Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[1915]
Чудовищные похороны*
Мрачные до черного вышли люди,тяжко и чинно выстроились в городе,будто сейчас набираться будетхмурых монахов черный орден.
Траур воронов, выкаймленный под окна,небо, в бурю крашеное, —все было так подобрано и подогнано,что волей-неволей ждалось страшное.
Тогда разверзлась, кряхтя и нехотя,пыльного воздуха сухая охра,вылез из воздуха и начал ехатьтихий катафалк чудовищных похорон.
Встревоженная о́жила глаз масса,гору взоров в гроб бросили.Вдруг из гроба прыснула гримаса,после —
крик: «Хоронят умерший смех!» —из тысячегрудого мехагремел омиллионенный множеством эхза гробом, который ехал.
И тотчас же отчаяннейшего плача ноживрезались, заставив ничего не понимать.Вот за гробом, в плаче, старуха-жизнь, —усопшего смеха седая мать.
К кому же, к кому вернуться назад ей?Смотрите: в лысине — тот —это большой, носатыйплачет армянский анекдот.
Еще не забылось, как выкривил рот он,а за ним ободранная, куцая,визжа, бежала острота.Куда — если умер — уткнуться ей?
Уже до неба плачей глыба.Но еще,еще откуда-то плачики —это целые полчища улыбочек и улыбокломали в горе хрупкие пальчики.
И вот сквозь строй их, смокших в одинсплошной изрыдавшийся Гаршин,вышел ужас — вперед пойти —весь в похоронном марше.
Размокло лицо, стало — кашица,смятая морщинками на выхмуренном лбу,а если кто смеется — кажется,что ему разодрали губу.
[1915]
Мое к этому отношение*
(Гимн еще почтее)Май ли уже расцвел над городом,плачет ли, как побитый, хмуренький декабрик, —весь год эта пухлая мордамаячит в дымах фабрик.
Брюшком обвисшим и гаденькимлежит на воздушном откосе,и пухлые губы бантикомсложены в 88.
Внизу суетятся рабочие,нищий у тумбы виден,а у этого брюхо и все прочее —лежит себе сыт, как Сытин*.
Вкусной слюны разли́лись волны,во рту громадном плещутся, как в бухте,А полный! Боже, до чего он полный!Сравнить если с ним, то худ и Апухтин*.
Кони ли, цокая, по асфальту мчатся,шарканье пешеходов ли подвернется под взгляд ему,а ему все кажется: «Цаца! Цаца!» —кричат ему, и все ему нравится, проклятому.
Растет улыбка, жирна и нагла,рот до ушей разросся,будто у него на роже спектакль-гала́*затеяла труппа малороссов.
Солнце взойдет, и сейчас же луч егоему щекочет пятки хо́леные,и луна ничего не находит лучшего.Объявляю всенародно: очень недоволен я.
Я спокоен, вежлив, сдержан тоже,характер — как из кости слоновой то́чен,а этому взял бы да и дал по роже:не нравится он мне очень.
[1915]
Эй!*
Мокрая, будто ее облизали,толпа.Прокисший воздух плесенью веет.Эй!Россия,нельзя личего поновее?
Блажен, кто хоть раз смог,хотя бы закрыв глаза,забыть вас,ненужных, как насморк,и трезвых,как нарзан.
Вы все такие скучные, точново всей вселенной нету Капри*.А Капри есть.От сияний цветочныхвесь остров, как женщина в розовом капоре.
Помчим поезда к берегам, а берегзабудем, качая тела в пароходах.Наоткрываем десятки Америк.В неведомых полюсах вынежим отдых.
Смотри какой ты ловкий,а я —вон у меня рука груба как.Быть может, в турнирах,быть может, в бояхя был бы самый искусный рубака.
Как весело, сделав удачный удар,смотреть, растопырил ноги как.И вот врага, где предки,тудаотправила шпаги логика.
А после в огне раззолоченных зал,забыв привычку спанья,всю ночь напролет провести,глазауткнув в желтоглазый коньяк.
И, наконец, ощетинясь, как еж,с похмельем придя поутру,неверной любимой грозить, что убьешьи в море выбросишь труп.
Сорвем ерунду пиджаков и манжет,крахмальные груди раскрасим под панцырь,загнем рукоять на столовом ноже,и будем все хоть на день, да испанцы.
Чтоб все, забыв свой северный ум,любились, дрались, волновались.Эй!Человек,землю самузови на вальс!
Возьми и небо заново вышей,новые звезды придумай и выставь,чтоб, исступленно царапая крыши,в небо карабкались души артистов.
[1916]
Ко всему*
Нет.Это неправда.Нет!И ты?Любимая,за что,за что же?!Хорошо —я ходил,я дарил цветы,я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!
Белый,сшатался с пятого этажа.Ветер щеки ожег.Улица клубилась, визжа и ржа.Похотливо взлазил рожок на рожок.
Вознес над суетой столичной одуристрогое —древних икон —чело.На теле твоем — как на смертном о́дре —сердцедникончило.
В грубом убийстве не пачкала рук ты.Тыуронила только:«В мягкой постелион,фрукты,вино на ладони ночного столика».
Любовь!Только в моемвоспаленноммозгу была ты!Глупой комедии остановите ход!Смотри́те —срываю игрушки-латыя,величайший Дон-Кихот!
Помните:под ношей крестаХристоссекундуусталый стал.Толпа орала:«Марала!Мааарррааала!»
Правильно!Каждого,ктооб отдыхе взмолится,оплюй в его весеннем дне!Армии подвижников, обреченным добровольцамот человека пощады нет!
Довольно!
Теперь —клянусь моей языческой силою! —дайтелюбуюкрасивую,юную, —души не растрачу,изнасилуюи в сердце насмешку плюну ей!
Око за око!
Севы мести в тысячу крат жни!В каждое ухо ввой:вся земля —каторжникс наполовину выбритой солнцем головой!
Око за око!
Убьете,похороните —выроюсь!Об камень обточатся зубов ножи еще!Собакой забьюсь под нары казарм!Буду,бешеный,вгрызаться в ножища,пахнущие по́том и базаром.
Ночью вско́чите!Язвал!Белым быком возрос над землей:Муууу!В ярмо замучена шея-язва,над язвой смерчи мух.
Лосем обернусь,в проводавпутаю голову ветвистуюс налитыми кровью глазами.Да!Затравленным зверем над миром выстою.
Не уйти человеку!Молитва у рта, —лег на плиты просящ и грязен он.Я возьмунамалююна царские вратана божьем лике Разина.
Солнце! Лучей не кинь!Сохните, реки, жажду утолить не дав ему, —чтоб тысячами рождались мои ученикитрубить с площадей анафему!
И когда,наконец,на веков верхи́ став,последний выйдет день им, —в черных душах убийц и анархистовзажгусь кровавым видением!
Светает.Все шире разверзается неба рот.Ночьпьет за глотком глоток он.От окон зарево.От окон жар течет.От окон густое солнце льется на спящий город.
Святая месть моя!Опятьнад уличной пыльюступенями строк ввысь поведи!До края полное сердцевыльюв исповеди!
Грядущие люди!Кто вы?Вот — я,весьболь и ушиб.Вам завещаю я сад фруктовыймоей великой души.
[1916]
- Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том первый. Стихотворения (1912-1917) - Владимир Маяковский - Поэзия
- Стихотворения - Семен Надсон - Поэзия
- Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и пьесы 1917-1921 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Стихов моих белая стая (сборник) - Анна Ахматова - Поэзия
- Том 2. Стихотворения 1917-1920 - Демьян Бедный - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Виссарион Саянов - Поэзия
- Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения. - Марина Цветаева - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931 - Максимилиан Волошин - Поэзия
- Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Александр Блок - Поэзия