Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Граф шутливо и одновременно всерьез спрашивает о том, кто, относя себя к Твари, может осуществлять дескрипцию интенций Творца по поводу им творимого? Как это в принципе возможно? Не построено ли в религии все и всегда на неисповедимости путей Господних?
Но если эти пути неисповедимы, то почему надо считать, что Ньютон или кто-то еще (тот же Дарвин) не раскрывали нечто в этих путях (конечно, не до конца и несовершенным образом), а клеветали на Божий Промысел? Каким должно быть научное открытие, чтобы его нельзя было интегрировать в Божий Промысел, который — по методологическим основаниям, применяемым в гиперпрограмме под названием "вера"! — всегда абсолютно эластичен?
Атеисты пели частушки: "Всю Вселенную прошли — нигде бога не нашли". Все понимали, что это чушь. Что прошли не всю Вселенную. Что понятие "нигде" для Бога вообще не существует. Что Вселенной все не исчерпывается. Наука никогда в этом смысле не посягала на Бога, если это была серьезная наука. Если отдельные "жрецы науки" это делали, то на свой страх и риск и в силу исторической ограниченности. Эйнштейн говорил о том, что со стороны Бога некрасиво бросать кости каждый раз, нечто определяя. Но он почему это говорил? Потому что считал, что Бог и не бросает эти кости. Ибо Он — единство истины, справедливости и красоты. Он не говорил, что Бог в принципе, если ему захочется, не может и кости побросать. Все он может. Ибо неисповедимы пути, и так далее.
Вульгарнейший атеизм, действуя с определенными целями, мог подбрасывать слабо образованным людям: "Вам говорили, что бог на облаке? А там самолеты летают, а бога нет". Может быть, Лоргус хочет подобную чушь выдать за позицию науки?
Борис Викторович Раушенбах — крупный ученый и вполне верующий человек. С его статьей "Четырехмерное пространство", опубликованной в сборнике "Пристрастие" (издательство "Аграф", 2000 год), каждый может ознакомиться самостоятельно.
Вначале Раушенбах вводит четырехмерность просто как существование, наряду с обычными тремя пространственными измерениями, четвертого. И оговаривает, что когда теория относительности только появилась, за это новое четвертое измерение принимали время.
Далее Раушенбах пишет о том, что есть "значительно более сложное четырехмерное пространство, где четвертой координатой является не время (что себе легко представить), а тоже пространственная координата (что представить себе немыслимо)". И указывает, что методы изображения этой немыслимой ситуации (если есть четвертое пространственное измерение, то любая мистика допустима) давно были выработаны в русской иконописной школе.
Раушенбах размышляет о последствиях возрожденческого отказа от свойственных средневековому искусству приемов. О том, что художники Возрождения "границу между миром видимым и невидимым стали показывать изображением облаков". Но ведь Раушенбах понимает, что "границу между миром видимым и невидимым" просто стали показывать по-другому. То есть, что "облака" в искусстве Возрождения — это все то же введение немыслимой пространственной четырехмерности. Он считает эту инновацию неудачной… Не будем спорить. Подчеркнем лишь, что обсуждение УДАЧНОСТИ и НЕУДАЧНОСТИ методов показа пространственной немыслимой четырехмерности лишь подтверждает, что речь идет ИМЕННО О ПОКАЗЕ ЭТОЙ НЕМЫСЛИМОЙ ЧЕТЫРЕХМЕРНОСТИ, а не о чем-то другом.
Но наука на своем языке осваивает пространства с немыслимой четырехмерностью, а также большим количеством собственно пространственных измерений, что совсем немыслимо. При этом речь идет — и это особо важно — не об абстрактных математических n-мерных пространствах, а о пространствах физических (квантовых и космологических, прежде всего).
Наука и религия конкурируют друг с другом в том, что касается понимания сверхсложности подобной реальности. Такая конкуренция не носит антагонистический характер. Как поведет себя религия в этой ситуации? Любая ее попытка отказаться от конкуренции (и кооперации) с наукой в вопросе о сложности и сверхсложности — приведет к тому, что пальма первенства перейдет к науке. Религии же останется — пропись, элементарщина. Но в этом случае религия проиграет.
Так что такое атака церкви на науку? Граф А.К.Толстой, как православный методолог XIX столетия, показывает, что это ересь. Это посягательство на Бога. На его прерогативы, на всевозможности Вседержителя. В чем изъян его методологических построений? И есть ли этот изъян?
Православный методолог XXI века А.Лоргус прекрасно понимает, что, с методологической точки зрения, изъяна нет. Существует Система (религиозная или иная). Существует Информация, отвечающая критериям достоверности ("данные опыта" это называется, "верификация" и так далее). Как может Система не интегрировать в себя Информацию: данные науки, любые другие данные о мире, имеющие статус достоверности (притом, что достоверность всегда относительна)? Если Система этого не может, то одно из двух: или Система плохо построена, или… Или на самом деле она-то может, но ей мешают, чтобы развалить ее, соорудив на пустом месте пустой и бесперспективный конфликт между Системой и Информацией.
Но А.Лоргус — не М.Лонгинов. Он и живет, согласитесь, несколько позже. И замахивается на нечто большее. Если бы он замахивался только на теорию эволюции, я не стал бы столь подробно это обсуждать. Но он замахивается на теорию развития вообще. А поскольку ему мало замахиваться на теорию с позиций чистой веры (он слишком хорошо понимает, чем это чревато), то он берет в союзники (чуть не сказал "в подельники") методологию и теорию систем. Мол, теория развития была хороша, пока не возникла теория систем.
Это классический игровой прием. Он же — политический "заход". Управляемый конфликт, так сказать. Манипуляция, она же — разводка. Вы хотите атаковать науку. Вы её делите на "своих" (методологов и системщиков) и "чужих" (сторонников теории развития). Потом "свои" должны съесть "чужих". А вы — стоять, уперши руки в боки, и похихикивать. Чужими руками жар загребать.
Конфликт теории систем и теории развития? Не понял. Ну, гадом буду, — не понял. Я не выпускник психфака МГУ. Я кандидат физико-математических наук. Защищался в советскую эпоху, когда это кое-что значило. Защищался как раз по уравнениям, описывающим устойчивость систем, и сходным вопросам. У меня есть работы и по теории систем, и по распознаванию образов, и по обратным задачам. Я в политологии непрерывно применяю теорию систем.
Ну, так вот… Я не знаю ни одного профессионала, который осмелится сказать, что теория систем опровергает теорию развития. А у А.Лоргуса сказано именно это. Я не по реферативным выжимкам, данным М.Мироновой, сужу. Я А.Лоргуса сам внимательно прочитал. И мне его методологический приём ясен. Берем некие научные дисциплины (например, дисциплину X и дисциплинуY), сталкиваем их с научной же дисциплиной Z, потом организуем проигрыш дисциплины Z дисциплинам X и Y, а потом "подчищаем" всё с помощью религии.
А.Лоргус делает буквально это. Дисциплина Х — методология. Дисциплина Y (основной союзник А.Лоргуса) — теория систем. А дисциплина Z, которую надо разгромить, — теория развития. Вся теория развития целиком, понимаете?
Осуществляя такой методологический приём, надо ждать методологического же ответа. И не только от графа А.К.Толстого. В ожидании методологического ответа надо ознакомиться с теорией систем. Я не знаю, в какой мере А.Лоргус является специалистом по методологии. Судя по тому, как он ею пользуется, тут есть вопросы. Но он психолог, методология близка психологии мышления… Всё может быть. В конце концов, методология — это сфера гуманитарного знания. И в силу специфики знаний у нее есть свое, достаточно размытое, представление о строгости.
Но с теорией-то систем все иначе! Это математическая дисциплина. Там есть иное представление о строгости. Есть алгоритмы и аппарат. Есть круг авторитетов. Этот круг вполне обозрим. И я твердо говорю, что сталкивать теорию развития и теорию систем может только человек, который в теории систем не понимает НИЧЕГО. То есть ничего вообще — за пределами модных сегодня ужимок: "я, мол, системщик". Теория развития и теория систем не могут противостоять друг другу в принципе — с методологической, опять-таки, точки зрения.
Теория систем — это "что". Что развивается? Система. Любая динамическая система имеет траекторию (в обычном пространстве, если речь идет о механической системе, или в пространстве фазовых переменных, если речь идет о системе более сложной). Траектория определенного типа — это траектория развития.
Как отличить траектории, не являющиеся траекториями развития, от траекторий, являющихся траекториями развития? Как выявить типы траекторий развития, увязать эти типы с классами систем, решить обратную задачу восстановления системы по траектории? Этим всем должна заниматься теория развития.
- Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец - Густав Майринк - Классическая проза
- Игра с огнем - Мария Пуйманова - Классическая проза
- Мой Сталинград - Михаил Алексеев - Классическая проза
- Экскурсия в реальность - Ивлин Во - Классическая проза
- Прикосновение к любви - Джонатан Коу - Классическая проза
- Собрание сочинений. Том 2. Отважные мореплаватели. Свет погас. История Бадалии Херодсфут - Редьярд Киплинг - Классическая проза
- Миражи, мечты и реальность - Людмила Салагаева - Классическая проза / Русская классическая проза
- Арфа и тень - Алехо Карпентьер - Классическая проза
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Классическая проза