Форма входа
Читем онлайн Рассказы - Влас Дорошевич
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
«Я чувствую, что умираю… А она, она обезумела от любви. Она клянётся, что не может жить без моих ласк. О Боже! Что со мной! Когда она целует меня, мне почему-то представляется индус, лежащий в траве, умирающий, из которого вампир высасывает кровь. Мы бежим с места на место, ища вечной весны. Я чувствую, что сгораю в этом кислороде весны. А она говорит: „Доктор, доктор так велел!“ И душит меня поцелуями. Она убьёт меня ими. Я чувствую, как с ними уходит моя жизнь. Опять, опять, — этот индус перед глазами»…
«Какое подозрение… Нет, нет, не может быть»…
«Да, да! Это так… Это так… Это так. Несомненно. Она убивает меня. Наскучив ждать моей смерти, испугавшись, что я могу выздороветь. Она убивает меня быстро, верно»…
— Да, да! Это верно! Вчера я сказал ей о моем индусе. Она поднялась, бледная как полотно, глядя на меня широко раскрытыми глазами, словно пойманная на месте преступления. Мне казалось, что она готова была задушить меня от ужаса. Она повторяла: «Ты так думаешь? Ты так думаешь?» И вдруг кинулась ко мне: «Это бред! это бред! Я заставлю забыть о нём!» И снова началось это безумие. Я безумно любил и ненавидел её, боялся и готов был убить. То забывал всё, то вдруг видел моего индуса, — он лежал около, на ковре… Я видел, как бледнеет его лицо, а гаснущий, полный ужаса, взгляд смотрит мне прямо в лицо… «Уйди! Уйди!» шептал я, а она безумела от страсти. «Я заставлю тебя забыть об этом страшном бреде».
— Я гибну, гибну, — и она делает всё, чтобы ускорить мою гибель. Каждое утро она пытливо вглядывается в моё лицо, словно хочет спросить: «Долго ли ещё тебе остаётся жить?» И потом, словно испугавшись, что долго, спешит меня прикончить своими поцелуями. За этим взглядом любви и страсти, в глубине этих глаз я читаю ненависть и нетерпение: «Умри!» Теперь она выдумала поездку в Калифорнию. Вероятно, это меня убьёт.
— О Боже! Я чувствую, что задыхаюсь в солёном воздухе океана, в этом зное тропической весны. Я вижу недоумевающие лица пассажиров, когда они смотрят на меня и мою жену. Я ясно читаю в их взглядах: «Какой контраст! Что это?» Это убийство. И убийца около меня. Убивает меня на глазах у всех. И убийство останется нераскрытым.
— О, если б я мог бежать куда-нибудь с этих Сандвичевых островов, — от этого зноя, воздуха, ласк. Но у меня нет сил. Я чувствую на своём лице веяние могилы, даже среди жары. Мне трудно даже просыпаться. Могила тянет меня к себе. Смерть неохотно даёт пробуждаться и дать ещё хоть один день. Я бессилен бороться со сном, — где же мне бороться со смертью? А она, она помогает смерти.
— Кажется, русский журналист, который едет с нами от Иокогамы, видел давеча эту сцену в беседке из роз? Думал ли он, что перед ним совершается убийство!
Убивают наверняка, зная, что это убийство останется неразгаданным, неоткрытым… А что, если раскрыть это убийство?
Это было через год, в Ментоне.
Она увидела меня из садика, где сидела, обложенная подушками, укрытая пледами, кутаясь в тёплую накидку.
— Я вас узнала сразу. А вы меня не узнали? Нет?
Я смотрел на эту бледную женщину, словно с восковым лицом, и старался припомнить, где я видел эти глаза, похожее на это лицо.
— Меня трудно узнать. Помните путешествие из Иокогамы в Гонолулу? Две недели на Сандвичевых островах? Меня и моего покойного мужа?
— Вы?!
— Да, я.
Она закашлялась долгим, мучительным кашлем, на платке появилось алое пятно.
— Вот! То же, что у моего мужа…
— Он…
— Умер. И оставил мне в наследство деньги и чахотку…
Её глаза загорелись злым, бешеным огнём:
— Он заразил меня своими поцелуями. Он тянет теперь меня за собой в могилу… Это его болезнь, — его призрак… Он не отстаёт от меня, не отстанет, пока не задушит… «А, ты мечтала о свободе, о богатстве»…
Она говорила, как в бреду.
— Так мучайся теперь. Кто мучается больше?.. Одно, одно есть у меня… Я всё-таки отомщена… Он догадывался, что значили эти поцелуи, он мучился перед смертью… Он мучился… мучился…
И глаза её горели тем злым взглядом, который бывает только у чахоточных и у женщин.
— Мучился… мучился…
У неё хлынула горлом кровь. Она захрипела.
Визит (Маленький рассказ)
Это было зимнею ночью. В стужу. Дул ледяной ветер.
В кабинете, — роскошном кабинете красного дерева, — было хорошо. В книжных шкафах золотом сверкали великие авторы в великолепных переплётах. В богатых рамах висели картины лучших мастеров.
Рубинами догорали угли в камине.
Иван Иванович, старый литератор, редактор, сидел в халате и грелся у камина.
— На завтра номер будет недурён. Эта статья не понравится министру Икс, но придётся по вкусу министру Игрек. Зато Икс получит компенсацию: ему понравится другая статья, которая не понравится Игреку. А публика скажет: как они смелы! В этом состоит газетное дело!
Иван Иванович улыбнулся улыбкой философа или старого плута.
Он встал, достал в письменном столе ключ, откинул пёстрый восточный ковёр, висевший в простенке между двумя книжными шкафами, — на одном стоял бюст Белинского, на другом — Щедрина, — и отпер вделанный в стене несгораемый шкаф.
Он достал оттуда пачки акций, облигаций, выигрышных билетов, денег, вкладных квитанций и с улыбкой понёс на кресло перед камином.
Тихая, радостная минута, которую он доставлял себе время от времени.
С нежною улыбкой он перебирал, пересчитывал пёстрые листы.
— И всем этим я обязан себе, — себе! Только своему таланту!
Гордость, — гордость рабочего поднималась в нём.
И благоговение охватывало его душу.
— Боже, благодарю Тебя за то, что Ты дал мне талант!
Позвонили.
Звон, протяжный, долгий, жутко прозвучал в пустой квартире.
Иван Иванович торопливо спрятал бумаги и деньги, запер шкаф, задёрнул ковёр и бегом пробежал к письменному столу, чтобы спрятать ключ.
— Должно быть, кто-нибудь заехал на огонёк из театра или из клуба!
Снова задребезжал электрический звонок.
Никто не отпирал.
— Василий или, по обыкновению, спит, или, по обыкновению, сидит в кухне у соседской кухарки.
А от звонка одному ночью в пустой квартире становилось всё жутче и жутче.
Звонили теперь сильно, отрывисто.
Так звонят к доктору, которого пришли звать к умирающему.
— Отопру сам!
Иван Иванович запахнул меховой халатик, вышел в переднюю и отпер дверь, — тяжёлую, резную, дубовую дверь.
Через порог шагнул молодой человек, посинелый, в одном пиджаке, с продранными локтями.
Шагнул и упал на высокий стул, стоявший около двери.
Иван Иванович затрясся.
Негодяй… Мерзавец… Задушит старика как котёнка.
И даже не найдёт в стене несгораемого шкафа. Схватит мелочь со стола, какую-нибудь серебряную вещь и завтра же попадётся… Мерзавец!
Иван Иванович, едва держась на ногах, спросил:
— Что… что вам нужно?..
Молодой человек поднял на него глаза, страдальческие и умоляющие.
— Хоть я и голодный, — не бойтесь меня. Я не могу вас задушить: у меня окоченели руки и ноги.
Иван Иванович с изумлением, которое росло и росло, смотрел в лицо молодому человеку.
Где он видел это лицо?
А он знает, знает…
Эти в лихорадочном жару и бреду горящие глаза. Эти исхудалые щёки. Заострившиеся черты. Белокурые волосы, падающие на лоб. Жидкую, реденькую, только пробивающуюся бородку.
Даже пиджак…
— Кто вы? кто вы?
— Я не ел, у меня нет квартиры, я замерзаю. Я — литератор. Меня нигде не печатают, нигде.
При слове «литератор» бешенство поднялось у Ивана Ивановича.
Так бешенство заменяет страх, когда мы разглядели таинственного врага, который казался страшным, благодаря таинственности. Который оказался жалким и ничтожным.
— Литератор! Который врывается! По ночам!
Ивану Ивановичу захотелось наказать его. Заставить страдать так, как он сам только что страдал.
— А-а! Страсть к оригинальничанью! А-а! Желаете обратить на себя внимание оригинальной выходкой?? Да?
— Я не ел. Я замерзал.
— Литература не богадельня, милостивый государь! Не приют для всех неудачников! Не место кормёжки! Не попечительство о не имеющих определённых занятий.
— Мне это уж говорили… Мне это уж говорили…
— А у вас есть талант! Да, да? Не правда ли? Огромный, огромный талант? Непризнанный? Да? Неоценённый? И вы врываетесь по ночам и пугаете… Ну, да, пугаете! Ну, да, пугаете людей! Как разбойник…
— Если вы меня выгоните, я замёрзну…
— Работать нужно, молодой человек! Работать, а не разбойничать! Как же! Таланту всё позволительно! Не так ли?! Талант! Талант! Мы, мы работали, — работали, милостивый государь!
Иван Иванович ударил себя в грудь.
— Голодали, холодали! Но работали-с! А не полагались на наш талант! Талант! Работой-с, трудом-с прокладывали себе путь, — работой-с, трудом-с добивались всего, что мы имеем-с. Надо дождаться, чтоб напечатали, — идите пока мести мостовую, таскать кули. Работайте! И мы работали. И никогда, слышите ли, никогда…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рассказы - Влас Дорошевич бесплатно.
Похожие на Рассказы - Влас Дорошевич книги
- Дело о людоедстве - Влас Дорошевич - Русская классическая проза
- Очаровательное массовое самоубийство - Арто Паасилинна - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Рождественские тайны - Донна Ванлир - Русская классическая проза
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 5. Лесная капель. Кладовая солнца - Михаил Пришвин - Русская классическая проза
- Небо плачет - Алексей Шорохов - Русская классическая проза
- Мне хочется сказать… - Жизнь Прекрасна - Поэзия / Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Из жизни людей. Полуфантастические рассказы и не только… - Александр Евгеньевич Тулупов - Периодические издания / Русская классическая проза / Прочий юмор
