Форма входа
Читем онлайн Свобода в широких пределах, или Современная амазонка - Александр Бирюков
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Так вот, любить можно, наверное, не само дело, а то, как ты им занимаешься, то есть доставлять удовольствие может употребление твоих знаний, способностей, навыков, мускулов. Это употребление — наверное, психологическая и физическая потребность, а потому и приносит удовольствие, как бег, скажем, удовольствие для мускулов и кроссворд — для эрудиции. Но с таким же успехом вместо экономики я могу заниматься философией или географией — тут принципиальной разницы нет. Однако поздно уже, выбор сделан, пусть только квартиру скорее дают, тогда будет совсем хорошо.
34
Через два года, уже в 75-м, за хорошую работу Н. С. Дергачева была премирована бесплатной путевкой в Венгрию, точнее — включена в группу передовиков сельского хозяйства, награжденных вот такой поездкой. К этому моменту она уже обзавелась отдельным кабинетом, поскольку исполняла обязанности завотделом, но ничего в нем не переставляла и вопрос о новой мебели не возбуждала, поскольку утверждение ее в этой должности было достаточно проблематично и в силу ее молодости (прошло только пять лет после окончания университета), и в силу того что управление в прошлом году допустило большие непроизводительные отходы, поголовье оленей сильно сократилось, оценка итогов года была неудовлетворительной, и выдвигать в таких условиях на руководящую должность человека без практического опыта, да еще женщину, было весьма рискованно.
Но путевку, коль скоро они пришли из министерства, дали — не экономисты же, в конце концов, виноваты в том, что на Чукотке в середине февраля наступила оттепель, а потом снова похолодало, тундру сковал лед, и олени не могли добывать себе пропитание.
И тут — правильно говорят, что жизнь идет полосами, — квартира подошла. Еще один ребус для администрации, потому что дать сейчас квартиру — это до некоторой степени предрешить будущее утверждение (а предрешать его ни в коем случае нельзя, потому что оно еще до конца не согласовано, а согласовывать его в нынешней обстановке невозможно, нужно дать время на то, чтобы положение стабилизировалось, то есть ждать, по крайней мере, до января), и не дать — тоже нет оснований, потому что Дергачева еще как молодой специалист (хотя она уже третий год таковым не является) нуждается в обеспечении жильем, к тому же работник грамотный и растущий, перспективный, можно сказать.
Из-за этой неопределенности — будет или не будет квартира — Нина впервые застряла на лето в Магадане, хотя была уже в отпуске, хотя и путевка у нее, кроме зарубежной, была. Но как уедешь, если начальник управления прозрачно намекнул, что вопрос с квартирой, освободившейся после отъезда пенсионера в благословенные средние широты, будет вот-вот решаться, и лучше бы если б она как реальная претендентка была в это время, то есть сейчас, где-то поблизости, а не на черноморском пляже. А что делать, если она сдала билет (всех обманула, да? купила билет и никуда не поехала), за который некто облагодетельствованный (потому что билеты в летнюю пору — дефицит наистрашнейший) даже не сказал ей спасибо, и оказалась в совершенно подвешенном состоянии, когда и на работу ходить незачем, раз она в отпуску, и развернуться с отдыхом нельзя, раз ждешь чего-то (по крайней мере, звонок от родного Предприятия) со дня на день?
Выход, конечно, был: все тот же автобус спозаранку, мрачная, невыспавшаяся Софьюшка с седыми космами, торчащими из-под болоньевой косынки (с утра часто было пасмурно, а если и светило что-то, то все равно не следовало обольщаться), ускоренный марш-бросок до покатой вершины, передых и наслаждение открывшимся с высоты видом (при этом — легкое злорадство над оставшимися под грузом грязных облаков магаданцами: лентяи такие, вот и мокните теперь!); далее стремительный спуск вслед за бойко прыгающей безрассудной козой Софьюшкой (не видит ведь ничего, но, кажется, надежно ее боженька бережет — за что только?) и — занимайте места согласно купленным билетам; Софьюшка карабкается на свой трон (дайте руку, подсажу на пьедестал), Нина удаляется в якобы отдельный кабинет, чтобы разоблачиться окончательно, сбросить с себя все, даже мысль в голову не приходит, что кто-то может застать ее тут голой, все равно что в собственной постели обнаружить крокодила.
Чем это, спрашивается, не отдых и чем это хуже Крыма-Кавказа, до которых еще лететь, ждать в аэропортах и вокзалах, ругаться с проводницами и привычно отвергать назойливые приставания? Лучше, конечно. Можно было бы — такие спокойные, умиротворенные мысли приходят, когда лежишь на широкой махровой простыне, постеленной на теплые камни, и солнце только о том и думает, как бы тебя лучше накалить, и кажется, что нет уже сил терпеть, лопнет сейчас распарившаяся плоть и брызнет золотой, живительный сок (значит, пора на секунду окунуться — ибо взопрела уже, что называется), — а можно было бы и от Венгрии отказаться, все равно там лучше не будет, даже на берегу хваленого Балатона, который, конечно, далеко не море, хотя и что-то там самое большое пресноводное в Европе, к тому же и сухое вино Нина Сергеевна терпеть не может — выучка Алика Пронькина на всю жизнь осталась, но неудобно отказаться, раз это не просто поездка, а награда, да и престижно — это делегация передовиков, будут потом встречи и беседы, информация в газетах, этими вещами пренебрегать не следует, хотя, конечно, куда лучше вот так лежать, пребывать, распластавшись, и в то же время сознавать, что ты не только блаженствуешь, но в то же самое время и пользы достигаешь — администрации содействуешь, квартиру себе обеспечиваешь. Такой общеполезный отдых получается.
Жалко только, что нет Лампиона. Его присутствие, даже если он молча полеживал на своих любимых камушках и не видно его было вовсе с Нининого, например, места, их — Нину и Софьюшку — все равно настораживало, заставляло держаться совсем не так, как если бы они были одни, — хотя не кинется он, не схватит, не дракон, на самом-то деле, но все равно было ощущение чего-то совсем другого, постороннего, расположившегося рядом, и это придавало их пребыванию в распаренной бухточке привкус риска.
Алла Константиновна в этих походах не участвовала, даже если была свободна. Прожив здесь — сколько же? — лет тридцать уже, она, кажется, ни разу не выбиралась на лоно природы, даже в такие популярные и заплеванные местечки, как Снежная долина, куда автобусы ходят через каждые полчаса. Не манила ее природа совершенно. Может, тогда, в сороковые годы, они и совершали с отцом какие-нибудь походы, тратили на них молодую энергию, тем более что возможностей для культурного досуга было тогда меньше, но теперь все это забылось, наверное.
«Надо бы спросить, — лениво думала Нина, укладываясь с таким расчетом, чтобы солнце било в самое еще не загорелое место, хуже нет, когда из-под купальника белое тело выглядывает, — может, он спортсменом был? Может, этот самый бег мне по наследству достался?» Далее следовали приятные мысли о том, что она и на Балатоне самой белотелой не будет, а напротив, будет пожинать всякие ахи и охи, когда все узнают, что она, такая загорелая, с Севера — из самого Магадана.
После ухода Лампиона — а ведь даже могилы на кладбище не осталось, и урны, разумеется, не было (в Магадане вообще нет крематория), тело увезли на самолете в Москву, поэтому слово «уход» и выплыло, а не похороны и не смерть, — после того, как его не стало в Магадане, Алла Константиновна все, кажется, забросила, включая и домашнее хозяйство, к которому никогда особенно не тяготела, и к книжкам остыла. На углу стола, где она держала книги, которые в данный момент читала, недели две лежал Кафка с длинной кожаной закладкой, застрявшей среди первых страниц, потом Камю с такой же присохшей корочкой… Почему они, а не, скажем, Булгаков, по которому все сейчас сходят с ума, или тоже очень популярный Трифонов? Но и модернисты остались непрочитанными (или неперечитанными — были раньше эти книги в их доме) — не читалось мамочке.
Что-то она стала писать — не в тетрадке, а на стандартных белых листах, складывая их пополам. Повесть о жизни? Донесения Лампиону? Неизвестно. Прятала Алла Константиновна куда-то эти листики, а Нина, естественно, и не пыталась их отыскать.
Так что, наверное, в интересах Аллы Константиновны было то, что Нина все свои отпускные дни — в том числе и субботы и воскресенья, когда мамочка была свободна, — проводит вне дома, не мешает ей, не отсвечивает. Странно это было, потому что после ухода Лампиона Нина думала, что станут они с Аллой Константиновной ближе, что придется ей теперь нежить и лелеять мамочку, понесшую такую утрату, побольше сидеть дома (может, даже секцию стрельбы бросить), побольше разговаривать, рассказывать о Предприятии. Но ничего этого не понадобилось. Алла Константиновна никак не давала понять, что нуждается в повышенном внимании, соучастии… А навязываться было бы бестактным, кощунственным даже, потому что — что и говорить! — Дракон был человеком незаурядным (если человеком вообще — и такое думалось всерьез), и, вкусив с ним горного воздуха, не могла Алла Константиновна, наверное, обычно плавать в тухловатой атмосфере быта, службы, семьи. Думал ли об этом Дракон, составляя план своего ухода? Или что ему какие-то эмоции оставленной женщины, главное — чтобы она в нужный час вскрыла пакет с цветочками и позвонила в соответствующую организацию? И не глупо ли вообще ждать жалости со стороны Дракона? А мамочку было жаль.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Свобода в широких пределах, или Современная амазонка - Александр Бирюков бесплатно.
Похожие на Свобода в широких пределах, или Современная амазонка - Александр Бирюков книги
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Девять десятых - Вениамин Каверин - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Умру лейтенантом - Анатолий Маркуша - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Лесные дали - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Прииск в тайге - Анатолий Дементьев - Советская классическая проза
- Шесть зим и одно лето - Александр Коноплин - Советская классическая проза
