С точки зрения концепции бедности, в которой, рассуждая теоретически, живут охотники и собиратели, можно удивиться тому, что бушмены в пустыне Калахари пользуются «своего рода материальным изобилием», по крайней мере в отношении необходимых для повседневной жизни вещей, помимо еды и пищи:

Как только !кунг**" станут более тесно контактировать с европейцами — а это уже практически произошло, — они ощутят острый дефицит предметов нашего быта и будут нуждаться во все большем и большем их количестве. Находясь среди одетых иноземцев неодетыми, они будут чувствовать себя униженными. Однако в своей собственной среде, окруженные предметами своего труда, они были относительно свободными от материального прессинга. За исключением воды и пищи (важные исключения!), имевшихся у них — судя по тому, что !кунг все худые, но не тощие, — в достаточном, хотя и ограниченном количестве, они располагали всем необходимым или же могли сами изготовить все необходимое, так как любой мужчина умеет делать и делает все вещи, которые производятся мужчинами, а любая женщина — все, что изготовляется женщинами... они жили в своего рода материальном изобилии,потому что приспосабливали свои орудия труда под материалы, которые в избытке находились кругом и которые каждый легко мог взять и использовать (например, древесина, кость для изготовления оружия и орудий, тростник, волокно для плетения веревок, трава для хижин и ветровых заслонов и прочие материалы, которых также вполне достаточно для бытовых нужд обитателей этих мест). !Кунг всегда могли увеличить количество скорлупы страусиных яиц, идущей на изготовление бисера (чтобы носить на себе для красоты или пустить HI обмен), у любой женщины останется еще не менее дюжины скорлуп для переноски воды — а больше она не унесет, — хватит и на бисер для выполнения орнаментов на украшениях. Ведя бродячий образ жизни, эти охотники и собиратели со сменой времен года передвигаются поближе к очередному источнику пищи, ходят взад и вперед то за пищей, то за водой и при этом постоянно носят на себе детей и все свои пожитки. В избытке имея под рукой почти любой материал, чтобы заменить при необходимости то или иное изделие, !кунг не выработали способов длительного хранения вещей и не нуждались в запасных вещах или в дубликат»)!, а может быть, просто не хотели обременять себя. Даже единственный имеющийся экземпляр они скорее всего не станут носить с собой. То, чего у них нет, они берут взаймы у других. Потому-то они и не обрастают имуществом, и накопление вещей не получило у них связи со статусом (Marshall, 1961, pp. 243-44, курсив мой).

При анализе производства охотников и собирателей полезно вслед за госпожой Маршалл выделить две сферы. Вода и пища — действительно «важные исключения», которые лучше оставить для отдельного углубленного изучения. Что касается остального — предметов не первой необходимости, — сказанное о бушменах в общем и в частности применимо к охотникам от Калахари до Лабрадора или Огненной Земли, где, как пишет Гузинде, премление яган обладать более чем одним экземпляром того или иного орудия часто преследует цель «самоутверждения». «Жителям Огненной Земли, — пишет он, — не требует-си больших усилий, чтобы добыть или изготовить орудия» (Gusinde, 1961, р. 213).[15]

Нужды, не относящиеся к числу первоочередных для выживания, удовлетворяются н цепом легко. Подобное «материальное изобилие» отчасти обусловлено легкостью производства, которая, в свою очередь, связана с простотой технологии и демократическим характером собственности. Изделия изготовляются из подручных материалов: камня, КО-пи, дерева, кожи; все это находится вокруг в изобилии. Как правило, ни для получения сырья, ни для его обработки не требуется значительных усилий. Доступ к природным ВС* сурсам обычно самый что ни на есть непосредственный — «каждый свободно берет, ЧТО хочет», — равно как и владение инструментами производства доступно всем, а требуемые инания и навыки общеизвестны. Разделение труда предельно простое, преимущестинИО по половому признаку. Добавим к этому «великодушный» обычай делиться друг с Другом, которым поистине прославились охотники, так что каждый, как правило, может приоб* щиться к существующему благосостоянию, каково бы оно ни было.

Но, конечно, «каково бы оно ни было» — это «благосостояние» соответствует объективно низкому уровню жизни. Решающее значение здесь имеет то, что обычная квота потребляемого (так же как и число потребителей) должна быть культурно закреплена на скромном уровне. Малое число людей считает малое количество легко получаемых вещей своей жизненной удачей: скудная фрагментарная одежда, эфемерное жилище, примерно одинаковое почти во всяких климатических условиях,[16] плюс несколько украшений, несколько отшлифованных изделий из кремня, а также некоторых иных предметов, таких как «кусочки кварца, извлекаемые местными лекарями из своих пациентов» (Grey, 1841, vol.2, р.2б6), и, наконец, кожаные мешки, в которых верная жена несет все это, — вот «богатство австралийского дикаря» (там же).

Тот факт, что для большинства охотников их экономическая ситуация — есть достаток без реального изобилия, не требует долгого обсуждения. Куда интереснее другой вопрос — почему они довольствуются столь немногим? Ответ — потому что для них это, по словам Гузинде (Gusinde, 1961, р. 2), своего рода политика, «дело принципа», а отнюдь не несчастье.

Кто ничего не желает, тот ни в чем не нуждается. Но потому ли охотники столь нетребовательны к материальным условиям жизни, что поглощены поисками пропитания, которые требуют «максимума энергозатрат от максимального количества людей», не оставляя времени и сил для обеспечения дополнительного комфорта? Некоторые этнографы не соглашаются с этим. Задача пропитания, утверждают они, решается охотниками столь успешно, что половину всего времени они, кажется, не знают, чем занять себя. Однако условием такого «достатка» являются регулярные передвижения, в некоторых случаях более интенсивные, в других — менее, но всегда достаточные, чтобы быстро обесценить собственность. Об охотнике совершенно справедливо говорят, что его богатство — это его бремя. При его образе жизни материальные ценности могут, как отмечает Гузинде, оказаться «тяжелейшим бременем», тем большим, чем дальше он их переносит. У некоторых собирателей есть лодки, другие имеют собачьи упряжки, но большинство должно таскать на себе все свои пожитки, и поэтому в их имущество входит только то, что могут унести на себе люди. Или даже только то, что могут унести на себе женщины: мужчины должны быть свободны от поклажи, чтобы в любой момент иметь возможность преследовать дичь или защищаться от нападения врагов. Как отмечал в не слишком отличающемся контексте Оуэн Лэттимор, «настоящий кочевник — бедный кочевник». Подвижность и собственность несовместимы.

Тот факт, что добро вскоре делается в тягость, а не в радость, очевиден даже для наблюдателя со стороны. Когда Лоуренс ван дёр Пост готовил для своих бушменских друзей прощальные подарки, он столкнулся со следующей проблемой:

Вопрос «Что подарить?» заставил нас пережить несколько беспокойных моментов. Мы были обескуражены, обнаружив, как мало можем дать бушменам. Почти все, казалось, грозило усложнить их жизнь, прибавить ненужный вес к их повседневной ноше. Ведь у них практически отсутствовало имущество: набедренная повязка, одеяло из шкуры да кожаные заплечные мешки. Ничего такого, что они не могли бы в минуту собрать, завернуть в одеяла и понести на плечах за тысячу миль. У них не было чувства

собственности (Van der Post, 1958, р. 276).

Потребность сводить к минимуму имущество, столь очевидная для случайного посетителя, должна быть второй натурой людей, ее испытывающих. Эта скромность материальных запросов институализирована: она сделалась позитивным культурным фактором, выраженным в целом наборе хозяйственных установлении. Ллойд Уорнер сообщает о мурнгин, например, что «портативность» имеет решающее значение в их симтеме ценностей. Мелкие вещи в целом лучше, чем крупные. В конечном счете, определяя форму будущего изделия, преимущество отдадут «относительной легкости транспортировки», а не «относительной нетрудоемкости его изготовления». Что, как пишет Уорнер, имеет «первоочередное значение», так это «свобода передвижения». И этим «стремлением к свободе от обременительного и ответственного „груза вещей"», который мешает образу жизни «общества странников», Уорнер объясняет «неразвитое чув-сто собственности» мурнгин и их «незаинтересованность в усовершенствовании своего технологического оснащения» (Warner, 1964, р. 136-137).

Еще одна своеобразная черта их экономики (я бы не сказал, что она является универсальной), возможно, тоже объясняется не только недостаточными навыками гигиены, но и привычным отсутствием интереса к материальному накоплению: некоторые охотники устойчиво демонстрируют вопиющую неряшливость в обращении с имуществом. Им свойственна своего рода беспечность, которая скорее бы пристала людям, мастерски овладевшим производством. Это особенно раздражает европейцев:

1 ... 101 102 103 104 105 106 107 108 109 ... 198

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Экономика каменного века - Маршал Салинз бесплатно.

Похожие на Экономика каменного века - Маршал Салинз книги

Психология деятельности - Г. Суворова - Психология
Язык жизни. Ненасильственное общение - Маршалл Розенберг - Психология
Введение в психологическую теорию аутизма - Франческа Аппе - Психология
Профессиональные деформации специалиста в инновационных видах деятельности - Валентина Барабанщикова - Психология
Полный тренинг по развитию уверенности в себе - Нина Рубштейн - Психология
Психология мотивации студентов - Андрей Вербицкий - Психология
Биологические основы поведения. Гуморальные механизмы - Дмитрий Жуков - Психология
Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития - А. Славская - Психология
ХАРАКТЕРЫ И РОЛИ - Елена Левенталь - Психология
От индивида к индивидуальности - Владимир Шадриков - Психология

Оставить комментарий