Форма входа
Читем онлайн Примириться с ветром - Анатолий Козлов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Нет-нет, — поспешил я уверить историка-любителя. — С удовольствием послушаю. Возможно, когда-нибудь щегольну своей осведомленностью. Продолжай, мое солнышко.
— Запоминай. За Ксенией следует Тара, которая жила 17 тысяч лет назад. Она олицетворяла собой твердость и нерушимость. Родина Тары в нынешней Тоскане, главный город которой — Флоренция. Ты не был во Флоренции?.. Я тоже не была. Значит, у нас есть к чему стремиться. Но речь не об этом. Там еще до римлян жили таинственные этруски. Впрочем, свое начало этот исчезнувший народ берет не от Тары, потому что его корни — не индоевропейские. Потомки Тары двинулись на север — в будущие германские земли. К слову, я очень люблю немцев и мечтаю выйти замуж за одного из них, — Одиноч- ница-Печальница пытается поймать мой взгляд. Ей интересна моя реакция. Я же, словно соляной столп, стараюсь не показывать никаких эмоций. В душе начинаю ненавидеть абстрактного немца.
— На север, в нынешнюю Францию, двинулись с Пиренейского полуострова многочисленные потомки Вельды. Жасмина родом из современной Сирии, — говорит Печальница ровным голосом. Кажется, будто текст она заучила. Возможно, это своеобразная фишка студенточки. Чтобы придать себе лоска и блеска в глазах туповатых (а почему туповатых? я себя таковым не считаю, хотя никогда не слышал о семерке прародительниц) юношей и мужчин в самом расцвете сил (ну и штамп — каких сил? — физических, психических, интеллектуальных.).
— Катрин выделялась искренностью и открытостью. Как я. Хотя и жила у северного побережья Адриатического моря, недалеко от сегодняшних Венеции и Триеста. Было это 10 тысяч лет назад. Хочешь — верь, а хочешь — нет, но больше всего среди нас потомков Елены. В ее характере доминировали веселость, ясность; ей была свойственна простота в общении. Вот так. Елена родом с Пиренейских предгорий, из охотничьих племен. Все наши прародительницы жили, сам понимаешь, в очень тяжелых условиях и нам передали наиболее сильные свои гены. Всех перечислила или нет?
— Сложно сказать. Я же доверчивый слушатель, пальцы не загибал после каждого имени.
— Неважно. И так я весь вечер щебечу, для меня это нехарактерно.
— Я благодарный слушатель, дорогая девочка. Пользуйся этим.
— Действительно, поговорить мы все мастера, а вот слушать — не умеем и не хотим. А если о чем-то или о ком-то начинаем говорить, тут же переводим все на себя, любимых. Такова человеческая природа.
— Не зря науки постигаешь.
— На каждом шагу, в любом поступке присутствуют социология, философия, юриспруденция, пан Максим. Стоит только присмотреться и задуматься.
— Так чьи же мы, белорусы, дети, в конце-то концов?
— Божьи! — чересчур серьезно изрекла Печальница. — Только единственной любовью спасется человек.
— Ты имеешь в виду конкретного человека?
— Нет, человечество вообще.
— Тогда зачем рассказывала мне о праматерях, в чем глубинный смысл твоей истории?
— Это то же самое, что спросить о смысле жизни. Или попросить описать идеальных мужчину, женщину. Не ищи глубины там, где ее быть не должно. Ибо начало всему, точка отсчета — пустота. Абсолютная.
— Неужели? А как тогда быть с диалектикой?
— Коту под хвост твою диалектику.
— Договорились и в самом деле до пустоты, до нулевой отметки. Начнем сначала, прошу прощения за тавтологию. Я — Максим. Ты мне очень нравишься.
— Одиночница-Печальница. И ты мне небезразличен. Ха-ха-ха, теперь понимаешь, в чем польза философии, пан Максим, — девушка обхватила меня за шею легкими руками, сцепила ладони в замок на уровне лопаток и поцеловала. В ее губах чувствовались нетерпение, страстность, изголодавшаяся настойчивость. Так целуются после долгой разлуки. Ее мелкие зубки легко покусывали мою нижнюю губу. Впрочем, это было даже не покусывание, скорее умелое массирование. Опыт есть, — отметил я мысленно и в ту же секунду забыл обо всем, потому что ее верткий язычок прорвался к моему. Томительное наслаждение половодьем разлилось по всему телу, а внутренний слух выхватил откуда-то переливчатую, многоколенную соловьиную трель. Душу мою затопила весна. Всепоглощающая, сумасшедшая, яростная весна посреди лета Греции. На острове Миконос я за один год встретил две весны, одну за другой. Скажете: так не бывает. И будете неправы на все сто процентов. Потому что, вероятнее всего, вы не любили. Миновала вас стрела Купидона. А вот меня в ту минуту она смертельно ранила. Купидон пробил одной тугой острой стрелой мое и ее, Печальницы, сердца. Не отрываясь от губ своего солнышка, я уже знал, что наконец-то нашел свою судьбу, отыскал свою половинку. Не смейтесь над этакой банальщиной. Все мы — влюбленные — слепы и глухи, словно тетерева на токовище.
Ту ночь мы провели вместе, и превратилась Печальница в мою Единственную.
***
Как я сейчас понимаю, это было началом конца.
***
Проснулся я на розовом облаке. Из-за пронизывавших его солнечных лучей оно казалось еще более невесомым и прозрачным, чем было на самом деле. Поднял тяжелые, как после пьянки или недельной бессонницы, отекшие веки — пришел в себя. Мысль билась в голове, словно измученный мышонок в когтях у котяры. Надо мной безграничный аквамариновый простор, даже глазу не за что зацепиться. Впервые в жизни почувствовал, что значит опустошающее одиночество. Хоть кричи, раздирая легкие и горло, голоса своего все равно не услышишь. Такое получаешь за грехи свои тяжкие или за святость, человече. А я ведь помню, что всегда жаждал независимости и свободы, от всего и ото всех. Так вот она, хлебай сколько влезет, захлебывайся пустотой. Что, не такой свободы, воли вольной хотел? Дозировка не та? А разве бывает она для свободы и вольницы? Уверен, что бывает? Нет, мой хороший. Спроси у духа индейца из прерий. У того независимого духа, который не столкнулся еще с бледнолицыми. Где я, и что делать? Как выбраться из облака, из пустоты, из ненужной мне одному воли, свободы? Да и жив ли я вообще? Да, кажется, жив. Мне страшно, часто бьется сердце, а глаза влажные от слез, и хочется помочиться. Все это не может волновать покойника. Ему, полагаю, было бы все равно, что с ним и как. Так в какой же пылесос меня, несчастного, засосало? По чьему желанию я оказался на ирреальном облаке во вневременье? Да, во вневременье, потому что не могу понять: день или ночь сейчас, лето или зима. И что, если надо мной солнце? Оно никакое: ни холодное, ни теплое. Бельмо бельмом. А облако под телом неподвижное, словно из пенопласта, штампованного, но не ломкого. Чувствую это затылком, плечами, задницей. Надо повернуться и встать на колени. Ага, вот так все и начинается — на колени, затем — на четвереньки — и полетели свобода, воля в безграничную и бесконечную Вселенную, к далеким планетам и звездам. Туда, где они никому не нужны и где даже не знают о существовании понятий «свобода», «воля». А как же братство? Не играй сам с собою. Такие забавы не для съеденных зубов не то живого, не то мертвого человечка. Неплохо, что могу еще подтрунивать над собой. Не все, значит, потеряно. Только ведь надо, необходимо (!) как-то выбираться из розового облака. Ползти на коленях, на четвереньках, боком, хоть клубком катиться, но выбираться. Куда? Правильный, своевременный вопрос. Куда и зачем, чего ради?
Неужто так быстро насытился свободой и волей? Без косых, завистливых, осуждающих взглядов близких твоих, скептически-критических замечаний начальников, остервенелого рыка пассажиров в переполненном метро. Я же свободен ото всех. Пойми, оцени это, наконец!.. Нет-нет, такая воля-свобода зачем? Ее безудержно хочется в толпе, массе, в бесконечной толкотне таких же двуногих, как сам. Не стоит полоскать мозги, потому что от подобной банальщины несет убожеством. Только кому здесь важен разум? Безграничная пустота самодостаточна уже потому, что существует вне времени и независимо от тебя (меня, ее, его.), она — вечность данного. И сюда я встрял по желанию (шутейному!) неведомых мне сил. Ибо к чему стремишься, то тебе и дается. Всегда! Вот-вот, разберись, наконец, со своей противоречивостью, определись, куда и к чему (кому) идешь? Надо тебе это или нет? Господь всевышний, сколько же вопросов гуськом, вразнобой, без очереди лезут, ползут, вбиваются в мою бедную-несчастную голову. А безошибочно, толково, как это требуется, ответить — не могу. Не знаю правильных ответов. Может, их изначально не существует?.. Новый вопрос.
Все же набрался смелости, подполз к краю облака, глянул вниз. Топкое болото с пузырями по всей поверхности и огромных, похожих на стога сена, жаб. Они заметили меня, потому что поверхность болота словно вскипела от их безудержного копошения. Четырехлапые всползали на гангренозно-пупырчатые спины друг друга, образуя подвижный неровный столп. Не так ли строились египетские пирамиды? Я отпрянул, словно меня током ударило, передвинулся на середину облака. Сердце сжалось в груди, онемело, а кровь в венах и артериях превратилась в деготь. И ни звука не доносилось снизу, и абсолютное молчание сверху, от солнца-бельма. Я понял, что это тупик. Если сказать, что меня охватил страх скотины на бойне, это будет скромно-кокетливым молчанием. Вот тебе и свобода, воля на розовом облаке; расплата приближается неумолимо — в виде чудовищных жаб. Я с детства до умопомрачения боялся этих мерзких созданий. Ни за какие посулы, обещания, деньги и золото не взял бы и теперь их в руки. Только вот они, рядом, карабкаются друг на друга, подбираются ко мне. А может, я оживил, материализовал свои детские страхи? Эта спасительная мысль заставила меня снова выглянуть за край облака, и я едва не столкнулся нос к носу с аршинной жабьей мордой. Не успел отскочить, ее лапа прижала мою ладонь, а из открытой пасти выкатился скрипучий голос:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Примириться с ветром - Анатолий Козлов бесплатно.
Похожие на Примириться с ветром - Анатолий Козлов книги
- Про Ленивую и Радивую - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Сказка / Прочее
- Жизнь после смерти - разные - Прочее
- Унесенные ветром. Том 1 - Митчелл Маргарет - Прочее
- Унесенные ветром - Митчелл Маргарет - Прочее
- Господин Кокаларис - Эльвира Георгиевна Дартаньян - Прочее / Русское фэнтези
- Пожиратели миров. 7 том - Кирико Кири - Боевая фантастика / Прочее / Попаданцы
- Не бойся тёмного сна - Александр Гордеев - Рассказы / Прочее / Русская классическая проза / Социально-психологическая / Фэнтези
- Сопряжение: Восход - Габриэль Норлэйн - Прочее
- Записные книжки дурака - Сатановский Евгений Янович - Прочее
- Машенька. Новогоднее приключение - Владимир Олегович Козлов - Детская проза / Прочее
