Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему вы рассказываете это мне? — сдержанно спросил Франкенштейн.
— Я не верю в самоубийство Гитлера, но я не верю и в то, что Франция молча снесет оскорбление, которое к тому же скомпрометирует ее политическую состоятельность в глазах малых стран, ведь для них она всегда была старшим партнером и покровителем. А что будут вынуждены думать новые союзники Франции?
— Я надеюсь на дипломатическое влияние Кремля.
— Слова, слова, слова… Гитлер помнит эту реплику из «Гамлета».
— Но если к голосу России и Франции присоединится Великобритания? Господин посол, мне известно ваше политическое влияние, ваши возможности, те, которые помимо официальных тоже имеют немалый вес… Может быть, стоит заранее, опережая Гитлера, сделать совместное заявление или, например, заключить тройственный договор на случай попыток нарушить Версальский?
— Двадцать пятого февраля, — задумчиво проговорил фон Франкенштейн, — я был приглашен на завтрак к фон Хешу. Он сказал мне, что английское правительство не будет действовать, если германские войска вступят в Рейнскую зону. Французы, разумеется, вы правы, оглянутся на Лондон. Так что разрыв Локарнских соглашений, как мы видим теперь, уже подготовлен дипломатически. И Кремль уже остался в одиночестве с любыми благими пожеланиями.
— Может быть, вам стоит еще раз переговорить с фон Хешем?
— Фон Хеш не любит Гитлера. А на Вильгельмштрассе недовольны фон Хешем. Для него добровольная отставка была бы благом. Ибо… Ибо ходит немало самых разных толков, — слово «разных» Франкенштейн выделил голосом, и оно прозвучало зловеще. — Но я не могу не предупредить его, не могу ему не сказать… Хотя поставлю его в неприятное положение. Мы оба… старые дипломатические волки, у нас обоих нет семьи, нет друзей и иных интересов. Я не представляю жизнь вне… Фон Хеш, увы, тоже. Но я думаю, фон Хеш еще на что-то надеется. Я служить Гитлеру не стану, — Франкенштейн грустно покачал головой.
Дверь кабинета вдруг приоткрылась, на пороге стояла миссис Трайден. Она, казалось, смутилась, увидев в кабинете посла представителя прессы, — вдруг этот разговор носит официальный характер, а она заглянула случайно.
И О'Брайн подумал, что француженка рассчитывала застать посла одного.
Неловкую ситуацию женщина разрядила по-своему: улыбнувшись, Одиль извинилась и попросила у мужчин дать ей прикурить. «Вот, — она подошла к письменному столу посла и пощелкала большой, блестящей зажигалкой из нержавеющей стали, — какая досада, кончился бензин…»
В холле, прислонившись к колонне, стоял Фриц Дост. По лестнице спустилась сияющая Одиль. Увидев Доста, направилась к нему.
— О, барон! Благодарю за зажигалку, но не забудьте в следующий раз ее заправить, — громко проговорила она.
Обескураженный Дост взял зажигалку, вопросительно глядя на Одиль. Она прикрыла глаза — значит, все в порядке. Под презрительными взглядами англичан — разве порядочные женщины так кричат в обществе? — Одиль надела пальто, поданное супругом, и покинула посольство.
Своей новой любовницей Фриц Дост был весьма доволен. Он давно заметил ее внимание к своей особе. Романчик развивался легко и непринужденно. Как выяснилось, представление Доста о природном легкомыслии француженок оказалось в целом правильным. В то же время Одиль оказалась не только веселой подружкой, но и сообразительным, дельным помощником. Деловая активность Одиль, пожалуй, возросла после ее поездки в Париж, ездила домой навестить тетушку. Невероятно, в Париже Одиль смогла выяснить, что Иден хранит ценные бумаги в бюваре, который держит на рабочем столе. Бювар этот подарил Идену австрийский посол. У Франкенштейна было два таких бювара, так что второй и сейчас находится у него. А самое главное, после поездки в Париж Одиль нашла человека в Форин офис, который имеет доступ в апартаменты Идена. Он готов помочь им за большие деньги. Так постепенно у Доста и Одиль сложился план похищения. Признали целесообразным подменить бювар Идена копией. Потом Дост проникнет в министерство, и тот человек передаст ему бювар со всеми бумагами.
Вчера Одиль сказала: «Я сумею попасть в кабинет Франкенштейна и сфотографирую бювар, так что давай свою зажигалку. Но уже твоя забота, господин барон, сделать копию. В конце концов бювар с меморандумом нужен вам…»
Дост заметил, что с каждым днем инициатива все больше переходит к Одиль. Почему она так старается? — поражался он. Неужели он настолько покорил ее сердце? При первом удобном случае он прямо спросил об этом.
— Это выгодно Франции, — без обиняков, с обезоруживающей откровенностью ответила она. — Если немцы будут знать правду о том, что о них думают англичане, они не сунутся во Францию. Потому что ваш Гитлер… — и тут с хорошеньких, ярко накрашенных губок Одиль полетели такие выражения, которые Дост последний раз слышал на берлинских окраинах от прачек, отстирывающих солдатское белье. У него вытянулась физиономия. Одиль это сразу заметила и вдруг улыбнулась, потрепала Фрица по рыжей голове. — Не дуйся, дорогой! Все будет о'кей! Ты получишь повышение. Видишь, я стараюсь не только для Франции. Ты получишь новый чин, человек из Форин офис — деньги. Одной лишь мне не надо ничего… Кроме твоей любви, дорогой…
Дождавшись, когда концерт окончится, Дост направился в германское посольство. Там в специальной лаборатории обработали микропленку. Отпечатки получились вполне удачными, цвета ясно просматривались. Дост решил, что изготовление копии бювара он поручит Дорну, у Дорна много знакомых среди русских умельцев, которые, как известно, английскую блоху подковали.
IX
Князь Багратиони получил приглашение на музыкальный вечер в австрийское посольство, но был вынужден от него отказаться — он сам устраивал в этот день обед в своем поместье Бивер-хилл для молодых сотрудников штаба РОВС и лондонского отделения «Лиги по борьбе с III Интернационалом». Среди приглашенных был Роберт Дорн.
Дорн приехал в Бивер-хилл на автомобиле вместе с Борисом Лихановым и молодым князем Васильчиковым.
— Здесь Гольфстрим чувствуется сильнее, чем в Лондоне, — говорил Лиханов, выходя из машины. — Снега почти нет, травка пробивается, дышится куда легче. Устал я от дымов Ист-Энда.
— Скажи спасибо, что не живешь в Манчестере, — отозвался Васильчиков. — Я бывал там, — он выразительно покачал головой, снял шоферское кепи и пошел к дому. Дорн двинулся за ним.
— Дорогая княгиня, я приехал проститься, — заявил Васильчиков хозяйке дома. — Все. Еду в Россию.
Три девушки в белых вечерних платьях, стоящие рядом с матерью, переглянулись.
Мария Петровна всплеснула руками:
— Боже мой, Женя… Да как же ваша матушка, как старый князь?!
— Уверяют, что прокляли, — беспечно отозвался Васильчиков. — Но я не в силах переубедить их. Нам следовало бы всем заново родиться. Впрочем, я успел заметить, что немногие понимают мое стремление жить на Родине и приносить ей пользу в строительстве социализма. Образование у меня вполне достойное, я ведь инженер. А здесь у меня практически нет перспектив.
— Кто бы мог подумать! — воскликнула старшая княжна Валентина. — А я считала вас бальным танцором и только… Давайте, мсье Эжен, заключим… как это? Стало крайне модно… Фиктивный брак! Тогда вы увезете меня в Москву. Я так хочу в Москву я ведь там выросла, помню все хорошо, и храм Христа Спасителя, и Большой театр, и Нескучный сад… Да вот папенька… Не отпустит.
Молодежь рассмеялась, но мать строго посмотрела на Валентину:
— Какой стыд! Пожалей мои уши.
— А я Москвы не помню, хотя тоже родилась там, — примирительно сказала младшая, Нина. — Юля, да и ты, наверное, помнишь Петербург и Москву едва-едва… — обратилась она к сестре. — Так что будем считать, господа, наша Родина далеко, а дом здесь… Сейчас и не модно быть патриотом, границы сдвигаются и меняются по воле политиков. Была раньше Австро-Венгрия… А теперь? Я даже не берусь перечислить все возникшие государства! Или… Была Ижорская и Чухонская земля. Теперь — государство Финляндия. И нет форта Гельсингфорс, есть Хельсинки.
— О, молоденькие девушки пытаются рассуждать о политике? — раздался голос Багратиони, он входил на веранду с тремя офицерами. — Пять часов. Пора к столу. Господин Дорн… Наш новый гость уже представлен дамам? — он подошел к Дорну. — Господин Дорн, лесопромышленник. Прошу любить и жаловать. Господин Дорн, вам не скучно среди чисто русских проблем — Родина, патриотизм, сменовеховцы, младоэмигранты?… Наше здешнее общество кипит этими проблемами. Борис, — обратился к Лиханову, — вы уезжаете или нет?
— Не думаю, — сухим резким тоном ответил Лиханов, — что от моей руки погибло больше красноармейцев, чем их было повешено генералом Слащевым. Однако ему разрешили вернуться чуть ли не в двадцатом году.
- «Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота (сборник) - Владимир Першанин - О войне
- Командир штрафной роты - Владимир Першанин - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Спецназ, который не вернется - Николай Иванов - О войне
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- Новый год - Ирина Николаевна Кашкадамова - О войне
- Бой без выстрелов - Леонид Бехтерев - О войне
- Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов - Владимир Першанин - О войне
- Words of War - Apkx - Контркультура / Поэзия / О войне
- Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера - Гюнтер Бауэр - О войне