Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откровенное признание молодого врача разоружило Феклу Захаровну. Она послушно села на табурет у постели больного.
Летняя ночь подходила к концу. Таяли тени по углам просторной палаты, и в окна осторожно вливался свет. Маша сидела около кровати Банщикова. Она держала его холодную, влажную от пота руку. Теперь она знала, что больной будет жить.
– Я, наверно, не умру, – вдруг сказал Банщиков, и слабая улыбка тронула его губы.
Маша отпустила его руку и, счастливо улыбаясь, сказала вполголоса:
– Конечно. Все страшное осталось позади.
Больной закрыл глаза. Маша еще некоторое время постояла над ним и, убедившись, что он спит, на цыпочках вышла из палаты.
В кабинете она устало опустилась на кушетку, накрытую белой простыней. Ей казалось, что бесконечно много времени прошло с того момента, когда Вера Павловна втащила в эту комнату ее чемодан.
Во время обхода больных, в долгие, томительные часы ожидания у постели Банщикова Маша была в состоянии нервного подъема. Сейчас он прошел, и ее охватили сомнения. А правильно ли она ведет себя? Сможет ли она справиться с теми ответственными делами, которые надвигались на нее со всех сторон?
Она уткнулась лицом в прохладное полотно простыни и горько заплакала. В таком состоянии и застала ее Фекла Захаровна. Она гладила ее по голове, утешала, как девочку, называла ласково Машенькой.
Маша стояла у жестяного умывальника и, засучив рукава халата, задумчиво смывала с пальцев мыльную пену. Она думала о себе, о Вере Павловне и Фекле Захаровне. За несколько дней, проведенных в Семи Братьях, кроме этих людей, она пока еще никого не знала.
Вера Павловна ей не понравилась. Ее поразила легкость, с которой та оставила больницу на нового, неопытного человека. Она радушно предложила Маше свою квартиру, но оказалось, что и в этом преследовала выгоду. Ей не с кем было оставить дочь. Шустрая десятилетняя девочка стала тяжелой обузой для Маши.
Совсем другое впечатление произвела Фекла Захаровна. Она не кривила душой в отношениях с людьми и преданно любила свое дело. Но Фекла Захаровна была пожилым человеком, с интересами, присущими людям этого возраста, и Маша чувствовала томящее одиночество.
Она вздохнула, вытерла полотенцем руки и подошла к двери.
– Пожалуйста! – сказала она и открыла дверь.
В комнату вошел рослый светлоголовый парень. Он сел на белую табуретку около стола, застенчиво положил на колени большие руки.
– На что жалуетесь? – спросила Маша, и почему-то ей стало неловко от этого традиционного вопроса. – Что болит у вас?
– Я не здешний, из Власовки, – заговорил парень. – Шофер я. Привез ночью горючее в Семь Братьев. На рассвете зашел к сторожихе в сельсовет. А у нее внучка больна. Вы же ей ванны велели делать. Ну вот, бабка чуть свет грела воду. Печь нажарила так, что тронуть нельзя.
Маша прислушивалась к тихому говору больных в приемной и думала о том, что их там сегодня очень много, а этот пациент на редкость разговорчив, но остановить его она не решалась.
– Я дорогой озяб, в спину покалывать начало, – продолжал больной. – Думаю: простыл, дай-ка погреюсь хорошенько. Скинул стежонку, верхнюю рубаху и сел на скамейку возле печки. Задремал и привалился к ней. Слышу сквозь сон, хозяйка говорит: «Горелым пахнет» – и шарит по кастрюлям. Я встал. Она на спину мне взглянула да как закричит: «Мать моя родимая! Спину-то прожег!» А я не верю. Боли не чувствую.
Маша недоверчиво покачала головой и встала.
– Разденьтесь, – сказала она.
Парень поднялся, стянул через голову обе рубашки, снова сел на табуретку и повернулся спиной.
Ожог занимал почти треть спины справа и распространился на руку.
– Боли вы совершенно не чувствовали? И теперь не больно? – спросила Маша.
– Теперь немного больно. Почему же так, доктор?
Но Маша молчала. «Профессор говорил, – напряженно вспоминала она, – что подобные явления связаны с тремя заболеваниями: лепрой, сирингомиэлией и эпилепсией во время припадка. Что же это?»
Она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине и забилось сердце. Чтобы не показать своего состояния, она отвернулась от больного. В какую-то долю секунды в мыслях ее пронеслось воспоминание о том, как однажды на экзамене профессор Якушкин обратился к ней с вопросом: «Что такое лепра?» Она дословно помнила сейчас свой ответ: «Лепра – проказа, пока еще неизлечимая болезнь. Ее возбудитель – микроб – известен, но неизвестны способы заражения и условия передачи ее».
Вспомнила она, как вскоре после экзаменов с группой студентов-старшекурсников рискнула пойти в лепрозорий. Студенты сшили себе туфли, которые вместе с чулками потом сожгли. Надели специальные халаты. Они договорились друг с другом ни до чего не дотрагиваться руками.
Было известно, что врачи, десятки лет лечащие больных в лепрозории, оставались здоровыми. И все же Маша боялась. Она боялась заразиться и даже раскаивалась в том, что пошла туда.
Студенты, молодые, здоровые и шумные, затихли, как только прошли через проходную будку лепрозория.
Но с первого взгляда их ничто не поразило. Они шли вдоль улицы. С обеих сторон стояли небольшие дома. Окна их были завешаны тюлевыми занавесками и вышитыми по полотну шторами. На подоконниках буйно цвели герани, розы, лилии. Позади домов зеленели огороды. То же солнце, что и там, за высокой стеной, ласкало зреющие овощи, золотило стройные подсолнухи и осыпающиеся маки. Изредка навстречу студентам попадались люди, и большинство из них на первый взгляд казались обыкновенными, здоровыми людьми.
Это небольшое поселение, отрезанное от всего мира, было все же безраздельно связано с ним. Люди здесь также работали, любили и женились.
Маша старалась не встречаться взглядом с больными. Она чувствовала виноватой себя в том, что она – молодая, здоровая, сильная, что она через час уйдет отсюда в светлый, большой и радостный мир, а они останутся здесь…
Все это пронеслось в памяти Маши.
В первый момент она так растерялась, что не могла даже скрыть своего состояния от пациента.
Парень торопливо начал было надевать рубашку, но Маша остановила его:
– Припадки какие-нибудь у вас бывали?
– Нет, не бывали.
– И никогда раньше с вами таких явлений не было?
Парень покачал головой.
«По-видимому, эпилепсии здесь нет. Теперь попытаюсь опровергнуть сирингомиэлию», – подумала Маша.
Она осторожно прикоснулась пальцами к позвоночнику больного. Ни искривления, ни реберного горба она не нашла.
Она бегло осмотрела правую руку больного, но ни похудания мышц, ни изменения ногтей не заметила.
«Неужели это проказа? – с волнением подумала Маша, и ей захотелось немедленно вымыть руки. – Но я же врач, я не имею права показывать больному свое состояние», – убеждала она себя.
Маша на несколько секунд отошла от больного, овладела собой и тогда спокойно обратилась к нему:
– Сейчас сестра обработает и перевяжет вам рану.
Она открыла дверь, позвала Феклу Захаровну и подошла к умывальнику. Прохладные струйки воды коснулись ее рук, и ей стало легче. Она тщательно промывала пальцы щеткой и мылом, потом протирала их спиртом.
«Что же делать дальше?» – с отчаянием думала она, пока Фекла Захаровна точными взмахами руки накладывала больному бинт. Но когда рана была перевязана, Маша подошла к Фекле Захаровне уже успокоенная.
– Больного нужно немедленно положить в изолятор, – тихо сказала она. – Я предполагаю, что у него лепра. Я сейчас же буду звонить в город.
Фекла Захаровна ничем не выдала своего волнения, только подвижные брови ее дрогнули.
– Мы оставим вас здесь, – обратилась Маша к больному. – Я предполагаю у вас серьезное заболевание.
Парень помолчал и вдруг спокойно заявил:
– Не хочу в больницу. Я лучше на перевязки ходить буду.
– Но мы не можем вас отпустить. Хотя бы трое суток вы должны полежать у нас, – схитрила Маша.
– Даже сутки не хочу, – мрачно ответил парень, опоясываясь кожаным ремнем. – Нет у меня такого времени, чтобы по больницам прохлаждаться, коли ничего не болит.
– Никаких возражений не может быть. Вы взрослый, сознательный человек. Директора вашего мы сегодня же известим, что вы заболели, – властно сказала Маша. – Вы пойдете с сестрой вот туда. – В открытое окно виднелся окруженный молодыми березами дом с широким крыльцом и двумя небольшими окнами. – Мы задержим вас всего на три дня, проведем необходимое исследование и тогда отпустим на все четыре стороны. Договорились?
«Ох, круто взяла. Надо бы помягче, поласковей уговаривать», – подумала Фекла Захаровна.
Но парень с тяжелым вздохом покорно махнул большой рукой: дескать, делайте что хотите, подчиняюсь.
– Ну и хорошо! – обрадовалась Маша. – Я вам книг принесу, чтобы не скучно было. Вы читать любите?
– Люблю! Только вот времени не хватает. Живешь на четвертой скорости.
– Ну вот, теперь и время будет. Хотите, я принесу вам «Молодую гвардию» Фадеева?
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Найти человека - Агния Барто - Советская классическая проза
- Когда играли Баха - Вячеслав Сукачев - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза
- Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам - Лев Кассиль - Советская классическая проза
- Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове - Герман Данилович Нагаев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Советская классическая проза
- Рай в шалаше - Галина Башкирова - Советская классическая проза
- Неспетая песня - Борис Смирнов - Советская классическая проза
- Год активного солнца - Мария Глушко - Советская классическая проза