Но Жора, не дожидаясь, хватает Жегулева прямым поясом и поднимает его вверх. Черные ноги богатыря уже в воздухе, он болтает ими, готовый ко всему. 
Тряхни его как следует, стукни ногами об пол!
 Жегулев ловко выбрасывает вперед обе свои руки, одной из них он упирается в шею Козакевича, отталкивается. Жора покраснел, но не отпускает богатыря. Жегулев жмет его сильнее. Тогда Жора круто поворачивается и пробует стать на колено, но Жегулев, громко крякнув, вырывается… Бросились снова друг другу навстречу.
 Жора неловко повернулся, и Жегулев сразу захватил его руку под мышку. Жмет. Крепко жмет! Слышно, как хрустят кости. Вот он, стальной зажим!
 Пропал Жора, недаром он такой красный. Поворот.
 — Здорово!
 Жора выскользнул и сразу поднял Жегулева на бедро. Богатырь пробует высвободиться, хочет опоясать Жору, но тот широк и ловок.
 Козакевич быстро подхватывает Жегулева, потом с размаху опускается на колено и швыряет его на спину.
 Богатырь успел вывернуться.
 Он падает на бок. Оба они возятся на ковре, богатырь кряхтит, силится вырваться. Но Жора крепко держит его обеими руками, а потом приказывает стать в партер.
 И вот этот черный длинноногий борец покорно переползает на карачках на середину сцены и устраивается там на ковре; его недобрые глаза блестят, на локте краснеет ссадина.
 — Жора, дай «макароны»! — закричал Приходько.
 Жора не слышит. Он нежно похлопывает богатыря по спине — видно, не знает, каким приемом схватить его.
 — Бери двойным, Жора! — заорали с «Камчатки».
 Козакевич услышал.
 Он пробует схватить Жегулева двойным нельсоном, но тот быстро прижимает обе руки к туловищу, — двойной не получился. Тогда Козакевич ловко и словно невзначай хватает Жегулева обеими руками за плечо, рвет его на себя. Богатырь хотел вскочить, но поскользнулся, — он лежит на боку, Жора наваливается изо всей силы. Еще немного, и Жегулев будет придавлен спиной к полу. Слышно, как тяжело кряхтит он, сопротивляясь, быстрые его ноги елозят по ковру, он пробует задержаться ими.
 Ну еще, еще!
 — Жми его сильней!
 В зале зашумели.
 Все вскакивают. Стучат скамейки.
 — Давай, давай, Жора! Прибавь давления! — кричит усатый Приходько.
 — Жора, ты же пил боржом! Не подкачай! — крикнули сзади.
 Даже музыканты, побросав свои трубы, столпились у рампы.
 Козакевич жмет богатыря широкой грудью, одна его тапочка отлетела под судейский столик, он упирается в Жегулева левым плечом, давит его изо всей силы вниз, вот-вот щека Козакевича коснется острого богатырского носа, — как бы этот Жегулев со злости не откусил нашему Жоре ухо. Остается еще капелька до полной победы, как вдруг Козакевич круто вскакивает и, задыхаясь, кричит в зал:
 — Это жульничество! Он меня мажет!
 А Жегулев тем временем вскочил и налетает на Козакевича сзади — видно, не хочет, чтобы тот его выдавал.
 Жегулев хватает Козакевича двойным нельсоном, давит ему на шею, — это очень опасный прием, но Козакевич рассердился не на шутку. Собрав последние силы, он нагибается, падает на колено и перебрасывает богатыря через себя.
 Падая на спину, Жегулев ударяет ногой по жестяной рампе. Точно ведро бросили! Рампа погнулась.
 Жора бросается к богатырю и, схватив его за плечи, оттаскивает на середину ковра и с ходу — на обе лопатки.
 Полагутин зазвонил.
 Жегулев опомнился. Он хочет вырваться, он вертится на ковре так, словно это не ковер, а раскаленная плита. Теперь он страшен, очень страшен, этот никем не победимый и побежденный Козакевичем богатырь, но ему не вырваться. Жора навалился на него и не пускает ни в какую.
 — Хватит! Хватит! — кричит на ухо Жоре Полагутин.
 К борющимся подбегает Котька Григоренко, трогает Жору за локоть. Козакевич бьет локтем назад, Котьке по колену.
 — Правильно! Не лезь!
 Котька отскочил.
 Полагутин смеется. Широко расставив ноги в красных бархатных брюках, он подносит звоночек к самому Жориному уху. Козакевич, сообразив наконец, что победил, вскакивает и подбегает к рампе.
 — Граждане! Граждане! — силится перекричать он шум и аплодисменты.
 Жора потерял и вторую тапочку, он стоит теперь на сцене в одних серых носках, волосы его слиплись на лбу, нос блестит, щеки мокрые, на потной груди очень хорошо заметна татуировка: русалка с длинным рыбьим хвостом и серп и молот.
 — Та тихше, нехай скаже! — обернувшись к публике, басом кричит усатый Приходько.
 Когда шум затихает, Жора Козакевич, тяжело дыша и не глядя даже на Жегулева, выкрикивает:
 — Я с этим бугаем борюсь… а он… дам тебе, говорит, десятку, только поддайся… Слышите?
 — То жулик, а не мастер! — кричит в ответ Приходько.
 — Он врет!.. Врет!.. — порываясь подойти к Жоре, кричит со стороны сцены Жегулев.
 Полагутин его не пускает.
 Старичок распорядитель дрожащими руками распутывает веревку занавеса.
 — Ну, давай тогда еще бороться. Посмотрим, кто кого! — кричит богатырь.
 Жора Козакевич тяжело прыгает в зал.
 Уже снизу он отвечает Жегулеву:
 — Хватит. В Одессе, на Молдаванке, поищи себе партнеров, а я с такими жуликами больше не борюсь…
 — Жора, тапочки! — через весь зал кричит приятель Козакевича.
 Услышав этот крик, Котька Григоренко подбирает белые тапочки и протягивает их Козакевичу.
 Зажимая их под мышкой, взволнованный Жора в одних носках быстро шагает в глубь зала. И не успевает он подойти туда, крашенный масляными красками тяжелый холщовый занавес, раскручиваясь, падает вниз и закрывает сцену, судей и злого, побежденного волжского богатыря, мастера стального зажима Зота Жегулева.
 Мы вышли не сразу. Мне казалось, что скандал на этом не закончился, и я предложил подождать немного. Разгоряченные и взволнованные не меньше Жоры, мы пошли в буфет, где, вытягивая из комнаты табачный дым, гудел в окне вентилятор.
 Нам сразу стало