Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор, как знаменитый тюбингенский критик Хр. Ферд. Баур обратил внимание на это различие между писанием Иоанна и синоптическими евангелиями и вскрыл тенденциозный характер четвертого евангелия, в мире теологов прежняя вера в историческую ценность этого евангелия была сильно поколеблена. Те времена, когда люди думали, что в каждой строчке Иоаннова евангелия они улавливают биение пульса любимого ученика Иисуса, уже давно миновали. Вместо этого старались утешить себя тем, что критика, с еще большим рвением набросившаяся на изучение синоптиков, открыла в «древнейшем» евангелии, евангелии Марка, истинный, по ее мнению, образ исторического Иисуса, который отныне должен был служить единственным критерием исторической ценности тех или иных сведений о жизни Иисуса. Но затем и этот взгляд стал возбуждать сомнения. В своей «тайне мессии» (Messiasgeheimnis») Вреде показал, насколько Марк далек от действительной историографии, в какой мере все его повествования уснащены поучительными и догматическими моментами и как много оснований у нас, историков, относиться даже к «древнейшему» евангелию с крайним недоверием.
Результатом этого явилось то, что так называемая историческая теология, почувствовала, что почва у нее под ногами заколебалась, снова взялась за евангелие Иоанна в надежде, что, несмотря на явную тенденциозность этого произведения, ей все же, может быть, удастся отыскать в нем «историческое ядро», которым можно было бы заменить камешки, выпавшие под влиянием критики из мозаичного изображения жизни гностического Иисуса. Путем более точного разграничения источников, путем исследования различных наслоений предания и установления использованного евангелистом «основного писания» теологи рассчитывали натолкнуться на «исторический гранит. В этом направлении особенно потрудились Вельгаузен («Das Evangelium Johannis» 1908), Спиттa (Sрitta, «Das Johannisevangalium als Quelle der Geschichte Jesu» 1910), Вендт (Wendt, «Die Schieten im vierten Evangelium» 1911), Клемен (Clemen, «Die Entstehung des Johannisevangelium», 1812) и Бернгард Вейс («Das Johannisevangelium als einheitliches Werk», 1912).
Напрасная надежда! Кто благополучно одолеет эти большею частью объемистые, беспредельно сухие и глубокомысленные труды, тот в конце концов все же не станет умнее. Столь нетверды, убоги и недостаточны литературно-критические изыскания всех этих теологов, такой жалкий характер имеют доказательства, которые они приводят в пользу историчности Иисуса! Если бы даже удалось выделить основное писание, о чем, однако, вследствие противоречивости вышеперечисленных трудов, пока еще говорить не приходится, то отсюда вовсе не следовало бы, что это писание зиждется на историческом фундаменте. Поэтому выявление подобного писания могло бы иметь только литературную, но отнюдь не историческую ценность. Что же касается некоторых встречающихся у Иоанна штрихов и выражений, которые производят впечатление «достоверных», то они до тех пор не могут служить доказательством исторического характера евангелий, пока историчность Иисуса не будет доказана каким-либо иным образом. Во всяком случае, евангелие Иоанна отнюдь не может считаться самостоятельным произведением. Если о синоптических евангелиях говорят, что «историческое ядро» можно извлечь из них с таким же успехом, как из Илиады, Одиссеи, «Шах-Наме» Фирдоуси, Гудруна, Песни о Нибелунгах и «Неистового Роланда» Ариосто, то попытка найти в Иоанновом евангелии историческое жизнеописание Иисуса была бы равносильна, примерно, стремлению дать описание троянской войны и доказать историчность Ахилла, базируясь на позднеантичных описаниях этой войны у так наз. фригийца Лареса или критянина Диктиса, или же положить в основу соответствующих исторических изысканий «Дон Карлоса», «Валленштейна», «Марию Стюарт» и «Вильгельма Телля» Шиллера или «Нибелунгов» Гербеля. [66]
Евангелие Иоанна гностично не только в том смысле, который, в сущности, приложим и к синоптическим евангелиям. Противопоставляя под обманчивой оболочкой невинного исторического повествования требования наивного мышления гностическому умозрению, оно в то же самое время, в отличие от остальных евангелий, обращалось не к широким кругам читателей. Напротив, оно старалось завербовать себе читателей среди высших слоев эллинистического общества, среди образованных людей, которые были хорошо знакомы с александрийской теософией и которых история интересовала только как аллегорическое обрамление философской истины; оно искало поддержки среди тех лиц,, которые были в состоянии понять или, по крайней мере, почуять сокровенный смысл евангельских образов и для которых жизнеописание Иисуса являлось только формой или средством постижения содержавшегося в евангелии гносиса. Четвертый евангелист вовсе не скрывает своего гностического миросозерцания. Именно поэтому, как сообщает нам предание, Иоанново жизнеописание Иисуса было любимой книгой гностиков, среди которых оно впервые и получило распространение. По-видимому, это произошло примерно в 170-м году. Нет никаких оснований думать, что евангелие Иоанна было написано ранее 150-го года.
Мистика Иоаннова евангелия
Если мы попытаемся теперь извлечь это умозрительное ядро евангелия из его аллегорической оболочки, то мы облегчим себе задачу, присоединив сюда для большей ясности, так назыв. послания Иоанна, в особенности первое из них. Автор этого послания утверждает, что он и евангелист Иоанн — одно и то же лицо. Его писание сходно с четвертым евангелием в основном религиозном миросозерцании и самым тесным образом связывается с ним также и в церковной практике. Тем не менее, оно так резко расходится с четвертым евангелием в некоторых существенных пунктах, что о предполагаемом тождестве обоих может идти речь только в том случае, если признать, что в послании нашли свое выражение такие взгляды, которые хронологически не совпадают с воззрениями евангелия. При этом все же нужно различать, было ли послание написано раньше или позже евангелия.
Дело в том, что автор послания стоит к павлинизму и его взгляду на искупительную смерть Христа гораздо ближе, чем четвертое евангелие. В противоположность высокопарному интеллектуализму последнего, он решительно становится на платформу практической этики и благодаря этому в такой же мере приближается к синоптикам и церкви, в какой удаляется от гносиса. Он борется против гностического спиритуализма, присваивающего Иисусу только мнимое тело, как это, по-видимому, иногда делает евангелие. В большей степени, чем евангелие, подчеркивает он истинную человеческую природу Христа и осуждает лжеучителей (лжепророков) и антихристов, которые ставят бога выше Иисуса-человека и делают из гносиса, познания божия в субъективном и объективном смысле, лежащие за пределами нравственности или даже противоречащие ей выводы. Если евангелист, несмотря на гностическую основу своего миросозерцания, все же стремится быть верным последователем церкви, то автор послания выдвигает этот контакт с церковью с еще большей настойчивостью и, беря под свою защиту евангелие,
- Монструозность Христа - Славой Жижек - Религиоведение / Науки: разное
- Истина симфонична - Ханс Бальтазар - Религиоведение
- Библия для детей. Стихи русских поэтов на библейские мотивы - Александр Соколов - Религиоведение
- Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века - Десмонд Сьюард - Религиоведение
- Великий обман. Научный взгляд на авторство священных текстов - Барт Эрман - Религиоведение
- Преодоление христианства - Владимир Авдеев - Религиоведение
- Собрание пророчеств и откровений. Книга первая. 2014 г. - Дух Христа - Религиоведение
- Сатанизм для интеллигенции - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон" - Религиоведение
- Туринская плащаница: вопрос остается открытым - Джованни Новелли - Прочая научная литература / Религиоведение
- Быть свидетелями Христа. Проповеди - Виталий Боровой - Религиоведение