятилетий спустя, при епископе Иоанне, когда были причины уничтожить следы стремлений Феодора, возбудившего ими сильное негодование в высшем духовенстве и оставившего по себе черную память…»
Вот так – восславление Леонтия и Исайи по сути было запущено ради обоснования претензий Суздальской земли на собственную, независимую от Киева метрополию. Однако «обработка» жития не затронула эпизода с якобы греческим происхождением Леонтия. В связи с чем уместно вспомнить епископа Ефрема, современника ростовского святителя, которого после его пребывания в одном из византийских монастырей и по традиции первых лет после крещения Руси (когда на верховных постах в церковной иерархии оказывались византийцы) считали греком.
В.О. Ключевский, в отличие от митрополита Макария и Е.Е. Голубинского, поддерживал версию о мученической кончине ростовского святителя, ссылаясь на то, что «Симон не имел побуждения, понятного в ростовском источнике, смягчать рассказ о судьбе Леонтия». Впрочем, гораздо существеннее выглядит его вывод о том, что «местная память в XIII веке и после вообще преувеличивала просветительные успехи Леонтия». В целом оценка жития как исторического источника, с точки зрения Ключевского, крайне невысока: «В древнейших уцелевших источниках нашей истории до Андрея Боголюбского не сохранилось письменных следов памяти о св. Леонтии. Она, по-видимому, впервые стала возобновляться и слагаться в сказание со времени обретения мощей, то есть почти сто лет спустя по смерти святого».
То есть житие опирается на современные ему (по крайней мере, первой его редакции) материальные следы пребывания Леонтия на Ростовской земле (например, загородный храм архангела Михаила) и местное смутное видение Константинополя как прямого источника изначальной христианской проповеди в Ростове, укрепляемое изрядной удаленностью от Киева и местными устремлениями к государственной и церковной самостоятельности времен княжения Андрея Боголюбского. Однако эти источники способны сообщить житию лишь дополнительную неопределенность – занесенные в текст выдержки из летописей не имеют отношения к самому Леонтию и не всегда верны. Достоверно подана лишь часть, повествующая о посмертном церковном прославлении святого. Ключевского такая невнятица подвела к выводу, что «достоверные известия о Леонтие были утрачены в ростовской письменности уже к концу XII века, растворившись в смутном предании и оставив слабые следы на юге, в Киево-Печерском монастыре, откуда и вынес их епископ Симон». Однако это лишь предположение ученого, а не достоверный факт.
Итак, вполне доказанным может считаться лишь то, что Леонтий был епископом ростовским в названный период – не позднее 1051-го он прибыл в город и не позднее 1077 года оставил этот мир. И жил, надо думать, праведно. Ни один из прочих сообщаемых житием и летописями эпизодов его биографии не обладает достаточной подтвержденностью и подробным непротиворечивым описанием. То есть ни чудо обращения язычников к вере Христовой после неудавшегося (или удавшегося) убийства, ни мирная, равно как и мученическая кончина (несомненно, он все-таки умер – так или иначе), ни посмертные чудеса, связанные уже с мощами святого Леонтия, не выглядят – при такой достоверности-то – основанием для канонизации. Понять Андрея Боголюбского и его верного соратника Феодора можно – других (более подходящих) кандидатов в сугубо местные святые, видимо, не было. Однако тот же Исайя, его преемник, канонизированный вместе с Леонтием, строил храмы и разрушал языческие капища, и действительно способствовал заметному распространению христианства. То есть сделал куда больше – при том, что был епископом Ростовским едва ли не вдвое меньший срок (примерно с 1077 по 1090 год, то есть 13 лет – против 20–30 у Леонтия).
Впрочем, Леонтий – далеко не единственный подобный случай. По крайней мере, он существовал в реальности…Андрей Боголюбский, великий князь Владимирский
Андрей Юрьевич, прозванный Боголюбским, князь Вышгородский, Дорогобужский, Рязанский, великий князь Владимирский, причисленный к лику святых Русской православной церковью, оставил заметный след в «домонгольском» периоде русской истории.
У князя Андрея были знаменитые предки. Он приходился сыном Юрию Долгорукому, дедом же его был сам Владимир Мономах. Прозвание «Боголюбский» князь получил еще в юности – за вдумчивое знание многих молитв, прилежание в богослужебных делах и великую духовную устремленность. Говорили, что от деда своего князь Андрей унаследовал любовь к слову божию и склонность искать поддержку в Писании в самых разных обстоятельствах своей жизни. При этом Андрей не бежал мирских дел, был достойным сыном своего отца, показал себя храбрым воином, участвуя во многих военных походах своего отца и зачастую оказываясь в самой гуще сражений. Порой только божье заступничество спасало князя от неминуемой смерти. Однако Андрей Юрьевич показал себя не только полководцем, но и миротворцем – нечастое явление в те воинственные времена. В нем сочетались воинская доблесть и милосердие, рачительность хозяина и великое смирение. Вместе с отцом он строил Москву и другие города, украсил новыми храмами Ростов, Суздаль, Владимир… Годы спустя он мог сказать, исполненный удовлетворения, что «белую Русь городами и селами застроил и многолюдною сделал». Белой Русью тогда называли Суздальскую землю – это потом монгольское нашествие передвинуло сей топоним далеко на запад.
- Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - Сергей Фирсов - Религиоведение
- Человек и Церковь. Путь свободы и любви - Этери Чаландзия - Религиоведение
- Православные христиане в СССР. Голоса свидетелей - Ольга Леонидовна Рожнёва - Биографии и Мемуары / Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Правда о православных "святых" - Анатолий Белов - Религиоведение
- Православная энциклопедия - Аурика Луковкина - Религиоведение
- Сатанизм для интеллигенции - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон" - Религиоведение
- Московская Знаменская церковь на Шереметевом дворе и Романов переулок - Сергей Выстрелков - Религиоведение
- Болезнь в свете православного вероучения - Жан-Клод Ларше - Медицина / Православие / Психология / Религиоведение / Прочая религиозная литература / Религия: христианство
- Ближний Восток — колыбель Православия - Александр Трубников - Религиоведение
- Церковный суд и проблемы церковной жизни - Елена Белякова - Религиоведение