Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задуманный обед вскоре действительно состоялся, и Петер стал частым гостем в доме Эстер. Это бросилось в глаза даже Алторьяи.
— Послушай, дядя Дани, — как-то сказал Пишта, — поведение Петера мне что-то не нравится. Еще не хватает, чтобы он напоследок влюбился в мою невесту. Каждый раз я застаю его у вас. Что он там делает?
Старый лис пожал слегка плечами и захихикал.
— Juventus ventus! [Молодость ветрена! (лат.)] Мирятся, мой дружок, они все мирятся. Не беспокойся! Свет не видал еще таких наивных детей: вечно сердятся друг на друга, и всегда мне приходится их мирить.
* * *
В Греции было семь мудрецов и всего лишь одно кресло, в котором полагалось сидеть мудрейшему. Каждый из семи мудрецов предлагал это кресло другому. Это соадавало весьма большие затруднения.
В Венгрии восемь таких кресел, но мудрец лишь один (иногда и одного-то нет). Вот это действительно затруднительное положение. Приходится усаживать в кресла и немудрецов.
Эти немудрецы отнюдь не такие скромные, как греческие философы. Никто из них не уступает кресло другому. Напротив, каждый рад бы вскарабкаться разом на все восемь, если бы это было возможно.
В те дни как раз подбирали министров. Кабинет перестраивался. Это было большим событием для клуба. Лагерь мамелюков беспокойно жужжал. Всяческие комбинации-махинации кружились в воздухе.
Алторьяи тоже чего-то желал для себя. Чего? Он и сам не знал. Добивался, хотел — и все тут. Кто ведает, что может перепасть в подобных случаях? Когда отцветает грушевое дерево, то, бывает, ветром относит цветочки и очень далеко. Службогонцы связаны друг с другом одной веревочкой, большие с маленькими, как вагоны первого класса с багажными. Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку...
Алторьяи целыми днями слонялся по клубу, и, хотя до свадьбы оставалось не более восьми дней, он с трудом урывал минуту, чтобы забежать мимоходом к своей невесте. Пустой, достойный сожаления человек, расточающий свое самое прекрасное богатство! Ведь вся поэзия женитьбы именно в тех нескольких днях, которые остаются новобрачным до свадьбы! Медовый месяц — это сладость вкушенья; месяц перед свадьбой — сладость предвкушенья. Именно в эти недели наливаются соком самые сладкие плоды.
Дни предвкушенья пролетели мимо Алторьяи. Он ничего не предвкушал.
Накануне свадьбы он лишь ненадолго заглянул к невесте, вечер провел в клубе, потом спокойно улегся спать; утром проснулся, позавтракал, просмотрел свежие газеты — опять новые комбинации! (Эти газеты врут, как отставные солдаты.) Затем он начал одеваться: натянул сафьяновые сапоги со шпорами, накинул синий бархатный ментик с гранатовыми пуговицами, пристегнул саблю, инкрустированную бирюзой, и сел в экипаж.
Его часы показывали всего лишь половину девятого. Еще рано. Эстике, наверное, только начали одевать и сейчас примеряют к ее золотистым волосам свадебный венок. Сейчас он только мешался бы там. Дядя Дани, льет, вероятно, крокодиловы слезы. Старый Янош ворчит медведем, подружки хлопочут и щебечут, как ласточки.
Ну что ж, пусть каждый по-своему облегчает душу.
Таким образом у него как раз было время, чтобы заехать на улицу Надьштацио и забрать своего шафера Корлати.
Коляска быстро покатила по мостовой, из-под копыт лошадей вылетали мелкие искорки. Колеса выстукивали, казалось, одну и ту же фразу: «Я — сча-стли-вый, я — сча-стли-вый!..»
Стоп! Мы прибыли.
Алторьяи бодро взбежал по лестнице. Сабля его весело и гордо позвякивала при каждом шаге, словно приговаривая: «Вот идет его высокоблагородие депутат Алторьяи, его высокоблагородие депутат...» У дверей Петера он нажал кнопку звонка. И звонок весело завизжал: «Здрасть... здрасть...»
Мальчик-слуга, с настороженным, как у тигра, взглядом, открыл дверь.
— Их благородия нет дома. Уехали.
— Мозги твои куда-то уехали, щенок. Не узнаешь, что ли, меня?
— Как не узнать, сударь: господин Алторьяи. Но все-таки мой хозяин точно уехал.
— Это невозможно! Ведь вчера вечером мы были вместе.
— Они ночью изволили уехать.
— И не оставил мне никакой записки?
— Никак нет, ваше высокоблагородие.
— Что за странный случай! Ничего не понимаю! Пожимая плечами, он спустился, сел в поджидавшую его
коляску и помчался к своей невесте. Пока он туда доедет, будет как раз девять часов.
В гостиной он застал дядю Дани и мадам. Они возбужденно расхаживали взад и вперед.
— Беда, — сообщил Алторьяи с порога, состроив сердитую мину.
Дядя Дани и мадам взглянули на него растерянно.
— Значит, ты уже знаешь?
— Конечно. Значит, вам уже сообщили? Что же все-таки с ним случилось?
— Что ты, что ты! Никто ничего нам не сообщал, — пробормотал дядя Дани. — Ни единого словечка. Да провались я на этом месте, если хоть что-нибудь подозревал! Но все-таки это ужасно!
— Не стоит огорчаться, дядя Дани. Надо срочно найти кого-нибудь взамен. Есть у вас кто-либо под рукой?
Старый адвокат удивленно вытаращил глаза на Алторьяи, а затем с горьким юмором указал на мадам Люси.
— Вот как! Ну что ж, вот мадам Люси под рукой. Подойдет?
— Мадам? Шафером? Да ты не рехнулся ли, дядя Дани?
— Я перестаю тебя понимать, Пишта. Ты просто не в себе. Хотя не удивительно. Кто мог подумать? Чертовы вертушки, этот слабый пол весь такой!
— О ком ты?
— Об Эстер, разумеется.
— А-а... Она еще не одета?
— Кто?
— Да Эстер же!
Наш адвокат многозначительно переглянулся с мадам Люси, затем пожал плечами и судорожно начал тереть руки, словно намыливая их.
Первой начала догадываться компаньонка. В конце концов Алторьяи не двадцатилетний студент, чтобы вот так сразу свихнуться. Значит, здесь какое-то недоразумение.
— Судя по всему, — заговорила она, обращаясь к Алторьяи— вы еще не знаете об исчезновении.
— Как так не знаю? Я ведь уже сказал, что мне это известно, — спокойно ответил Алторьяи.
Это спокойствие снова озадачило гувернантку.
— Может быть, вам известен и адрес?
— Нет, этого я не знаю. Да и какое мне дело? По мне, беги он куда угодно, одно ясно — подлый он человек.
— О ком вы говорите?
— О ком же еще, как не о Корлати.
— Вас невозможно понять. При чем здесь Корлати?
— Тысяча чертей, разве мы не о нем говорим все это время? Он куда-то уехал сегодня ночью и весьма мило подвел меня.
В уме мадам блеснул наконец свет истины.
— Теперь я знаю, куда он уехал.
— Ну?
— Так ведь ясно же, — с живостью воскликнула она, — он бежал вместе с Эстер!
Алторьяи побледнел, глаза его полезли на лоб.
— С Эстер, — пролепетал он. — Бога ради, что произошло с Эстер?
Из прихожей раздался звонок. Наверное, пришли подружки Эстер или второй шафер. Дядя Дани поспешил им навстречу. А мадам Люси осталась просвещать жениха.
— Мы уже четверть часа говорим о ней, мосье. А вы все о Корлати да о Корлати. Этой ночью Эстер исчезла — таковы факты. Наутро мы застали ее кровать даже не разобранной. И, представьте себе, этот старый Янош исчез вместе с ней. Я всегда говорила, что по нем веревка плачет.
Алторьяи упал в кресло, схватившись за виски.
— Печальный случай, — прервала тяжелую тишину мадам прочувствованным голосом.
— Да, — глухо отозвался Алторьяи.
— Подумайте только, на старости лет я осталась без места. Алторьяи ничего не слышал, в его голове гудело, на лбу
выступили вены, взгляд стал леденящим, ужасным, губы непроизвольно подергивались. Он думал вслух:
— Какой позор! Какой позор! (Он не говорил: «Как мне больно».)
— Она взяла с собой и подвенечное платье из прекрасного воздушного шелка! — вздыхала мадам. — Ох, боже мой!
— Что скажут люди? — продолжал рассуждать Алторьяи. (Что говорило его сердце, он не принимал во внимание.)
Он беспокоился только об общественном мнении. Что скажут в клубе, что будут говорить министры?
Наверняка будут смеяться.
А как отнесутся к случившемуся его кредиторы? О, уж эти наверняка смеяться не будут.
Справившись с уже ненужными свадебными визитерами, дядя Дани злобно набросился на Алторьяи:
- Зонт Святого Петра - Кальман Миксат - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Татьяна Борисовна и ее племянник - Иван Тургенев - Классическая проза
- Свидание - Иван Тургенев - Классическая проза
- Валтасар - Анатоль Франс - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Всего лишь скрипач - Ганс Андерсен - Классическая проза
- Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Классическая проза