У него и борода-то как следует не растет, усы едва чернеют. Длинные волосы на затылке перетянуты ленточкой в виде косы… Есть что-то в облике Рауля женственное, хотя характер и воля у него железные. Это не раз проявлялось во время тяжелых боев.
Фидель закончил беседу с Геварой. Он показал мне место рядом, на кровати.
Фидель с гневом говорил о военных преступниках, которые в те дни предстали перед военным трибуналом. Он осудил американских журналистов, искажавших правду о Кубе.
— Ну, ты скажи, здорово я вам, журналистам, поддал на пресс-конференции? — Фидель засмеялся.
На Кубе редко употребляют слово сеньор. Обычно с первой минуты знакомства говорят «ты», «друг», «приятель».
— Вы побили все рекорды! — сказал я. — Пять часов на трибуне.
— Мы под боком у США изгнали американскую военную миссию, — продолжал Фидель. — Мы изменим внешнюю и внутреннюю политику и никому не позволим вмешиваться в наши дела…
— Скажите, Фидель, — перебил я его. — Какие у вашего революционного правительства есть гарантии, что американцы не вторгнутся на Кубу и не свергнут вас, как это сделали они с правительством Арбенса в Гватемале?
— У нас есть три гарантии, — уверенно ответил Фидель. — Во-первых, повстанческая армия, во-вторых, всеобщая поддержка народа внутри страны и, в-третьих, обстановка во всей Латинской Америке не та, что была в пятьдесят четвертом году. Сейчас она изменилась в нашу пользу.
Фидель говорил увлеченно, сопровождая свои слова выразительными жестами. В ораторском искусстве он не новичок. Фидель адвокат по образованию. Окончив университет, выступал на судебных процессах. И его речи всегда оценивались очень высоко…
— Ну, а теперь расскажи, — обратился Фидель ко мне, — как относятся к нашей революции в России.
— За вашей героической борьбой уже давно следит наш народ, — сказал я. — Ваша революция понятна нам и близка по духу. Посол Советского Союза в Мексике поручил мне передать, что Советский Союз готов восстановить с Кубой дипломатические и торговые отношения. И если Куба подвергнется экономической блокаде со стороны капиталистических стран, Советское правительство готово заключить с вами долгосрочные соглашения о закупке кубинского сахара…
Я произнес это четко и несколько официально, потому что это были не мои слова, а слова посла Советского Союза. По долгой паузе, которая вдруг образовалась в разговоре, я понял, насколько важно все это было для кубинской революции.
Фидель долго молчал, потягивая сигару и глядя куда-то в сторону, потом повернулся ко мне.
— Я за восстановление дипломатических и торговых отношений с Советским Союзом, — твердо произнес Фидель. — Так и передайте.
Когда мы расставались, было часа три ночи, вернее, утра.
— Мне сегодня можно спать только три с половиной часа, — сказал Фидель, подавая на прощанье руку.
— Маловато!
— Врачи говорят, — продолжал Фидель, — что я, в связи с моими революционными делами, проживу на двадцать лет меньше. Но… — Он весело посмотрел на меня, подмигнул и добавил: — Разве жизнь человека измеряется годами?..
Была у меня еще встреча с Фиделем в Москве, во Дворце культуры автозавода имени Лихачева, куда он приехал вместе с членами Советского правительства. Перед выходом в зал все собрались в небольшой комнате. Я пожал Фиделю руку и поговорил с ним минутку.
А потом был митинг на Красной площади, на котором выступал Фидель. Я в это время находился в радиоцентре на третьем этаже ГУМа. Передо мной как на ладони Красная площадь, Мавзолей, на трибуне которого стояли члены Советского правительства и Фидель Кастро.
И когда Фидель Кастро закончил свою речь и отзвучали волнующие звуки гимна «26 июля», к микрофону радиоцентра пригласили меня. Помнится, я сравнивал остров Кубу с каменной твердыней, которая неприступна для врагов…
…Я перебирал в памяти все эти встречи с Фиделем, когда ехал в резиденцию посла.
Пако вдруг прибавил скорость, лихо обогнал впереди идущую машину и пристроился в хвост какому-то «форду» с дипломатическим номером.
Машины подъезжали к зданию резиденции. Я вошел в широкие двери особняка и встал в длинную очередь гостей, поздравлявших посла и его супругу по случаю праздника Великого Октября.
После этого гости направились в большой сад. Я отыскал советника. По моему взгляду он все понял и сказал:
— Фидель приедет.
Я медленно продвигался среди гостей. Пожал руку драматургу Хосе Брене, знакомому военному атташе, художнику, который вдруг узнал меня, и, наконец, увидел Николаса Гильена. Поздоровался с ним и встал рядом.
Где бы ни появлялся Гильен, вокруг него всегда собираются люди. Правда, сегодня веселый разговор, который разгорался в компании Гильена, не очень занимал меня. Мысли по-прежнему вращались вокруг одного и того же имени — Фидель.
Незадолго до этого приема я видел Фиделя на экране телевизора, с любопытством вглядывался в его лицо, вслушивался в его голос, не пропуская ни одного движения.
Мне показалось, что Фидель изменился за последние годы. Лицо немножко пополнело. От этого он стал выглядеть солиднее, могущественнее, что ли. На висках появилась седина. Голос его не взвивался, как прежде, и не разрезала воздух, словно шашка, правая рука с вытянутым указательным пальцем. Жесты стали скупее, голос немножко хриплый и усталый.
Глядя на Фиделя, я подумал, как же все-таки не похож он на главу правительства в том традиционном представлении, которое сложилось здесь, в Центральной Америке. Генералы Трухильо, Сомоса, Батиста — вот кто всегда являлись воплощением власти. Трухильо, как известно, превратил Доминиканскую республику в свою вотчину. Его сыновья тоже были генералами и наследниками диктаторского трона. Сомоса беспредельно властвовал в Никарагуа. Батиста — на Кубе. Эти правители твердо усвоили три заповеди: американским монополиям надо прислуживать, народ держать в страхе и, не брезгуя ничем, набивать собственные карманы, да побыстрее…
Генерал Батиста свято выполнял все три заповеди. За время его правления на Кубе активно действовали двести американских компаний. В знак особой благодарности телефонная компания США подарила ему телефон из чистого золота. В августе 1957 года Батиста отменил налог на прибыли иностранцев. В том же 1957 году иностранные компании на Кубе получили сто тридцать пять миллионов долларов прибыли.
Конечно, от прибылей иностранных компаний определенная доля попала в карман генерала Батисты. За время правления он сумел положить на свой счет в Швейцарском банке триста миллионов долларов. Когда его изгнали с Кубы, он купил за двести миллионов долларов остров, построил на нем дворец и прожил там до самой смерти.
Эти диктаторы никогда не говорили хриплыми, усталыми голосами. Они читали написанные речи. Голоса их звучали звонко. Они жили всласть: причудливые дворцы, красивые белые яхты, дорогие «кадиллаки», сверкающие генеральские мундиры, ордена по любому случаю, приемы, банкеты, поездки за границу во главе пышных делегаций.
