Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помучили его да и оставили в покое. Сидел себе на стуле, покачивался. А на глаза ему повязку сделали. Ни жена, ни сын не хотели ему в глаза заглядывать. Говорили, будто туда, в расщелину, смотришь. Будто в расщелину…
Ночью, говорят, он иногда вскакивал и бежал к ратуше. Вроде как в кузни хотел спуститься. Его не пускали. Он не мог объяснить, чего ему там понадобилось, вот и не пускали. Мычал что-то, тряс головой. Когда успокаивался, его отводили домой.
Долго так жил, потом пропал. Может, все же пробрался в кузни. А может, в горы ушел. Никто не знает. Теперь о нем вспоминать не любят. Страшно. Не так уж глубоко его опустили, до недр-то далековато…
Травница впервые за все время, что мы с ней говорили, перестала улыбаться. Без улыбки ее лицо показалось особенно старым, к тому же – безобразным.
– Нельзя было этого делать. Так ведь и разбудили Хубистан.
«По словам травницы, Хубистан – некий дух забвения, живущий в подземной долине, под местными горами. Около десяти лет назад, по прихоти наместника Багульдина, в расщелину под ратушей опустили следопыта в надежде, что он увидит источник свира. Считается, что этот следопыт не то пробудил Хубистан, не то каким-то образом привлек его внимание. Дух забвения поднялся на поверхность горы в нескольких десятках верст от города».
– Он бы прошел мимо, но почувствовал нашу слабость… – Травница теперь подалась вперед, нависла над столом и шептала, глядя в пустоту: – Слабость… Хубистан нападает медленно. Ползет вниз по скалам. Не гремит, не пугает. От него легко убежать. И только те, кто не готов к переменам, кто боится собственных желаний, пропадают в нем навсегда.
В забвении есть и своя радость, – уже спокойнее и вновь с улыбкой проговорила старуха. – Люди в нем бывают по-своему счастливы. Только не замечают, как сами становятся туманом. Он их растворяет. А потом, когда уже весь город становится сумеречным, ведет за собой на поиск других городов.
Полчища сумеречных людей. Его воинство. Воинство… Мы их не видим, но они уже вошли в Багульдин. Стоят на его улицах, в его домах. Ждут своего часа.
– Если вы все это знали, почему не ушли из города? Ведь туман начал стягиваться еще год назад.
– Ну почему же? Ушла. Еще как ушла! – Травница залилась рваным, каким-то звериным смехом.
Безумная.
Я отложил перо. Вновь подошел к балюстраде.
Вспоминал слова старухи о Хубистане, о тумане забвения. Смотрел на гладкую стену мглы над городом. Поглядывал на прохожих и представлял, как туман поглощает их, делает послушными сумеречными воинами, как… Я весь подался вперед. Застыл над перилами. Там, в узком проходе между торговых лавок, на краю Ярмарочной площади… «Не может быть».
Не верил тому, что видел.
Еще несколько секунд стоял в растерянности, не зная, что делать, потом бросился в комнату. Задел письменный столик и опрокинул чернильницу. Ее содержимое выпросталось одним большим пятном. Часть рукописей была загублена. Я потянулся к испачканным листам, но понял, что нет времени тут копошиться. Нужно было скорее бежать на площадь – туда, к проходу между лавок.
«Как это возможно?»
Я засуетился в комнате. Еще не зная, что буду делать, что скажу и как объясню свое неожиданное появление, набросил путевой плащ. Накинул пристяжной капюшон.
«Лучше скрыть лицо. Он не должен меня узнать».
Выскочил из комнаты. Неверной рукой провозился с замком. Заперев его, сунул ключ в карман и побежал по коридору.
Вскрикнув, посторонилась служанка с умывальным тазом – грязная вода плеснула на каменный пол и ее передник.
«Неужели я ошибся? И волосы… Опять черные».
Скользя и едва удерживая равновесие, я промчался по двум лестничным пролетам. Ворвался в гостевой зал.
«Я должен понять!»
На ходу заметил, что Сольвин, хозяин подворья, испугался гораздо сильнее, чем может испугать чье-то неожиданное появление. Объясняться не было времени.
Распахнул входную дверь. Услышал, как Сольвин крикнул мне вслед:
– Вас все равно поймают! Можете не бежать.
Я мгновение помедлил, удивленный такими словами, но решил разобраться с этим позже. Сейчас нужно было бежать.
Тишина подворья резко сменилась шумом Ярмарочной площади. С балкона площадь была видна вся, теперь же я оказался среди людей и пришлось продвигаться наугад.
В лицо слабо задувал теплый ветер. Из-за тумана в Багульдине днем всегда чувствовалась духота. Свежесть и цветение гор угадывались лишь по вечерам.
Я расталкивал прохожих, торопливо извиняясь в ответ на возмущенные окрики. Уверенно шел вперед. Бежать было опасно. Я бы привлек слишком много внимания. Оставалось надеяться, что он не ушел далеко.
Чем ближе я подходил к торговым палаткам, тем сильнее сомневался. «Не может быть…» На таком расстоянии легко ошибиться. Но этот черный костюм с высоким воротом, неуклюжая походка, тонкие ноги и руки, свернутый кнут на поясе и длинные черные волосы… Да, волосы опять были черными.
Теор. Такого трудно с кем-то перепутать.
Палатки были совсем близко, а я в очередной раз спрашивал себя, как поступлю, если тот человек в самом деле окажется Теором. Подойти и потребовать объяснения – глупо. Ни Тенуина, ни Громбакха я с тех пор ни разу не видел. Подумал даже, что они скрываются в туманной части города, боятся наказания за открытое убийство – ведь о нем могли узнать люди коменданта.
– Ну куда, куда!
Я нечаянно задел женщину, нагруженную ткаными сумками и большой корзиной с хлебом. Услышав причитания, остановился и вовремя заметил Теора.
Теперь не было никаких сомнений.
Он о чем-то говорил с продавцом из скобяной лавки. Стоял ко мне вполоборота, так, что можно было без помех рассмотреть его лицо.
«Значит, жив. Следопыт не убивал его. Но тогда кого он убил?»
Я по-прежнему не знал, что делать. Подумал, что веду себя глупо. Сделал шаг, чтобы заговорить с Теором, но, помедлив, решил для начала за ним проследить.
Багульдин больше месяца был спрятан от обозов и торговых подвод, туман скрыл поля и угодья, а запасы местных лéдников, амбаров и складов должны были со временем закончиться; горожане понимали это и торопились скупить то, что еще было доступно на рынках, пусть даже цены поднялись до пределов, разрешенных наместником. Из южных селений еще поступали свежие продукты, и многие, готовясь к летней ярмарке, успели заполнить свои склады зерном, мукой, пряностями и прочей бакалеей, однако, проходя вдоль лавок, я видел, что торговцы уже не боялись выкладывать отчасти порченные, тронутые гнилью продукты – сейчас и на такой товар находился свой покупатель. Вечерние застолья в цоколе «Нагорного плеса» и в других тавернах могли показаться излишеством, но многие верили в скоротечность тумана. Встречались и те, кто считал гибель во мгле неминуемой, – они торопились утешить себя последними дарами жизни.
Теор выглядел беспечным. Никуда не торопился. Обошел еще несколько скобяных развалов. Отыскал интересовавшие его детали и отправился к Кузнечной улице. Я не отставал от него, стараясь при этом держаться на безопасном расстоянии.
Свернув на Смольную аллею и пройдя Скотный торг, он устремился вглубь квартала Каменщиков – прежде оживленного, шумного, а теперь таящегося в безмолвии.
Большинство каменщиков покинули Багульдин еще в те дни, когда это было возможно. Их не задержала даже близость ярмарки. Ежегодную ярмарку каменных изделий проводили в гумник[12] – последний летний месяц. Всякий раз она становилась главным праздничным событием в городе. Сюда стекались закупщики со всех Восточных Земель. Приезжали кочевники-музыканты, бродячие художники, калики, бывавшие в песках Саам-Гулана, блаженные предсказатели из Дегауля. На ярмарку заглядывали даже из Пекель-Зорда – огненного города Северных Земель. Его жители привозили жидкие горящие камни, устраивали перед ратушей огненное представление.
У северных ворот Багульдина собирался целый остров из карет, гартолл и повозок. В крестьянских селах открывались летние постоялые дворы. Ярмарочная площадь застраивалась деревянными времянками. Лотки с поделками из разного камня стояли по всей Парадной улице. Город шумел, радовался. Снизу, из Целиндела, едва успевали подвозить новые бочки хмеля. Дети набивались в палатки, где странники рассказывали им о далеких краях, о затерянных землях.
Ярмарка работала и днем, и ночью. Одновременно с ней проводили Праздник хмеля и Праздник взросления – в эти дни подросткам, которым уже исполнилось шестнадцать лет, разрешалось сделать первую кистевую сигву.
В Багульдин приезжали богатые купцы, представители знатных родов. Они гостили в горных подворьях, гуляли по укрепленным тропинкам, а в конце месяца увозили домой узорные плиты, барельефы и даже статуи, нередко сделанные мастером на заказ – с фигурой и лицом заказчика.
Первая ярмарка прошла больше двух столетий назад, в правление Вольмара Адельвита, девятого Венценосца из рода Эрхегорда, и с тех пор отменялась лишь семь раз – в годы Венценосного траура.
- Сумеречный охотник. Законная добыча - Елена Сухова - Детская фантастика
- Гум-Гам - Евгений Велтистов - Детская фантастика
- Карлуша на Острове Голубой звезды - Борис Карлов - Детская фантастика
- Опасные сказки - Кир Булычев - Детская фантастика
- Звездные кооты и разумные растения - Андрэ Нортон - Детская фантастика
- На синей комете - Розмари Уэллс - Детская фантастика
- Год теней - Клэр Легран - Городская фантастика / Зарубежные детские книги / Ужасы и Мистика / Детская фантастика / Фэнтези
- Люди Ковра - Терри Пратчетт - Детская фантастика
- Код Вечности - Йон Колфер - Детская фантастика
- Гуси-гуси, га-га-га... - Владислав Крапивин - Детская фантастика