Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато трескотни о светлом будущем было изрядно. Даже чересчур. Не одному Мазуру казалось: что-то вертится вхолостую, а что-то совершается зря. Вот только ни он, ни другие, даже повыше его чином, со своим особым мнением не высовывались, трепались о здешних сложностях исключительно за бутылочкой – потому что их мнение нисколечко не интересовало тех, кто принимал судьбоносные решения.
Мазур прекрасно помнил, что в иных местах и подобные революции, и их творцы кончили крайне печально (кое-где он побывал сам, а однажды своими глазами видел финал) – и от этого на душе было скверно. Потому что эти ребята ему по-настоящему нравились – молодые, энергичные, как черти, горевшие яростным, неподдельным желанием перестроить все, что возможно, сделать счастливыми абсолютно всех. А уж очаровательная Лейла, словно из «Тысячи и одной ночи»…
Присутствующие отложили бумаги, встали за столом, одергивая френчи. Генерал Касем вблизи, как это обычно водится, нисколечко не походил на парадные портреты и красочные плакатные подобия – под глазами морщинки и мешки, осунувшееся лицо предельно уставшего человека. Остальные выглядели не лучше – вот разве что Барадж сиял румянцем во всю щеку да Лейла, как очаровательным девушкам и положено в любых передрягах, выглядела удивительно свежо, хотя пахала не меньше мужиков. Министерство образования в здешних непростых условиях было отнюдь не синекурой, да вдобавок занималось не только просвещением масс, но еще агитацией и пропагандой.
Генерал Касем застегнул верхнюю пуговицу френча, выпрямился и с деловитостью человека, спавшего обычно четыре часа в сутки, громко сказал:
– Прошу внимания, товарищи!
Все встали по стойке «смирно», Мазур в том числе, стараясь не смотреть в темные глазищи Лейлы. Дражайшая супруга в чем-то права: ничего не было, но вот мысли куда прикажете девать?
Касем зыркнул куда-то за спину Мазура, и из-за угла вынырнул бравый полковник столь же юного возраста, подал вождю большую синюю коробку. Воцарилось молчание, все стояли неподвижно.
Мазур стоял навытяжку, подчиняясь общей торжественности момента, хотя до сих пор представления не имел, в чем тут дело и по какому поводу щелкают каблуки.
Касем отчеканил с таким видом, словно с превеликой радостью мог отрапортовать наконец о наступлении полного и законченного светлого будущего, так что с неба вот-вот посыплются жареные перепела и ананасы в шампанском:
– Товарищ капитан-лейтенант! В ознаменование ваших выдающихся заслуг по обороне рубежей Народно-Демократической Республики Эль-Бахлак от агентов мирового империализма и остатков феодальной реакции Революционный Высший Совет принял решение наградить вас высшим военным орденом республики «Звезда отваги»!
Он сделал шаг вперед, одновременно открывая ту самую синюю коробку, достал из нее регалию, выпустил коробку не глядя, и юный полковник, конечно же, успел подхватить ее на лету. Тут только Мазур опомнился, без всяких мыслей и эмоций, подчиняясь скорее въевшимся в подсознание уставным нормам, тоже шагнул вперед, и они встали лицом к лицу. Президент и генерал в одном лице с приобретенной за последние два года сноровкой вмиг прикрепил к его белоснежной рубашке помянутый высший орден: восьмиконечную звезду золотистого цвета со множеством мелких лучиков меж главными, наложенную на перекрещенные сабли, с эмалевым ало-голубым медальоном, на котором во весь опор несся куда-то лихой всадник с воздетой саблей.
Судя по весу чуть-чуть оттянувшей рубашку звезды, она была изготовлена, уж конечно, не из золота или иного драгоценного металла – довольно легкая даже для бронзы. Но, как известно, дареному коню… Люди искренне старались сделать ему приятное, что уж тут привередничать? Вытянувшись еще более, Мазур в последний миг вспомнил здешнюю обрядовую формулу и, едва не выпалив по привычке «Служу Советскому Союзу!», рявкнул:
– Слава революции и народу!
Полковник, успевший за это время куда-то подевать коробку, проворно свернул пробку бутылке с шампанским и наполнил бокалы с проворством опытного официанта. Надо полагать, давно уже состоял при здешнем политбюро. Молодые генералы, как Мазур был наслышан, любили вспрыскивать любое мало-мальски достойное внимания событие вроде сегодняшнего: не столько из скрытого алкоголизма, сколько еще и в знак своего презрения к «средневековым и отжившим» исламским традициям, как известно винопитие решительно запрещавшим. Бокалы из хорошего хрусталя тоненько запели, касаясь друг друга.
С непроницаемым лицом выслушивая поздравления от генералов, Мазур подумал тем временем, что с подобными регалиями дело иногда обстоит самым непредсказуемым образом. В свое время ему уже пришлось запихать подальше в ящик стола две подобных звезды – потому что в тех странах решительно поменялась власть, и победители под горячую руку отменили введенные предшественниками ордена. А вот в третьей стране власть хотя и перешла в руки ярых противников прежнего режима, но все они были сами увешаны ранешними наградами и потому оставили все в неприкосновенности. Человеческая психология, конечно. Мало у кого хватит духу росчерком пера ликвидировать свои же собственные награды.
Он едва успел допить, как высоченная дверь за спиной распахнулась с совершенно неподобающим шумом, влетел человек в столь запыленной форме, что невозможно было определить ее цвет, с болтавшимися на шее мотоциклетными очками – и, не обращая внимания на Мазура, возбужденно затараторил что-то непонятное.
Члены политбюро мгновенно встрепенулись, лица стали озабоченными и тревожными. Асади что-то быстро спросил, и курьер выпустил пулеметную очередь загадочной скороговорки. Дураку было ясно: случилось что-то если и не скверное, то, безусловно, неожиданное, требовавшее немедленного обсуждения. Генерал Касем бросил на Мазура страдальчески-смятенный взгляд, полностью подтверждавший первоначальную догадку, – а Барадж с Асади уже наперебой толковали что-то президенту, судя по некоторым признакам, совершенно противоположное, и ему требовалось не то что срочно принять решение, а хотя бы осознать обе точки зрения… Словом, в одночасье стало не до свежего кавалера – и Мазур стал тихонечко пятиться к выходу, чтобы не добавлять неразберихи.
Он был уже в коридоре, меж безмолвных стражей, когда следом энергичным шагом вышла Лейла, смущенно улыбнулась:
– До чего неловко все получилось. Ты не сердись, пожалуйста.
Общались они, разумеется, по-английски, а в этом наречии, как известно, нет слов «ты» и «вы», каждый раз приходится корректировать по обстоятельствам, как именно обращается к тебе собеседник. Коли уж речь шла об очаровательной девушке, пусть и в ранге министра, Мазур давно уже постановил для себя, что «you» в ее розовых устах означает как раз «ты». Так оно приятнее.
Быть может, так на самом деле и обстояло, поди пойми… Восток – дело тонкое.
– Да что ты, – сказал Мазур. – Я прекрасно все понимаю. Случилось что-то?
– Да нет, глупости, – пожала она плечами с напускной беззаботностью. – Просто вопрос требует немедленного решения…
Мимо них размашисто прошагали, почти пробежали трое офицеров, прямо-таки ворвавшиеся в зал заседаний политбюро без стука и при молчаливом согласии стражи. Едва не столкнувшись лбами с передним из них, оттуда выскочил Асади и, махнув рукой стоявшим в углу приемной трем офицерам в синих беретах, поспешил прочь. Офицеры, придерживая огромные пистолетные кобуры, рысцой припустили за шефом. Мазур уверился, что дело все же нечисто – переполох разворачивается нешуточный. Да и Лейла улыбалась, пожалуй, вымученно.
Решившись, она сказала, понизив голос:
– Выступление в пехотном полку, в Джомарате… Нет, никакой это не мятеж, именно выступление… Что-то вроде митинга. Ничего трагического, Асади справится, такое случалось уже, солдаты попросту чем-то недовольны…
– Я понимаю, – сказал Мазур.
И подумал, что такие «выступления» в последнее время подозрительно участились, Лаврик поделился по секрету не далее как вчера. Есть у подобных солдатских митингов поганая тенденция перерастать из количества в качество.
– Если ты не спешишь, зайдем ко мне, – сказала Лейла, отчаянно пытаясь придать себе вид полнейшей беспечности. – Хочу кое-что показать.
Уйти сейчас означало бы ее всерьез огорчить, и Мазур послушно поплелся следом по длинным переходам, мимо бесконечных плакатов и портретов. Встречные таращились на его регалию с нешуточным почтением, а кое-кто даже размашисто козырял: высший орден, да еще с саблями – и в Аравии высший орден.
Кабинет Лейлы был огромен – как все помещения здесь. В султанском дворце попросту не было тесных каморок. Несколько составленных впритык канцелярских столов завалены агитпродукцией во всем ее нехитром разнообразии. Примостившись на уголке самого дальнего стола, юнец в военной форме, в очках, самого что ни на есть штатского вида, сосредоточенно водил кисточкой по огромному листу белоснежной бумаги. Мазур разглядел очередную улыбчивую белозубую физиономию, к которой еще предстояло пририсовать то ли мундир, то ли чистенькую крестьянскую джаббию.
- Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Александр Бушков - Боевик
- Пиранья. Черное солнце - Александр Бушков - Боевик
- Пиранья против воров-2 - Александр Бушков - Боевик
- Алмазный спецназ - Александр Бушков - Боевик
- Под созвездием северных Крестов - Александр Бушков - Боевик
- Возвращение пираньи - Александр Бушков - Боевик
- Тайга и зона - Александр Бушков - Боевик
- Грозовой перевал - Игорь Афонский - Боевик
- Крючок для пираньи - Александр Бушков - Боевик
- На то и волки – 2 - Александр Бушков - Боевик