дверь, для надежности еще и задвинув засов.
– Так, здесь должно быть безопасно. И если я правильно рассчитал, то верхний этаж фасадом выходит на ту площадь, где Эзма разбила лагерь.
Окинув беглым взглядом пыльную лавку с пустыми полками, я направился к лестнице. Ступени заскрипели под моим весом, запротестовав с удвоенной силой, когда Гидеон последовал за мной. К счастью, на звук никто не вышел, и на втором этаже оказалось так же тускло, пусто и пыльно, как и в лавке. Старый стол и два сундука – вот и всё, что осталось там от мебели.
– Нужно поискать какие-нибудь припасы, – сказал Гидеон, подходя к сундуку. – Может, найдется теплая одежда или еда. Рах?
Сквозь стекла раздвижной двери в другом конце комнаты сочился свет, и я пошел туда, не слыша Гидеона, только болтовню левантийцев и суету за окном. Открыв жалкое подобие задвижки, я отодвинул балконную дверь.
– Рах! – Гидеон схватил меня за руку и, зашипев от боли, дернул вниз. – Ты что, собрался просто выйти туда?! Тебя же увидят. Смотри через треклятую резьбу.
– Умно, – сказал я и, оправившись от потрясения, добавил. – Все хорошо?
– Прекрасно. – Он отпустил меня и, прижимая к груди раненую руку, подкрался к балкону.
Я присоединился к нему и выглянул сквозь витиеватую резьбу, обрамлявшую балкон. Внизу, на площади, сновали туда-сюда левантийцы, словно в лагере, построенном из дерева, камня и чужих жизней. Одних лошадей поместили в здание с широкой дверью, других привязали к столбам под навесами, сделанным из расчищенных рыночных прилавков. Повсюду были рассыпаны без какого-либо порядка всевозможные шатры и кучи припасов. Над полудюжиной костров поднимался дым, принося запах готовящейся еды, но я позабыл о голоде, когда увидел Эзму. Она шла медленно, как человек, абсолютно уверенный в своем окружении, распространяя мудрость своими приказами и веру в ложного бога самим своим присутствием. Ложного бога, во имя которого она уничтожит нашу родину. Наш образ жизни.
Меня снова охватила ярость, и я собрался встать. Как легко обнажить клинок, спрыгнуть вниз и воткнуть его Эзме в брюхо, в шею, в глаз. Всё будет кончено и…
Во второй раз Гидеон схватил меня за руку и дернул вниз, и я едва не ударился головой о край резного парапета.
– Что ты делаешь? – прошипел он. – Тебя увидят.
– Значит, они увидят, как я воткну нож в их драгоценную заклинательницу.
Я обнажил клинок, но Гидеон выбил его из моих рук, и нож с грохотом упал на пол между нами.
– Они этого не увидят. Они увидят, как тебя проткнут в ту же секунду, как ты окажешься внизу. Или, в лучшем случае, при попытке убить ее.
– Я пришел сюда убить ее, Гидеон, я…
– Да знаю я! Просто придумай план получше, потому что не пошел бы ты со своей жертвенной славой. Я притащился сюда не для того, чтобы смотреть, как ты становишься мучеником.
От яростного толчка я упал на задницу, больно ударившись копчиком. Гидеон отполз от балкона, встал и лихорадочно зашагал по комнате.
– Гидеон…
– Нет, – перебил он, подняв руку, как будто останавливая мои слова. – Я не хочу сейчас этого слышать. Просто… просто не будь дураком. Хотя бы раз. Ради меня, если не можешь ради себя самого. Мы или уйдем отсюда вместе, или не уйдет никто.
– Убивать ее – значит рисковать, как бы осторожен я ни был!
Он провел рукой по лицу.
– В кои-то веки нам нужен Рах – упрямый осел, который все делает согласно традициям.
Я уставился на него, медленно осознавая смысл сказанного.
– Я должен бросить ей вызов.
– Ты должен бросить ей вызов.
24
Дишива
Я расхаживала взад-вперед по короткому коридору сквозь пальцы бледного утреннего света, который только начал просачиваться внутрь. Жестокое напоминание о том, что время течет и тихая ночь вот-вот уступит место дню, а я еще не знаю, как отсюда выбраться. Да и сумею ли вообще.
Я ходила, наблюдая за рассветом. Ноги, казалось, наполнились лихорадочной энергией, которую я не могла потратить, а сухой и усталый глаз щипало, веки стали тяжелыми, как и настроение. В начале ночи я была уверена, что мы найдем выход, какой-нибудь коридор или боковые ворота, которые Эзма не догадалась сторожить, но по мере того, как текла ночь, вариантов становилось все меньше. В самые темные часы я сама начала обшаривать дворец, проводя рукой по каждой стене, мимо которой проходила, в тщетной надежде найти потайной ход, пропущенный остальными.
От шороха шагов я вздрогнула, как будто чуть не заснула на ходу. Быстро поморгав, я увидела секретаря Ауруса. Он надел самый лучший наряд, пытаясь найти в дорогой ткани и украшениях силу и уверенность, которых не чувствовал в приближающемся дне.
– Тоже не спится? – спросил он слегка осипшим на утреннем холоде голосом.
– Да. И к тому же я так и не придумала, что делать дальше.
С кислой и извиняющейся улыбкой он положил руку мне на плечо.
– Это не ваше бремя, Дишива. Я отправил заклинательнице Эзме сообщение и собираюсь начать переговоры.
Я кивнула, но лишь сильнее ощутила вес своей ноши – теперь к ней примешивался страх. Я скрыла его под улыбкой.
– А если она не согласится, всегда можно ее убить.
Секретарь Аурус опустил руку и резко хохотнул.
– Вряд ли этот кровавый вариант – лучшее решение, учитывая, что ее последователи сторожат все пути отхода.
– Я найду способ с этим справиться.
Он не ответил, и пока тянулись секунды, я заметила, как он уставился на меня, нахмурившись.
– В чем дело? – спросила я.
– Вы никогда не сдаетесь, Дишива?
– Никогда, если это важно. А что? Разве вы сдались бы?
Он нахмурился еще сильнее.
– Раньше я считал, что нет, но вы заставили меня задуматься. Вообще-то, о многом. Кто бы мог подумать, что я многому научусь у варвара.
Последнее слово он сопроводил вызывающей ухмылкой, а в глазах блеснула искорка веселья. Я ущипнула его за руку.
– Вы сами варвары. Закапываете мертвых в землю, а потом растите на ней пищу.
Улыбка Ауруса застыла.
– Я… никогда не думал об этом в таком ключе. И в самом деле неприятно.
Некоторое время мы стояли в полном понимания молчании, глядя, как двор оживает под солнечными лучами, просачивающимися через узкие бойницы, служившие окнами в этой части дворца с каменными стенами. Вокруг бродили чилтейские солдаты, в точности как и мы, не уверенные в том, что принесет день, не понимающие, что делать, пленники мы или завоеватели.
Не поворачивая ко мне головы, секретарь Аурус
