Рейтинговые книги
Читем онлайн Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 29

— Красивая. Я же вижу.

Он неотрывно смотрел на меня, и я чувствовала, как во мне нарастает желание. Однако внешне я продолжала оставаться бесстрастной; мне никак не удавалось преодолеть свою застенчивость.

Жюльен, должно быть, тоже был слегка смущен — вряд ли ему прежде доводилось сталкиваться с такой сдержанной особой. Если бы он только знал, какие страсти кипят под этой невозмутимой оболочкой!

До того момента мои сексуальные опыты, ни слишком многочисленные, ни слишком страстные, всегда сопровождались чувством стыда. Для японского менталитета сексуальность все еще оставалась табу или, по крайней мере, некой тайной, доступной лишь взрослым. Французское выражение «заниматься любовью» не имеет эквивалента в нашем языке — в японских словах, обозначающих любовный акт, нет ничего сентиментального. Кроме того, продажа противозачаточных средств в те времена была официально запрещена, словно внебрачная любовь была противозаконной. Был ли то результат действий некоего лобби среди гинекологов, предпочитающих практиковать подпольные аборты, приносившие им прибыль, или крайне медленной реакцией японского общества на любые нововведения — так или иначе, у молодых женщин не было особой потребности в противозачаточных таблетках, поскольку они сохраняли девственность до замужества.

С другой стороны, индустрия секса процветала в «развлекательных» кварталах всех городов страны. В заведениях, официально именовавшихся «турецкими банями», массажистки оказывали «специальные услуги», а в кафе класса «без ничего» официантки в мини-юбках специально наклонялись, демонстрируя клиентам отсутствие нижнего белья. В таких местах секс был вполне допустим, что являлось частью некоего общественного консенсуса.

Погруженная против воли в эту шизофреническую атмосферу раздвоенности, я не могла выработать у себя откровенный подход к сексуальности. Мужчины робко прятались в «специальных» заведениях, вместо того чтобы открыто проявлять свою страсть. Женщины, оставаясь в положении используемых либо пренебрегаемых, безропотно смирялись со своей подчиненной ролью. Каково было взрослеть среди такого лицемерия? Стыд был у меня в крови, и я никогда не испытывала страсти к своим партнерам — это они всегда меня хотели. Я была уступчивой, это верно. Мною владело любопытство, я чувствовала склонность к любовным авантюрам. Но, соглашаясь спать с мужчинами, которых я не любила, я всегда испытывала чувство вины — меня преследовал стыд за то, что я дала себя использовать.

Не для того ли чтобы вырваться из этого порочного круга, я и хотела уехать во Францию?

Я подняла глаза, чтобы Жюльен смог убедиться в моем желании. Не важно было, что я едва знакома с ним. Не важно, что такая легкая уступчивость оскорбляла нравы моей страны. Наше свидание происходило в мире, где вдолбленные мне с детства правила потеряли всякий смысл. У меня не было никаких причин стыдиться.

Он осторожно обхватил меня за талию и медленно притянул к себе. Я жадно втягивала в себя его запах и на этот раз почувствовала, что теряю над собой контроль.

Жюльен расстегнул молнию на моем платье и принялся ласкать меня. Его пальцы, сильные и нежные, скользили по моей коже и проникли в тайный уголок моей плоти. Удовольствие нахлынуло на меня как волна. Моя плоть трепетала от возбуждения, голова кружилась.

Жюльен принадлежал к иной расе, был существом неизвестной природы. Однако с ним я чувствовала себя лучше, чем с любым из тех мужчин, которых раньше знала. Он позволил мне быть искренней с самой собой: никогда еще мое желание не было настолько естественным, настолько свободным от угрызений совести.

Я проснулась среди ночи. Жюльен, лежавший рядом, повернулся и обнял меня, не открывая глаз. Я замерла в надежном убежище его рук.

— Хочешь кофе? — неожиданно спросил Жюльен, когда я подумала, что он снова задремал.

Оказывается, уже настало утро.

Жюльен раздвинул шторы и потянулся, совершенно обнаженный в потоках яркого света. Я рассматривала его тело — тело белого мужчины. Был ли он для меня чем-то экзотическим? Жюльен был ненамного выше, чем мужчины моей расы, торс у него был более мощным, а плечи — более широкими. Его кожа не казалась мне слишком светлой, она не очень отличалась от нашей — за исключением, может быть, фактуры. Западный тип внешности, восхищавший нас на обложках модных журналов, который мы чтили как абсолютный канон красоты — источник стольких наших комплексов, — в реальности меня не впечатлил. Если у Жюльена и было что-то особенное, так это его запах. Эманация его грубой природы пробила защитную оболочку моей стыдливости и заговорила с моим инстинктом напрямую.

— Черт, кофе не осталось! Только «Нескафе»!

У него не оказалось также ни гренок, ни масла, ни джема! Но мне было все равно. Когда он поставил на кровать поднос с двумя дымящимися чашками «Нескафе», этого жеста было достаточно, чтобы меня растрогать.

Чуть позже, отправившись в ванную, я прошла через кабинет Жюльена, по обстановке которого можно было узнать гораздо больше о его работе и частной жизни. Над чертежным столом висели приколотые к пробковому стенду чертежи, написанные от руки заметки, пригласительные билеты и две фотографии.

Первая была напечатана на пожелтевшей от времени газетной странице, датированной маем 1968 года. На ней я узнала Жюльена — у него были длинные волосы, он стоял с воинственным видом в первом ряду какой-то демонстрации. Вторая фотография представляла собой портрет маленькой девочки с белокурыми кудряшками. Сколько ей было — года два, три? Она стояла на пляже, одетая в купальный костюмчик, и смеялась, показывая молочные зубы.

— Чья это девочка? — спросила я.

— Моя дочь.

— Я не знала, что у тебя есть ребенок.

Жюльен ничего не ответил.

— Как ее зовут?

— Манон.

Сейчас ей было пять с половиной лет. Второе лето подряд она ездила отдыхать только с матерью.

— Ты ею занимаешься?

— Конечно. Забираю ее к себе один день в неделю и на каждый второй уик-энд.

— Тебе грустно?

— Грустно? Нет.

Он снова замолчал.

Я попыталась изобразить равнодушие, чтобы не показаться бестактной и назойливой, но внезапно почувствовала, что он стал другим — в нем уже не чувствовалось прежней легкости. Образ отца теперь заслонял прежний образ соблазнителя. Должно быть, он любил рассказывать дочери сказки на ночь и просыпаться рано утром под ее радостные крики. С тех пор он, должно быть, привык ложиться, когда захочет, просыпаться поздно и все равно чувствовать себя невыспавшимся.

Обычно Жюльен спускался завтракать в кафе на улицу Мутеффар. Он покупал газету и, если была хорошая погода, садился за столик на террасе, а если нет — располагался за стойкой. В это время улица уже была довольно оживленной, и продавцы овощей и фруктов вовсю зазывали прохожих. Жюльен делал здесь покупки, когда обнаруживал, что в холодильнике пусто. Сегодня утром был тот самый случай. Мы под руку бродили в толпе — такая бесстыдная демонстрация совсем недавней близости тоже была бы совершенно невозможна у меня на родине; мне казалось, что я узурпирую чужой обычай. Однако все, что доставляет удовольствие, легко перенимается. Мне достаточно было обменяться взглядом с Жюльеном, чтобы почувствовать себя совершенно естественно в роли его счастливой невесты.

По возвращении домой Жюльен начал готовить обед. Он получился незатейливым, но вкусным: ромштексы с кровью, салат, сыр, «Кот-дю-Рон».[5] Насвистывая мелодию Карли Симон, он поставил на стол тарелки, два бокала и положил два прибора — все было совершенно разномастным. Такая небрежность показалась мне чуть ли не верхом элегантности. Впервые я обедала дома у парижанина.

В мягком свете вода бассейна чуть подрагивала под моим восхищенным взглядом. Люксембургский сад с разноцветными клумбами и статуями в тенистых аллеях казался мне олицетворением всего Парижа. Миновав дорожки, по которым ослики катали детей, оставив позади теннисные корты и фруктовый сад, мы оказались в тихом уголке, где вокруг низких столиков собралось множество людей. Присмотревшись, я увидела, что они играют в шахматы. Жюльен замедлил шаг.

Я всегда восхищалась красотой этой игры, но мне так и не представилось случая самой научиться играть. Жюльен предложил за пять минут рассказать мне все правила. Едва лишь он закончил свои объяснения, как один из собравшихся, молодой человек с усами и в очках, предложил ему сыграть партию и достал из портфеля шахматную доску и часы с двумя циферблатами.

Вокруг двух новых игроков столпились зрители. Жюльен и его противник то и дело передвигали фигуры и щелкали клавишами хронометра. Партия развивалась очень быстро — слишком быстро для того, чтобы я могла оценить уровень игры. Я стала наблюдать за Жюльеном: сосредоточенное выражение лица очень ему шло. Он выиграл, и я сочла это совершенно естественным.

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 29
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи бесплатно.
Похожие на Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - Юмико Секи книги

Оставить комментарий