Как позже объяснил Даллес, это было его решением. Поскольку Швейцария, деликатно прикрыв глаза, смотрела сквозь пальцы на деятельность американского Управления стратегических служб в нейтральной стране, отсутствие там дуче в тот момент, когда генерал Вольф был готов подписать акт о капитуляции, могло бы вызвать международные осложнения.
Но вот Муссолини воскликнул:
— Хватит раздумий. Необходимо принимать решение.
Спать он, однако, не смог. В 3 часа утра кто-то предложил направиться на виллу федерального секретаря в Менаджио, находившуюся в нескольких километрах севернее, где дуче мог бы отдохнуть, пока Паволини не эскортирует его в Вал-Теллину. Среди оставшихся партийных боссов поднялась настоящая паника, что о них забудут. Маршал Грациани, выхватив пистолет, прекратил гвалт, заявив:
— Если кто-нибудь сделает шаг, буду стрелять.
В Менаджио, выпив чашку кофе с молоком и вздремнув полчаса, Муссолини опять задумался о Вал-Теллине. Его настораживало, что от Паволини не было никаких известий. Один из офицеров предложил возвратиться в гостиницу «Гольф-отель», расположенную у дороги, и там выждать, пока не прояснится обстановка.
И вот он прослушал объявление Бонфантини по радио. Удалось ли Паволини выбраться из Милана? Никто из присутствовавших не осмелился прервать его задумчивость. Официанты принесли сдобу, отварное мясо и грубый хлеб для двенадцати человек, сидевших за столом.
— Милан освобожден от фашистов, — повторило радио.
Один из присутствовавших выключил приемник. Наступило тягостное молчание. Наконец, глядя на стол, Муссолини произнес:
— Дайте-ка я посмотрю на лица преданных мне до последнего момента людей.
Вновь наступило молчание, прерванное стуком ножей и вилок. Все принялись за завтрак, кушая без ап-петита7~стараясь скрыть свое замешательство.
В гостинице «Барчетта» в Комо маршал Грациани завтракал со своими офицерами. Напротив них сидел Винченцо Коста с командующим черными бригадами Франко Коломбо.
Грациани выезжал вместе с дуче в Менаджио, затем возвратился назад в Комо. Его «Альфа-Ромео 2500» с покрашенными серебром колесами стояла наготове.
В восемь часов утра Коста сообщил Грациани, что Паволини с тремя тысячами человек находится севернее Милана. Оба они разыскали дуче и передали ему это сообщение, затем Грациани ушел. Среди фашистских боссов прошел слух, что Муссолини собирается скрыться в Швейцарии, и они запаниковали.
Когда Коста направился к Муссолини, ему было сказано, что тот отдыхает.
— Вы получите указания в полдень, — заявил ему Барраку.
Паволини, которому Коста передал это, был недоволен, а по прошествии некоторого времени и вовсе замолк. Коста посоветовался с Грациани, что им делать, чтобы остановить падение духа: войска союзников приближались, фронт трещал, и солдаты дезертировали пачками.
Грациани, надушенный дорогим одеколоном, посмотрел на того с удивлением и сказал:
— А чего же вы хотите?
— Мы хотим знать, как нам следует умереть, — последовал ответ.
Грациани промолвил уклончиво:
— Дуче может принять решение выехать в Вал-Теллину, но это совсем не обязательно. В настоящий момент он ожидает важного разговора.
Коста и Коломбо решили, что сам Грациани только и ждет подходящий момент, чтобы капитулировать, так как незадолго до этого заявил в префектуре Комо:
— Я — человек чести, а не марионетка и намерен отправиться на фронт. Когда же американцы окажутся от меня в десяти шагах, то сдамся им в плен.
— Если Муссолини кончит плохо, — бросил через плечо Коломбо, уходя, — ответственность ляжет на вас. Мы же все умрем как крысы.
Уголовный инспектор Отто Кизнатт собирался отоспаться в пустой казарме чернорубашечников в Менаджио, но это ему не удалось, так как Муссолини поднимал его с постели три раза за ночь.
Поспешно собрав документы на озере Гарда в день, когда Муссолини покинул Милан, Кизнатт не спал сорок восемь часов, пытаясь его настичь в надежде, что унтерштурмфюрер Бирцер окажется на своем месте. И вот, разыскав их в «Гольф-отеле» в Грандоле, он попытался уснуть, улегшись пораньше.
Первый раз Муссолини разбудил его в 10 часов вечера, сообщив, что партизаны собираются спуститься с гор и что он послал появившегося Паволини в Комо за десятью бронированными машинами и подкреплением.
— Достаточно ли будет их, чтобы отбить нападение? — поинтересовался дуче.
— С десятью бронированными машинами, — успокоил его Кизнатт, — можно сделать все.
В полночь Муссолини позвонил ему опять. Он находился в кабинете коменданта и изучал карты.
— Что вы скажете об этом? — закричал дуче. — Нет и следа от Паволини и броневиков. Никто не знает, где найти секретаря партии. — В голосе его прозвучала жалость к самому себе. — Моим трагическим уделом становится то, что в самые важные моменты жизни я оказываюсь один.
Кизнатт попытался его успокоить, сказав, что на рассвете пошлет дозор.
А в два часа ночи ему опять пришлось вскакивать с постели на очередной телефонный звонок.
— Наконец-то появился Паволини, — взволнованно произнес дуче. — С ним всего два броневика, и то старой конструкции. Стыд и срам!
— Сколько с ним людей? — уточнил Кизнатт.
— Ответь сам, — сказал Муссолини и передал трубку Паволини.
— Двенадцать, — признался тот.
В этот момент Кизнатт понял, что армия Республики Сало более не существует. Всего дюжина представителей старой гвардии, людей в возрасте, изъявили готовность последовать за Паволини. Основная же масса потеряла былую уверенность в связи с исчезновением Муссолини, испытывала страх перед партизанами в горах и решила не покидать Комо. Сотни человек влились в ряды движения Сопротивления. Затея с Вал-Теллиной оказалась очередной фашистской утопией и пустыми словами.
Таким образом, Муссолини оставалось только одно: продолжать оказывать уважение пакту о создании «оси» до самого конца, неизбежного и горького. И он сказал Кизнатту:
— Тронемся в путь в пять часов утра. Будет надеяться, что окажемся в немецком посольстве в Мерано до наступления темноты.
В двадцати километрах севернее Менаджио, на дороге, проходившей вдоль озера, в одном из домов деревушки Муссо открылось окно, из которого выглянул капитан Давид Барбиери, командир местных партизан. Над озером стелился туман, хотя и шел мелкий дождь. Вдруг он услышал шум двигателя автомашины. Обратившись к партизанам, стоявшим за его спиной, он произнес:
— А вот, наверное, и Муссолини собственной персоной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
