что все они выходцы из Ордена. Почему тот же Седой раз за разом вспоминает Орден, наставников, соучеников, но не вспоминает родителей? Да потому что у него этих самых родителей нет. Он сирота с талантом, которого заметили и приняли в Школу. Орден заменил ему семью. Это Седому нужно беспокоиться о том, что он не знает любви матери и отца, любви сестры и брата. Но разве это помешало ему стать Властелином?
Нет, не помешало.
Ну и мне не помешало бы незнание Павильонов Цветов.
В свист ветра на миг вплёлся язвительный шёпот Рейки: «И скольких она целовала сегодня?»
Я стиснул зубы. Вот именно. Мне это не нужно. Мне это незнание не помешало бы. И не помешало. Пусть мне немного помог Изард, но потратив ещё лет десять, я бы и сам создал третье средоточие. Обязательно. Несомненно.
Это дарсово средоточие создавали даже Древние. Те самые Древние, которые боялись Небесных Испытаний и не хотели идти в Стражи, те самые Древние, которых в Малом Испытании Стражей пугали простыми животными и смешным стариком-сектантом, который нёс полную чушь.
Что видели в своей жизни те Древние? Трактаты мудрецов? Ухоженные поместья, где даже листик с дерева не смел упасть им на плечо?
Ходили ли они в опасные пустоши, чтобы сорвать ветку акации для сестры? Откладывали ли последний кусок тыквы из своей тарелки, чтобы накормить её?
Знали ли они лишения? Проходили ли они испытания каждый день? И какие? Недовольство учителя? Грусть матери, когда не выучили новую мелодию? Взбирались ли они на Палец, каждый миг опасаясь сорваться и всё ради дорогих костей птицы? Знали ли вообще, что такое добывать себе на пропитание тяжёлым трудом?
Разве можно вырастить настоящего идущего, полагаюсь на такие слабые испытания?
Презрение и ненависть главы деревни. Голод. Отрава в питье. Звери, которые могут сожрать тебя. Закалкой выйти против Зверя-Воина. Отомстить равному по силе за смерть отца. Выстоять против снежинок. Сразиться со старейшинами целой фракции, пройти город Древних, отстоять свободу, всего лишь Мастером украсть Указ у старейшины секты и убить его, спорить с духом, который может убить тебя движением руки — вот это испытания, которые могут создать настоящего идущего и вознести его к Небу.
Я знаю о мире больше, чем половина Древних! Я видел столько необыкновенного и ощутил столько невероятного, сколько половина из них и не могла себе представить!
Меня охватило странное, ледяное спокойствие — я един с миром, я познал его от пустошей Нулевого до зон запрета жизни разрушенного Снежного Логова, от рек Нулевого до Молниевых Бурь Шестого пояса. Пусть я и потомок слуг, стражей и прочих, но я добился того, чего добились не все из Древних. Я Страж, я идущий к Небу, я лекарь душ и истинный мастер Указов. Я — Властелин Духа.
Всё было отлично в этом моём спокойствии и принятии себя. Всё, кроме одного — кроме дарсова полёта.
Я как падал, так и продолжал, невзирая ни на какое единение мира.
Стискивая зубы, я вновь и вновь пытался нащупать в себе то равновесие, которое должно одарить меня полётом. Пытался и не находил.
Дарсовы Древние, дарсов Изард, дарсов Седой.
Да что такое это ваше равновесие с миром? В каком из испытаний я должен был ощутить его? В этом? В этой пропасти? Так не ощущаю, не нахожу, падаю! Я не такой, как вы!
Эта мысль пронзила меня, заставила сделать судорожный вдох.
Я — не такой. У меня — свой путь. Я даже эссенцию вижу не так, как все. Я третье средоточие создал не так, как все. Я стал Властелином Духа, только запустив в себе круговороты. Это и есть моё понимание духа. Моё понимание того, как движение стихии через духовную силу, а духовной силы через стихию воссоздаёт изначальную силу Неба.
Круговороты.
Я толкнул их снова, закружил вокруг первого и второго средоточия, уже через миг поняв: нет, не так, не оно, слишком сложно, в этом нет равновесия.
Понял и погасил их одним усилием, чтобы через миг запустить новый круговорот. Один единственный, с центром спокойствия в третьем средоточии, в высшей точке своего пути к Небу, в финале своих достижений. Запустил и тут же ощутил: да, это оно. Ощутил и распахнул глаза, а следом чуть шевельнул руками, пытаясь совместить внутреннее душевное равновесие с внешним равновесием полёта.
Меня швырнуло влево, вправо, крутнуло, но я лишь довольно оскалился: да! Оно!
И опустил руки, чтобы доказать самому себе — мне это не почудилось.
Меня снова швырнуло из стороны в сторону, но в этот раз точно не потому, что я руками опёрся на потоки ветра, а лишь потому, что я не мог привести в порядок внешнее с внутренним. Но вот я поймал взглядом землю, содрогнулся от осознания того, насколько она близко, и сосредоточился на ней, используя как опору, направление, точку осязания.
Внутри ею стало третье средоточие, снаружи ею стала земля.
Я сосредоточился.
Остановиться.
Воздух загудел, разрывая одежду на лоскуты, и умолк. Я замер, зависнув неподвижно. До земли было меньше сотни шагов, я безо всяких усилий различал листву на ближайших вершинах деревьев и ползающих по коре муравьёв.
Плавно развернулся, ища недостающую деталь пейзажа.
Монолит города Тысячи Этажей обнаружился за спиной, в пяти сотнях шагах от меня.
Далеко меня отнесло за время падения.
С этого расстояния водопад, вместе с которым мы начали падение, казался голубым росчерком на полированной черноте стены города. Но лишь казался: я слышал гул, с которым огромный поток воды рушился на землю.
Одно мысленное желание, неуловимое повеление и я стремительным росчерком преодолел разделявшее меня и водопад расстояние, замер всего в полусотне шагов от него и города, над самым центром озера, в которое обрушивался водопад.
Это точно был не простой водопад.
Я повидал их немало и отлично знал, что всё подножие должно быть заполнено водяной взвесью, буквально вскипающей от столкновения падающей воды с водой озера. Несколько лет назад, стоя на краю этого водопада, я видел внизу облако водяной пыли. Но сейчас, зависнув всего в пяти десятках шагов от стены водопада, я наслаждался чистым воздухом и отличной видимостью. Мокрое лицо — это лишь последствия от падения сквозь облако наверху. Здесь, внизу, формации Древних не давали водопаду терять влагу и бесполезно разлетаться по округе.
Ну а ещё, наверное, не давали клубам водяной пыли и тумана портить такой потрясающий вид.
Передо мной высился монолитный, чёрный, гладкий, как стекло, бесконечный город Тысячи
