Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Питере он поступил на заочное юридическое отделение университета, и, нарисовав себе поддельную прописку, вскоре пошел работать грузчиком (мускулатура у него и правда была будь здоров). Получив диплом, он устроился в эти полулегальные «Рога и Копыта», где я его, на свою беду, и подобрала. У нас закружился-завертелся совершенно космический роман, и через три недели Корецкий переехал ко мне жить. До этого он долгое время обитал в ужасной коммуналке, где по дешевке снимал комнату у бабы Зои.
Марат пусть пока попьет кофейку или сходит в туалет. Назовем это рекламной паузой, но я расскажу тебе про эту бабку. У меня есть для этого причины, поверь уж на слово.
– Минуточку. История бабы Зои. Я слушаю тебя внимательно…
С малолетства баба Зоя промышляла воровством. В этом деле ей не было равных, настоящий мастер. Реинкарнация Соньки Золотой Ручки. Слава маленькой Зойки-карманницы гремела по всему криминальному Питеру. Однако после войны Зоя вдруг завязала с воровством и стала образцовой советской гражданкой, ткачихой высшего разряда. Она прожила долгую, но очень одинокую жизнь. Ни мужа, ни детей у нее никогда не было. И вот теперь на старости лет бабке снова пришлось вспомнить свою первую «профессию». На пенсию старому одинокому человеку было не прожить. Как правило, по выходным, когда в магазинах толчея и суета, баба Зоя пристраивалась в продуктовом отделе к какой-нибудь даме, одетой побогаче, и, прижимаясь к ней, делала вид, что пытается разглядеть за стеклом ценник на колбасу. Просила что-то подсказать, ужасалась дороговизне, уточняла еще раз цену. В общем, отвлекала внимание клиента. И пока дама пыталась понять, что именно бабке нужно, та ловко вытаскивала из сумочки кошелек и растворялась в толпе.
«Баба Зоя, а если поймают?» – всегда восхищалась я бабкиной смелостью.
«Так ловили деточка, ловили. Мне ведь уже 88 лет. Что с меня взять? Сажать поздно, а бить меня бесполезно. Милиционеры боятся – я ведь окочуриться могу прямо на руках, а им отвечай – похороны организуй за свой счет, перед начальством отчитывайся. Вот они поругают, водочки нальют, пожалеют, да и отпустят с богом. Так что чего бояться? Даже если и умру там, в кутузке, все ж лучше, чем дома в одиночестве».
Показывая свои скукожившиеся от старости тюремные татуировки, бабуля, пока Корецкий ходил в магазин за шампанским, иногда рассказывала мне о своей счастливой юности: «Подумаешь, два раза сидела по малолетке. Зато красивая была, молодая. Я уже в свои тринадцать была абсолютной женщиной, мужики в очередь стояли с подарками. Драгоценностей, Несска, у меня был целый ящик. А среди них даже царское кольцо одно, старинное. Говорили, что кто-то из солдат во дворце украл, когда Зимний брали». Но после войны баба Зоя с этим делом завязала. Говорила, что после блокады ни на деньги, ни на драгоценности смотреть не могла.
«Ой, девочка моя, ювелирки во время войны море было, в любой квартире бери – не хочу, – однажды подпив шампанского, исповедовалась она мне. – Как-то раз, в 42-м, кажется, когда голод был в Ленинграде лютый, иду мимо Спаса-на-Крови, смотрю – дверь в церковь приоткрыта. Я решила, что служба идет, думаю, зайду, хоть погреюсь немного. Помолюсь заодно. Грешна была, как сволочь. Ну, думаю, такое время сейчас адское, может, бог и простит. А народу внутри – тьма тьмущая, я с трудом протолкнулась. Вокруг темно, только лампадки тускло горят. Смотрю, рядом со мной девчушка стоит, лет 17, наверное. Такая же, как я. Только худая-прехудая, как тростинка. К стене прислонилась и спит, а во сне улыбается. Шея длинная, как у страусенка, а на ней цепочка с кулоном – в середине зеленый перламутр, а на нем козлик выпуклый из бриллиантов. Сверкает, будто лед под солнцем. Красота неземная. Ну, тут я и не удержалась. Пригляделась, заметила, что цепочка слегка расстегнута, и легонько потянула ее на себя. Черт меня дернул это сделать, прости Господи, душу грешную. И как только я дернула за кулон, девушка стала падать. И другие люди тоже. Дальше, милая, все, как в страшном сне было, до сих пор от него не могу избавиться. Я вдруг смотрю, а они все – мертвые. У многих глаза открыты и смотрят на меня так холодно и зло, что сердце останавливается от ужаса. Зубы оскалили, и пар изо рта у них идет серого цвета. Я ору диким голосом, пытаюсь выбраться из церкви, а они не дают. Хватают за руки, за ноги. Всюду синие лица, а выхода не видно, слишком серо, темно вдруг стало от того пара. Я упала на пол, пытаюсь ползти – все бесполезно, не пускают мертвецы меня. Я стала задыхаться и вдруг вижу – та девчонка, у которой я цепочку сняла, глаза открыла и показывает мне куда-то рукой. Я увидела приоткрытую дверь и рванула к ней из последних сил. Не помню даже, как оказалась на улице. Вылетела из дверей и столкнулась с двумя женщинами. Увидев меня, они со страху даже перекрестились – видимо, я уже была похожа на труп. «Ты что, говорят, девочка, тут делаешь, тут детям не место!» И начали что-то с санок стаскивать. Смотрю, а они чье-то тело привезли. И тогда я поняла, откуда там столько мертвецов. Это были самые тяжелые месяцы блокады, когда трупов было столько, что их негде и некому было хоронить. Попробуй, прокопай землю, когда на дворе тридцать градусов мороза! Вот и ставили их в церковь, как столбики, чтобы больше влезало, лишь бы только на улице не валялись.
После того случая я больше чужого не брала. Много красивых вещей было вокруг – и на людях окоченевших, и просто в шкатулках, в чужих стылых квартирах. Двери все открыты. Выбирай что хочешь – хозяевам-то больше ничего не нужно. Я часто ходила, просто смотрела. Честно скажу, проверяла себя – понравится мне хоть что-нибудь или нет. Надо же было чем-то заняться, чтобы о еде не думать. Только все это были мертвые вещи, мертвое золото. Как только ты к нему прикасался, сразу чувствовал, как веет загробным холодом. А девушка та потом часто ко мне приходила. Стоит в углу и улыбается той улыбкой потусторонней. Вот и сейчас как украду что-нибудь – сразу появляется. Не нравится ей, что я так себя веду на старости лет…»
После таких воспоминаний баба Зоя обычно начинала плакать. С одной стороны, она боялась смерти, но с другой – очень устала жить. Соседи по коммуналке бабку не любили и, зная по ее же рассказам о «воровской молодости», прятали на ночь даже зубные щетки. Бабка от этого искренне страдала, она не понимала, почему ее все не любят и избегают. Я часто ее жалела, давала деньги или покупала сладости, хотя Корецкий этого не одобрял. «Старая ведьма с меня и так дерет втридорога за комнату, а ты ее еще приваживаешь, – говорил он. – Скоро она в моей кровати спать будет вместо тебя». Тут следует отметить, что, несмотря на мое восхищение бабкиной жизненной силой, я не могла в комнате Корецкого заниматься с ним любовью. Я даже дышала там с трудом от страха, что злостные болезнетворные бациллы только и ждут, когда я открою рот, чтобы проникнуть вовнутрь и начать терзать мое прекрасное тело. Любимый чувствовал, что я умираю в этой норе под названием «жилье», и искренне страдал от чувства собственного бессилия. Чтобы избавить его от лишних комплексов неполноценности, мне ничего не оставалось, как предложить ему свою трехкомнатную квартиру в свежевыстроенном доме. Когда мы переезжали, баба Зоя рыдала навзрыд. Так уж сложилось, что я была единственным человеком, который тепло к ней отнесся за последние тридцать-сорок лет. На прощание она сказала: «Береги себя, деточка. Ты вот с виду такая-растакая деловая, сильная, как мужик, а сердце у тебя что та соломинка, хрупкое. Жаль будет, если сломают».
А вскоре бабульки не стало. По глупости она попыталась обчистить Барсика. Дело было в супермаркете, и в тот момент, когда потенциальная «жертва» отвлеклась и стала разглядывать плавающих у прилавка в мутной воде карасей, баба Зоя попыталась вскрыть замок сумки. Она не знала, что Барсик – это определенный тип мужчины, вся жизнь которого заключена в маленькой сумочке-борсетке с большим замком. Именно ее он ежедневно (а может, и еженощно) крепко сжимает в кулаке. В маленькой кожаной сумочке лежит все, что составляет его личность, – паспорт, мобильный телефон, деньги. Без борсетки он полностью потеряет самоидентификацию и перестанет понимать, на каком свете находится. В данном случае посягательство на сумочку приравнивается к попытке покушения на его душу. И соответственно, как только мужик в магазине обнаружил, что баба Зоя за его спиной своими иссохшими до кости пальцами аккуратно расстегивает замок борсетки, он дал ей со всего размаха в лоб. Бедная моя бабка замертво упала на стойку со льдом, рядом со свежей рыбой и креветками по 2000 рублей за килограмм. По случайному стечению обстоятельств в том же магазине оказалась ее соседка по коммуналке. На похоронах она рассказала мне, что вокруг поднялась паника, народ стал убегать из магазина так стремительно, будто мертвая старуха была под завязку начинена взрывчаткой. А потом сквозь шум прорезался дикий крик. Это орала заведующая рыбного отдела. Ее мало волновало, что убили старуху. Но бабка измяла дорогие креветки. Кто теперь их купит с поломанными хвостами? Под шумок Барсик быстро слился из магазина, и далее история о его судьбе умалчивает.
- Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - Боб Шоу - Социально-психологическая
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Анти-Горбачев - Сергей Тамбовский - Альтернативная история / Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Преобразователь - Ольга Голосова - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Венедская держава. Плацдарм - Евгений Дудченко - Альтернативная история / Попаданцы / Социально-психологическая