Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она об этом иногда говорила с тетушкой, но как только появлялся Чик, они или закруглялись, или тетушка его просто прогоняла. Там была какая-то страшная тайна. Там был какой-то желтоглазый человек (несколько раз Чик успевал ухватить эти слова), который помешал любви тети Циалы и капитана.
А до желтоглазого была великая любовь. Когда пароход входил в мухусский порт, капитан приглашал на палубу свою возлюбленную и бесплатно катал ее в роскошной каюте до Батума и обратно. А в Одессу тетя Циала никак не могла прорваться. Капитан ее туда не брал. Нет-нет, у него не было жены. Видно, она еще была слишком молоденькая, и капитан все ждал, чтобы она остепенилась и он смог бы привести ее к своим стареньким родителям. Нет, там не было жены капитана. Чик это точно знал. Если б там была жена, до Чика обязательно дошли бы разговоры, что эта негодяйка, недостойная целовать пятки тете Циале, при помощи цыганки приворожила бедного капитана.
Чик долго не любил тетю Циалу, и вот за что. Однажды, когда Чик был совсем маленький и лежал больной, она вдруг его навестила. Он лежал внизу у мамы, и поэтому было удивительно, что она его навестила. До этого она к маме почти никогда не заходила. А тут вдруг зашла. Но у Чика была большая температура, и он не обратил внимания на это. Он все видел как в тумане. И вдруг она к нему пристала с самым ненавистным ему вопросом:
– Кого ты больше любишь, маму или тетю?
С этим ненавистным вопросом раньше к нему приставала только тетушка.
– Одинаково, – отвечал Чик, что стоило ему немалого самообладания. Тетушка ждала другого ответа, но никогда не могла добиться. А тут вдруг эта чужая тетя пристала к нему с этим же вопросом. И он, оскорбленный самим вопросом и чтобы скорее от нее избавиться и оттого, что был больной, и оттого, что мама была рядом, выдохнул:
– Маму!
И вдруг из-за спины грузной тети Циалы, как бесенок, выскочила тетушка и закричала:
– Ах, так!
И Чик разрыдался! Никогда, никогда в жизни он так долго и горестно не плакал!
– Я ослаб, – говорил он сквозь рыдания, чтобы они поняли, что он не двуличный, что это он от болезни. Тетушка, конечно, бросилась его целовать, обнимать, успокаивать и всякое такое. По лицу бедной мамы – Чик это видел даже сквозь слезы – пошли красные пятна, но она им ни слова не сказала! Они сейчас гости – вот что такое чегемка! Но зато, когда они ушли, тетя Циала получила столько проклятий вслед, что этого хватило бы на всю мировую аристократию.
Чик выздоровел и потом с месяц не мог простить тетушке этот глупый и жестокий розыгрыш. Но потом простил. Все-таки он любил тетушку, и она его, конечно, любила. А вот тете Циале он этого не мог простить еще целых два года. А потом простил. А куда денешься? Ходит и ходит к тетушке. Пришлось простить.
Все это Чик мельком вспоминал, пока переодевался, и вдруг осознал, что тетя Циала умерла и то, что он сейчас так вспоминает о ней, нехорошо. Его опять охватила тревога: сумеет ли он заплакать да еще с такими мыслями?
Но вот они вышли с тетушкой на улицу и повернули налево. День был теплый, солнечный, ласковый. Тетушкины каблучки легко и даже бодро стучали по тротуару. На углу несколько мальчиков играли в деньги, а другие толпились вокруг играющих и наслаждались звоном монет, которые долбили тяжелые царские пятаки.
Среди зевак стоял Анести. Когда они приблизились, он поднял голову и посмотрел на Чика. Чик вдруг подумал, что Анести ему предложит играть в деньги. Этого еще не хватало! Тетушка была уверена, что Чик никогда не играет в деньги. Поэтому Чик, глядя на Анести, сделал ему страшную гримасу и отрицательно покачал головой. Но Анести его не понял, а может быть, понял наоборот.
– Чик, сыгранем? – спросил он, когда они поравнялись, и, хлопнув по карману, звякнул мелочью.
– Нет, – сухо бросил Чик и уже хотел пройти мимо, но тетушка остановилась.
– Что ты, мальчик, – сказала она. – Чик никогда не играет в деньги!
– Пацаны, – расхохотался Анести, – Чик никогда не играет в пети-мети!
Ребята рассмеялись, но тетушка ничуть не смутилась.
– Да, – сказала тетушка, – Чик никогда не играет в азартные игры! Куда только смотрят ваши родители? Правильно говорят по-русски: не та мать, которая родила, а та мать, которая воспитала.
Чику это было неприятно слышать. Это был камушек в огород мамы. Бывало, если Чик проявлял сообразительность или приносил хорошие отметки, тетушка говорила, что это результат ее воспитания. А когда Чик попадал в какую-нибудь неприятную историю, она говорила:
– Яблоко недалеко от яблони падает.
Это был намек на его чегемское происхождение. Но если она имела в виду яблоню во дворе дедушкиного дома (Чик обожал эту яблоню), то можно сказать, что он далеко, до самого Мухуса укатился от этой яблони.
Но вот ребята остались позади, и Чик снова заволновался: а вдруг ему не заплачется у гроба? И вообще, как это происходит? Может, дети плачут вместе? Тогда можно, как в школьном хоре, только слегка раскрывать рот.
– Те, – спросил Чик, – а дети плачут со взрослыми или отдельно?
– Ну, какой ты, Чик, – сказала тетушка не глядя, а каблучки ее продолжали бодро стучать по мостовой. – Мы подойдем с тобой к гробу моей дорогой подруги. Постоим. Поплачем. Потом я еще пособолезную близким, а ты выйдешь во двор и подождешь меня там.
Чик задумался. Тетушкины слова его ничуть не успокоили. По бодрому, невозмутимому стуку ее каблучков Чик был уверен, что сама она ничуть не сомневается в том, что слезы у нее польются, когда это будет надо. И Чика стали раздражать эти ее каблучки, и он решил смутить ее уверенность.
– Те, – сказал он, – а вдруг тебе не заплачется?
– Как это мне не заплачется? – удивилась тетушка, не сбавляя бодрости каблучков. – Что ты выдумываешь, Чик? У гроба своей лучшей подруги могут не заплакать только люди, о которых я сейчас не хочу говорить! И ты знаешь, кто эти люди, Чик! Знаешь, Чик, не притворяйся!
Чик опять тревожно задумался: а вдруг не заплачется? Что тетушка тогда будет говорить о чегемцах? Будет ужасно, если она тут же у гроба станет объяснять другим людям, что Чик не плачет, потому что пошел в своих родственников по материнской линии. Надо во что бы то ни стало заплакать!
Он с новой силой почувствовал груз долга на своих плечах. И сразу же, как это бывало и раньше, позавидовал тем губошлепистым мальчикам, которые этого никогда не чувствуют. Оник, например, никогда этого не чувствует. Хорошо ему живется, черт бы его подрал!
Они шли и шли, и тетушка встречала многих своих знакомых женщин и заговаривала с ними о смерти своей подруги. То по-русски, то по-абхазски, то по-грузински, а то и по-турецки. Мелькала одна и та же фраза на всех языках:
– Бедная Циала!
– Циала рыцха!
– Сацкали Циала!
– Языг Циала!
И почти все они обязательно заговаривали о погоде.
– Слава богу, хоть с погодой повезло, – утешала одна.
– Если погода продержится, обязательно приду на похороны, – обещала другая.
– Счастливая, жила, как хотела, и после смерти получила такую погоду!
– Отчего она умерла?
– Сердечница, – то и дело отвечала тетушка, – она всю жизнь была сердечницей!
Чику казалось, что тетя Циала стала сердечницей после того, как рассталась с любимым капитаном. Любовь навсегда ранила ее сердце, и она с тех пор стала сердечницей.
– Ах, как ей повезло с погодой!
Почти все разговоры сводились к этому. Чик удивлялся такому вниманию к погоде. Можно было подумать, что после смерти некоторых людей начинается наводнение.
И вот они наконец подошли к дому князя. Ворота в зеленый двор были широко распахнуты. Во дворе цвели кусты поздних роз и георгинов. С внутренней стороны двора несколько лошадей было привязано к штакетнику. Чик понял, что это прибыли деревенские родственники князя.
Под длинной виноградной беседкой, густо лиловеющей спелыми гроздьями, были расставлены столы, на которых виднелись бутылки с вином и лимонадом, блюда с соленьями и лобио. Людей за столами было не очень много, и они сидели небольшими группками, как это бывает, когда в застолье много мест, а люди мало знакомы. Чик понял, что это поминки.
Они вошли во двор. У низкого столика перед входом в дом отдельно от всех стоял невысокий человек в черном костюме со скорбным лицом. Он повернулся к тетушке, явно ожидая, что она к нему подойдет, но тетушка, ускорив шаг, прошла мимо.
– Бедный князь, я еще к вам подойду, – бросила она ему мимоходом, совсем новым для Чика голосом, показывая, что ее уже душат слезы и ей бы только донести их до той, кому они предназначены.
Когда ж она успела, удивился Чик и с ужасом подумал, что тетушка уже ко всему готова, а он, дурак, только глазел, оглядывая двор, и теперь ни к чему не готов. Из широко распахнутых дверей одноэтажного дома раздались призывные рыдания, и Чик еще больше запаниковал, чувствуя, что сейчас на виду у всех опозорится.
Надо бежать, бежать, пока не поздно! Но в это мгновение тетушка, словно догадавшись об этом, крепко схватила его за руку и с какой-то хищной торопливостью ринулась к распахнутым дверям.
- Новые рассказы про Франца и школу - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Алмаз — драгоценный камень - Юрий Дьяконов - Детская проза
- Как море подарило нам брата - Зинаида Канониди - Детская проза
- Созвездие Двух Сердец - Вадим Селин - Детская проза
- Окно в детство. Стихи и рассказы (сборник) - Виктор Плиев - Детская проза
- Моя одиссея - Виктор Авдеев - Детская проза
- Степкино детство - Исай Мильчик - Детская проза
- Вишнёвое дерево при свете луны - Додо Вадачкориа - Детская проза
- Папа, мама, восемь детей и грузовик - Анне Вестли - Детская проза
- Тайна горы, или Портрет кузнечика - Татьяна Шипошина - Детская проза