P O
T E N E T
O P E R A
R O T A S
Те же самые пять таинственных слов, которые то и дело попадаются на моем пути. Древнее заклинание, абиссинский палиндром, о котором мне так интересно рассказывал пациент клиники Иннокентий…
И еще я вспомнила девочку, которая играла в мяч, повторяя странную скороговорку: «Камень, дерево, железо, кожа и стекло»…
И вот она — кожа, в моих руках… а на ней начертано то самое заклинание…
Кожа
По улице прогрохотала телега, запряженная парой тощих, костлявых кляч. На облучке сидел Большой Пьетро, сгорбленный немой урод, возчик «повозки смерти», при приближении которой оставшиеся в живых горожане прятались по домам.
Телега была накрыта драной рогожей, из-под которой торчала чья-то костлявая, почерневшая рука.
Пьетро увидел впереди еще один труп, покрытый страшными черными язвами, остановил своих кляч, слез с повозки, подцепил труп палкой с ржавым крюком на конце, подтащил его к своей телеге, откинул край рогожи и с удивительной, нечеловеческой силой закинул труп на гору таких же. Снова накрыв свой страшный груз рогожей, он взгромоздился на повозку и поехал дальше — собирать на улицах города свой страшный урожай, чтобы потом отвезти его в Каррачиолы, в каменоломню, где он сваливал всех умерших в эти страшные дни.
Вот уже месяц прошел с тех пор, как в Пантормо пришла Черная смерть. Ее принесли паломники, которые шли на юг, чтобы поклониться мощам святого Трифона.
С тех пор больше половины жителей города попали на «повозку смерти» и переселились в каменоломню.
Один только Большой Пьетро сумел пересилить болезнь и остался в живых, с тех пор он и собирал по городу мертвецов.
Едва «повозка смерти» скрылась за углом, маленький Джованни вышел на улицу. Он хотел найти какой-нибудь еды. Мать его умерла, сестра умерла еще на прошлой неделе, и он остался в доме совсем один.
Джованни постучал в соседскую дверь, но ему никто не открыл. Либо в этом доме все умерли, либо те, кто выжил, боялись впустить чужака, чтобы вместе с ним не проникла в дом страшная гостья.
Джованни прошел еще немного, постучал в следующую дверь…
Его внутренности свело от голода.
Вдруг в конце улицы появился незнакомец в коричневом монашеском плаще с капюшоном.
Джованни хотел спрятаться, но голод пересилил страх. Он шагнул навстречу незнакомцу и проговорил:
— Синьор, дайте мне хлебца!
Монах остановился, откинул капюшон.
Джованни увидел наголо выбритую голову, бледно-голубые, выцветшие глаза, впалые щеки.
— Хлебца, святой отец!
Монах запустил руку в свою дорожную суму, вытащил оттуда краюху черствого хлеба, кусок козьего сыра, протянул мальчику.
Джованни вцепился в еду, как волк, не сразу вспомнив, что следует поблагодарить незнакомца. Только проглотив первый кусок, он поднял глаза на монаха и пробормотал:
— Благодарю вас, святой отец!
Тот истово перекрестил мальчика и, дождавшись, пока тот поест, спросил:
— Давно в вашем городе свирепствует болезнь?
— Со Дня святого Бартолемео…
— Стало быть, уже месяц… я опоздал, очень опоздал… много ли людей унесла она?
— Много, святой отец! Меньше половины выжило, но и те ждут смерти…
— Что ж, может быть, я смогу вам помочь.
Монах снова запустил руку в свою суму и достал оттуда связку лент из выделанной овечьей шкуры.
— Раздай жителям эти ленты, скажи, что их нужно обернуть вокруг шеи, тогда Черная смерть будет бессильна. Вот так…
Он взял одну полоску, осторожно обернул ее вокруг шеи Джованни и связал концы.
— Вот так! — повторил он. — Не снимай эту ленту ни днем, ни ночью, пока болезнь не покинет ваши края! И береги свою ленту как зеницу ока. Запомни мои слова.
А если этих лент всем не хватит, сделайте еще, сколько нужно, из выделанной овечьей кожи, и напишите на них то, что написано здесь, слово в слово.
Джованни развернул одну полоску и прочел на ней латинские буквы:
«SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS».
— Что это значит, святой отец?
Никто не ответил Джованни.
Он поднял взгляд — и увидел, что улица пуста, незнакомый монах исчез без следа.
Где-то в глубине квартиры раздался странный звук, как будто там что-то упало.
Ах, ну да, это Рома шебуршится.
И этот звук словно разбудил меня.
Я увидела себя со стороны: стою на кухне, вся перепачканная золой, с куском старой кожи в руках… натуральная Золушка! Не хватает только тыквы, чтобы превратить ее в карету!
Я отправилась в ванную, оглядела себя в зеркале. Да, картина та еще! Отмылась от золы, тщательно очистила найденный кусок кожи и задумалась — что с ним делать?
Что-то подсказывало мне, что его лучше спрятать. От греха, как говорится. Кто его знает, может, ценная вещь, древняя…
Я огляделась, увидела вентиляционную решетку, в два счета отвинтила ее пилочкой для ногтей, засунула свернутую кожу в отдушину и поставила решетку на место.
Тут со стороны прихожей снова донесся странный звук, и вдруг свет в ванной погас.
Я вышла в коридор.
Там свет тоже не горел, и в дальнем его конце маячила унылая фигура Ромы. Ага, стало быть, это он стул все же сумел вытащить, надо же какой ловкий.
— Что там случилось? — окликнула я его. — Почему нет света?
— А я откуда знаю? — огрызнулся он. — Наверное, предохранители вылетели.
— А включить их тебе слабо?
— Пускай тебе этот включает… брат твой двоюродный!
— А тебе, значит, свет не нужен?
— Обойдусь!
Ну и придурок! Он действует по принципу «пусть назло маме у меня отмерзнут уши». Сам будет сидеть без света, но и пальцем не пошевельнет, чтобы его починить. Ну, Рома, как всегда, на высоте своего виртуозного хамства, ничему его жизнь не научила. Пора, пора нам с ним расстаться. Вот как в старом фильме говорится: выполню боевое задание — и пошлю его окончательно подальше.
За без малого два года я выяснила, где у него находятся электрические предохранители — на лестничной площадке, сразу за дверью квартиры. Кстати, они очень часто вылетают, так что я ничего не заподозрила.
Я нашла фонарик, открыла дверь, вышла из квартиры, подошла к щитку с предохранителями.
И правда, все предохранители, относящиеся к нашей, точнее, Роминой квартире, были отключены.
Вылетели от перегрузки? Да мы вроде ничего такого не делали… Или кто-то их нарочно отключил?
Я не стала ломать голову над этим вопросом, а просто включила все тумблеры, после чего крикнула в приоткрытую дверь:
— Ну что там, все в порядке?
Рома, разумеется, не соизволил ответить.
Я решила, что его молчание можно
