Можно увидеть, как он напряжен.
Профессор лежит на полу, из уголка его рта капает кровь. Теперь он действительно похож на умирающего старика.
Не понимаю, как добросердечный дедуля в один момент может превратиться в убийцу? Если бы я не увидела это воочию, то никогда бы не поверила в подобное. Его озверевшее лицо, перемазанное кровью юного охранника, глубоко врезается в мою память.
Подмога быстро прибегает в игровую комнату, Се Ли тоже приходит. Он поднимает ногу и несколько раз с силой пинает лицо Профессора. Он останавливается только тогда, когда у старика ломаются зубы. Затем он приказывает подчиненным связать Профессора, вытащить его на спортивную площадку и там бросить. В это время за окном уже начинается ливень. Если он так сделает, то Профессор, вероятно, погибнет.
Один из охранников сердито кричит:
– Привяжем старого ушлепка к кресту! Черт возьми, пускай образумится под дождем!
Мне очень хочется сказать Профессору несколько слов, но я не могу. Возможно, я до сих пор напугана его поступком. Я тайком бросаю взгляд на стоящую вдалеке Е Пин и вспоминаю ее недавние слова:
«Большую часть времени он очень милый, но иногда…»
Охранники разводят пациентов по палатам и утаскивают с собой Профессора.
Я возвращаюсь в палату в полнейшем шоке от происходящего. Сажусь на кровать. За окном непрерывно грохочет гром и льет дождь. Порывы ветра доносят острые капли дождя до моего лица, а мое сердце словно режут ножом. Если Профессор на самом деле будет мучиться так, как они задумали, то ему не суждено пережить эту ночь. Мне трудно описать словами свои чувства: гнев это, страх или сочувствие?
Понятия не имею.
* * *
Я вовремя успеваю вынырнуть из водоворота воспоминаний, потому что слышу чьи-то приближающиеся шаги. Быстро прячу бумагу и карандаш под подушку и притворяюсь спящей.
Кому я могла понадобиться в такую рань?
2
У двери палаты стоит старшая медсестра Юань Цзин.
На ее лице навечно застыло одно-единственное выражение – недовольство. Как будто все на свете обидели ее, и теперь ей больше нечему радоваться. Уголки рта постоянно свисают вниз, равно как и щеки.
– Ты можешь отказаться. – Юань Цзин, как всегда, сурова. – Хорошо подумай. Я пришла сюда не для того, чтобы упрашивать тебя. Ясно?
Я машинально киваю.
Она принесла как хорошую, так и плохую новость. Нет, в каком-то смысле обе новости хорошие. Профессор чудом пережил тяжелую ночь под проливным дождем, сейчас его обследуют в лазарете. Правда, он серьезно болен, у него температура за сорок, что очень опасно и может убить его в любой момент. Хорошая новость заключается в том, что Профессор так слаб, что не может принять участие в сегодняшней уборке. Юань Цзин хочет, чтобы я вместо него пошла мыть полы в коридорах больницы.
Я с готовностью соглашаюсь: это отличная возможность проникнуть в кабинет Чжуан Яня. Я верю, что там смогу найти то, что мне нужно. Это решение, возможно, стало неожиданным для Юань Цзин. Она мерит меня с головы до ног скептическим взглядом. Уголки ее губ дергаются, будто она собирается в очередной раз меня упрекнуть, но, так и не придумав, в чем именно, Юань Цзин не решается высказаться.
– Только без фокусов, поняла? – Юань Цзинь пристально смотрит на меня. – А не то пожалеешь!
Она не первая, кто мне угрожает, но и явно не последняя. В психиатрической больнице к некоторым вещам стоит привыкнуть: например, к угрозам или предупреждениям.
До полудня я отвечаю за мытье коридоров в блоке. К моему удивлению, моим партнером по уборке оказался человек, которого мне меньше всего хотелось бы видеть, – Невеста.
Весь сегодняшний день мне придется принимать с ней участие в наведении порядка. Завидев меня, она вздрагивает, а потом безмолвно опускает голову и молча продолжает работать. Однако я отчетливо чувствую, что враждебность в ее взгляде пропала. Я вижу бесчисленные синяки и кровоподтеки на ее лице, и мне становится ее жаль. Она тоже несчастная жертва.
Двое охранников в коридоре оживленно переговариваются; у них нет времени следить за нами. Держа в руках швабру, я медленно подхожу к палате Дон Кихота. Подойдя к железной двери, я тихо стучусь. Из палаты доносится воркование, я понимаю, что это Санчо.
– Дон Кихот! Это я! Ты меня слышишь? – громким шепотом спрашиваю я.
– Алиса? – отзывается он.
– Ага.
– Ты за дверью?
Я чувствую, что он разговаривает со мной, прислонившись к железной двери.
– Санчо же гений? Я имею в виду, гений среди птиц?
– Конечно! – гордо говорит Дон Кихот. – Он даже умнее некоторых людей! Алиса, ты тоже так думаешь? Он может не только играть с шариками, но и считать их! Однажды я дал ему три шарика, и он проворковал три раза! Потом я дал ему пять шариков, и он проворковал пять раз! Потом я дал ему…
– Дон Кихот, послушай, – перебиваю я. – Есть одна вещь, и мне интересно, сможет ли Санчо ее сделать. Мне кажется, что нет.
– Конечно, сможет!
– Нет, и люди-то на такое не способны, поэтому я и думаю, что Санчо тоже…
– Скажи уже, что нужно сделать! Он все сможет!
– Он может узнавать людей?
– Во всей «Наньмин» нет никого, с кем Санчо не знаком, – уверенно отвечает Дон Кихот.
– А если захочу, чтобы Санчо кое-что передал человеку, которого он до этого не встречал, у него получится?
Я сама не верю в то, что говорю. Заставить голубя выполнить такое задание практически невозможно. Ну а что мне еще остается? Выхода у меня нет.
– У тебя есть фото?
– Что?
– Фотография получателя. Надо показать Санчо, кому он должен передать.
Я вспоминаю, что вчера сказал мне Профессор. Человек, который приехал сюда, мужчина, который раскрыл дело Обсидианового особняка. Мне нужно заполучить его фотографию, чтобы Санчо передал ему мое послание.
– Поняла. Я найду способ.
Голубь снова воркует словно в ответ на мои слова.
Ко мне подходит охранник, и я приседаю на корточки, делая вид, что оттираю тряпкой пятно рядом с дверью. Он проходит мимо, не заметив ничего подозрительного.
Меня осенила безумная идея, да, но я понимаю, что вероятность успеха очень мала. Возлагать все свои надежды на голубя – это чистое безумие. Но если я хочу связаться с внешним миром, это единственно возможный путь. Дон Кихот хоть и не в своем уме, но его голубь Санчо действительно настоящее дарование. Не знаю, насколько у птиц высокий интеллект, я ведь не биолог, но Санчо для меня сейчас – соломинка надежды, протянутая высшими силами. И я твердо решаю схватиться за
