Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этого я тебе сказать не могу.
Скоро стало ясно, что он отдает все больше времени и мыслей исследованию «другого мира», и сил у него не хватает. Я очень редко теперь видел его. Виктор как будто отчаянно спешил закончить какое-то дело, пока не поздно. Много лет спустя, в день свадьбы, он рассказал, что ждал тогда «смерти» в любую минуту – ждал неизбежного возвращения к обычному сонному существованию. Он не знал, когда, заснув ночью, проснется ненавистным другим. И потому он отчаянно жалел потратить даром оставшийся день, час или минуту. То ли под действием снотворного эффекта сексуальных разочарований, то ли обессилев от новых социальных исследований, он все чаще впадал в полусонное состояние, и хотя в душе (по его словам) оставался пробужденным, но мысли блуждали, а желания и цели пробужденного отчасти теряли силу. На деле он был настоящим красным, и все равно негодовал на свою серость. Еще он иногда ловил себя на том, что ворошит, и даже с наслаждением, воспоминания из жизни до отступничества. Он даже делал острожные заходы на сближение с самыми человечными из прежних друзей.
Бывало, он целыми днями не подходил ко мне. Если я сам его разыскивал, то меня обычно встречало показное дружелюбие, но разговор быстро увядал. Темы, которые он обычно обсуждал с таким азартом, теперь как будто ничего для него не значили. Мне часто чудилось, что Виктор попросту забыл почти все наши прежние беседы. Меня поражала и ошеломляла его тупость в тех самых вопросах, которые он прежде освещал для меня своим проницательным умом. Иной раз отказывала даже поверхностная доброжелательность. Он даже подчеркивал, в пику моему северному акценту, протяжный «оксфордский выговор». В сущности, он всеми средствами показывал, что я нежеланный гость, разве что дверь перед носом не захлопывал. При этом, как ни странно, стоило мне собраться уходить, он выпаливал извинения, ссылаясь на «гнусное самочувствие», «шум в голове» и на то, что он «не в форме для общения с порядочными людьми». Было ясно, что с ним происходит что-то недоброе, но я и не подозревал, что шпыняющий меня Виктор – совсем не тот человек, с которым я дружил, и что этот другой Виктор ведет борьбу с моим другом.
Один случай стоит того, чтобы о нем рассказать. Я зашел к Виктору вернуть книгу, которую тот оставил у меня недавно. Оказалось, что у него сидят двое прежних друзей: Биглэндс, изестный ораторством в Союзе[2], и Моултон из мелких аристократов. Все трое были слегка подшофе. Они сняли со стола скатерть и играли в какую-то детскую игру вылепленными из хлеба фишками. Ради материала на дюжину хлебных шариков выпотрошили целый каравай. Все трое яростно дули на стол, добиваясь, чтобы их шарик «запятнал» фишку противника. Онемев от удивления, я застыл в дверях.
Побагровевшее от дутья лицо Виктора являло подлинную картину борьбы эмоций. Наконец он заговорил:
– Заходи, старина Томлинсон. Нам нужен четвертый игрок. Выпить хочешь?
В словах не было ничего обидного, но медлительный выговор, очевидно, должен был сказать приятелям, что, хоть ему и приходится изображать дружелюбие к этому надоеде, мое вторжение ему неприятно.
– Нет, спасибо, – ответил я и повернулся к дверям.
Уже взявшись за дверную ручку, я услышал голос Виктора, но на этот раз он говорил совсем иным тоном. Как видно, на несколько секунд унылый восточный ветер сменился в нем теплым солнечным сиянием.
– Гарри, пожалуйста, не уходи! – Он вскочил и, когда я обернулся, ласково взяв меня под руку, провел в комнату. – Я хочу при всех извиниться, – сказал он, – что был груб с тобой, Гарри, и что до твоего прихода наговорил о тебе лживых гадостей. – Повернувшись к другим, он добавил: – Извиняюсь за непостоянство, но перед тем я был не в себе.
Биглэндс с Моултоном переглянулись: Кадоган-Смит и теперь не в своем уме. Биглэндс со скучающим видом поднялся. Моултон не двинулся с места и заявил:
– Отлично, Ка-Эс, налей еще пивка и мы примем Томлинсона в игру.
Виктор уставился на разоренный стол:
– Нет, если вы не против, давайте закончим. – Видно было, как он смущен. – Игра мне понравилась, – продолжал он, – но в новом свете она выглядит глуповато. То есть для того, кто уже не ребенок. Ох… Извиняюсь перед вами обоими! Может, мы как-нибудь сыграем еще партию. Но сейчас мне просто нужно поговорить с Гарри Томлинсоном. – Подобрав несколько шариков, он с неловкой усмешкой стал их разглядывать и вдруг заговорил быстрым речитативом: – В Америке или другой стране люди пахали землю и сеяли зерно. Дождь, солнце, ветер. Колышущееся море колосьев до горизонта. Люди принесли жнейки, работали дотемна. Снопы, обмолот. Зерно в железнодорожных вагонах и на элеваторах, зерно льется в корабельные трюмы. Жестокие шторма Атлантики. Продрогшие палубные матросы и взмокшие от пота кочегары. Корабль входит в порт (это тонкая работа, вроде как укрощать пугливую лошадь). Опять поезда. Усталые рабочие на мельницах. Зерно становится мукой. Часть попадает к пекарю, поставщику нашего колледжа. Тесто. Пышные караваи. Один из них попадает сюда. И вы только посмотрите! Боже! Не знаю как вы, ребята, а я чувствую себя свиньей. Да ведь я это и затеял!
На протяжении этого монолога Биглэндс с Моултоном неловко мялись. Дослушав, Биглэндс сказал только:
– Боже мой, ну, я пошел.
Его приятель вышел следом.
Однажды утром колледж облетели слухи, что Кадоган-Смит в тюрьме. Он, как говорили, замешался в стычку с полицией в Коули. Это была не обычная студенческая гулянка. Единственным студентом там был Виктор, а остальные якобы весьма нежелательные личности, известные как заводчики в недавних фабричных беспорядках. Рассказывали, что полиция наконец проследила смутьянов до некого дома в рабочем квартале, там случилась схватка и Ка-Эс поставил одному констеблю синяк под глазом.
Я с превеликим трудом добился свидания с Виктором. Дело выглядело очень серьезным, ему грозил тюремный срок, и я самое малое должен был узнать, могу ли помочь. По пути в полицейский участок я гадал, в каком настроении его застану – ликующим, что сумел выразить протест против тирании, или спокойным и сдержанным. Действительность оказалась много хуже: он вовсе не видел во мне друга, хоть и готов был использовать меня в свою пользу. Еще больше меня поразило, что он ужасно стыдился недавней эскапады и негодовал на соучастников, втянувших его в это дело. Тогда он не признался, что не помнит случившегося, что обрывочные сведения об инциденте получил от своих тюремщиков. Его отношение ко мне так разительно отличалось от прежнего,
- Миры Рэя Брэдбери. Том 5 - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Из смерти в жизнь - Олаф Степлдон - Научная Фантастика / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Новые Миры Айзека Азимова. Том 3 - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Экологическое равновесие (сборник) - Джеймс Шмиц - Научная Фантастика
- Собор (сборник) - Яцек Дукай - Научная Фантастика
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Монизм вселенной - Константин Циолковский - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Американская фантастика. Том 1 - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Антология - Павел Вежинов - Научная Фантастика