Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имя поэта сделалось неупотребительным в советской печати (до послеждановских разоблачений акмеизма4). Одно из неожиданных исключений – рецензия Даниила Данина: «Можно привести многочисленные примеры разнородных поэтических влияний на творчество Матусовского. При этом нужно упомянуть, прежде всего, Пастернака и Мандельштама, а затем Блока, Багрицкого, Антокольского и даже молодых поэтов – сверстников Матусовского. Но все это имеет второстепенное значение, и об этом в газетной статье можно не говорить»5.
Русский Париж узнал о смерти Мандельштама из заметки «Беседа с ленинградцем», опубликованной 3 марта 1945 года в парижской газете «Русский патриот» и подписанной «С.М.». Некогда я предположил авторство6 поэта Михаила Александровича Струве (1890–1948), бывшего петербуржца7, участника т. н. второго Цеха поэтов (1916–1917), в который входил и Мандельштам.
Ныне хотелось бы предложить свою версию того, кем был неназванный (и чрезвычайно осторожный) ленинградец, с которым беседовал Михаил Струве.
Приведем текст заметки:
Нашему сотруднику удалось встретиться и поговорить с одним из представителей ленинградской интеллигенции, бывшим недавно проездом в Париже.
Ленинград до войны, т. е. до 1941 года, мало изменился внешне в своих центральных кварталах. Все исторические здания – на своих местах, а новые стройки, грандиозные, целые новые города, выросли на западе и на юго-западе от города. Все это вам, наверное, известно из советских газет. Но есть нечто, что все же радикальным образом изменило внешний вид Ленинграда: исчезли совершенно столь характерные для ленинградских улиц торцовые мостовые и булыжники. Весь город, все улицы равномерно залиты асфальтом. Зимой снег с них немедленно по выпадении убирается.
Другое дело Ленинград в зимы немецкой осады. Глубоко занесенный снегом, без водопровода – мы все ходили за водой в невские проруби; без отопления, почти без продовольствия, хмурый, но гордый город-революционер, город-герой имел особый, навеки незабываемый образ.
Надо считать, что приблизительно половина населения вымерла, не от эпидемий, – их не было, а от истощения, от холода. Особенно, конечно, много умерло стариков и детей.
Из известных представителей ленинградской интеллигенции, среди многих других, нет более в живых проф. В.В. Гиппиуса (известного также как одного из основателей Цеха Поэтов и печатавшего свои стихи под псевдонимом В. Галахов).
Скончался поэт О.Э. Мандельштам (вне Ленинграда).
Известный ученый (романо-германист), член-корреспондент Академии наук В.М. Жирмунский, выдержал осаду, жив и здоров8. Жива и здорова Анна Ахматова. Поэт и переводчик М.Л. Лозинский также уцелел, но довольно серьезно болен – у него элефантиазис.
Сергей Городецкий – в Москве, и хотя ему уже почти 60 лет, он неутомим и даже внешне почти не изменился. Пастернак, слухи о смерти которого ходили в эмиграции, жив и здоров.
Поэты В.С. Чернявский, Михаил Зенкевич, Рюрик Ивнев живы и здоровы.
Попадание нескольких имен в беседу объясняется тем, что это давние, с гимназических времен, друзья расспрашивающего – Вас. Гиппиус и В.С. Чернявский9, с М. Зенкевичем он печатался в одних альманахах, а с Рюриком Ивневым был очень дружен перед революцией10.
Поэт и незаурядный литературовед Василий Васильевич Гиппиус (1890–1942), входивший с самого начала в первый Цех поэтов, сражавший в Цехе Мандельштама строками
Испускает последний свистВымирающий спондеист, —
пародией на —
Истончается тонкий тлен —Фиолетовый гобелен…11,
находился в непростых отношениях с тремя акмеистами12, что отразилось в его высказываниях конца 1910-х:
Мандельштам, кажется, стал популярен. Превращение его из утонченнейшего символиста в акмеиста было внезапно и неожиданно. Но акмеистом он был логически-добросовестным, наиболее последовательным из всех – до тенденциозности. Он – наиболее литературен из всего кружка, в нем очевидны – грация, школа, техническая выучка, преданность словесному искусству и знание его – все, чего нет у Нарбута и Зенкевича. Но несмотря на эти качества, а может быть и с их прямой помощью, стихи его часто производят впечатление не подлинной поэзии, а поэтических препаратов. Особенно ясно это – при сравнении с непосредственно одаренной лирическим даром Анной Ахматовой13.
В другой раз он цитировал мандельштамовского «Египтянина»:
Все шире и шире расплываются самодовольные улыбки: их отношения к своему искусству хорошо формулируются фразой героя, кажется, <…> в стихотворении одного молодого поэта этой школы:
То, что я сделал – превосходно!И это сделал – я!
Так будет еще долго. Сейчас, в эпоху всяческого голода, особенно соблазнительно обманывать свой голод пряниками. Но уже скоро раздастся неумолимое требование: «хлеба!». И тогда пряные фразы и рифмы отойдут на время в историю14.
Не много печатавшийся поэт15, член первого Цеха поэтов, а затем актер и мастер художественного слова Владимир Степанович Чернявский (1889–1946?) был арестован в Ленинграде в сентябре 1941 года16, освобожден, и последние годы его прошли под знаком психической болезни, завершив его отмеченную печатью неудачи судьбу17.
Но эти же два имени хорошо знакомы и расспрашиваемому, которым, по нашему предположению, был театральный режиссер Сергей Эрнестович Радлов (тоже в 1913 году кооптированный в первый Цех поэтов).
Как известно, руководимый С. Радловым Ленинградский театр имени Ленсовета после первой блокадной зимы был эвакуирован в Пятигорск, где после захвата города немцами режиссер продолжал руководить своим театром, который впоследствии был переведен в Запорожье, а затем – в Берлин, а позднее часть труппы во главе с Радловым была послана в оккупированную Францию выступать перед вывезенными сюда в качестве рабочих соотечественниками. После освобождения Франции труппа перебирается в Париж – в это время, по нашему предположению, Радлов и беседует с Михаилом Струве. Оттуда Сергея Радлова с женой Анной Радловой вызывают в Москву на переговоры о будущей работе театра, в Москве прямо с самолета везут в МГБ, дают лагерный срок, после отбытия которого он пять лет проводит в Латвии, работает режиссером в Даугавпилсе и в Риге, где и скончался 27 октября 1958 года и где похоронен.
Возвращаясь к Парижу весны 1945 года, заметим, что в это время там появился и другой советский гражданин, в числе прочего рассказывавший и о Мандельштаме – сотрудник советского посольства Михаил Михайлович Коряков (1911–1977), некоторое время спустя перебежавший на Запад. О нем Роман Гуль сообщал 25 июля 1945 года из Парижа в Америку известному историку, сотруднику нью-йоркского журнала «Социалистический вестник» Борису Николаевскому:
Шмелева посещает советский писатель (и Бунина, Зайцева, Ремизова) с рю де Гренель… А у Бунина, говорят, этот посетитель наговорил ему такую «контру», что лауреат чуть ли не пустился в пляс после ухода своего гостя. Сов. писатель рассказывал будто бы о том, что на родине будут такие перемены, такие перемены, что только рот разевай! Он же остановил похвалу Эренбургу в Ч.С.18., сказав, что это тоже немодно, ибо Эренбург будто бы уже некоторое время в опале. Он же рассказывал о многих советских писателях, в частности, о Федине, что он жив-здоров, о Цветаевой, что она покончила с собой в Казанской тюрьме (кажется), что умерли в ссылке Мандельштам, Клюев, что «исчез» Пильняк и пр.19
Предположительно, информация того же М.М. Корякова (хотя и с некоторыми весьма существенными разночтениями – например, о Клюеве) содержится в сообщении, обнародованном в другой парижской газете20 и принадлежащем, несомненно, перу журналиста Бориса Бродского, принадлежавшего еще к первой эмиграции, затем ставшего советским подданным и умершего в ГДР: «В Париже за последнее время часто приходится встречать людей, сравнительно недавно покинувших Москву. От них узнаешь много любопытного о жизни московских литературных кругов за последние годы…». В числе новостей в этом безымянном интервью приводится: «Поэт Осип Мандельштам скончался в г. Ельце. Марина Цветаева, как известно, покончила с собой при загадочных обстоятельствах в Казани. Николай Клюев живет в провинции. Много печатаются Александр Дроздов и Глеб Алексеев».
Вопрос о двух последних, по-видимому, был задан интервьюером, знавшим этих писателей по «русскому Берлину» начала 1920-х, откуда оба прозаика в 1923 году вернулись в СССР, где Александр Михайлович Дроздов (1895–1963) стал членом Союза советских писателей, заведовал отделом прозы в «Новом мире», а Глеб Васильевич Алексеев был расстрелян в Москве в 1938 году, так что сведения о его печатании действительности уже не соответствовали, как и сообщение о Клюеве, расстрелянном в Томске в октябре 1937 года.
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Миропорядок по-русски - Семен Уралов - История / Политика / Публицистика
- Взгляните на себя с пристрастием - Александр Иванович Алтунин - Здоровье / Медицина / Публицистика
- Враги общества - Мишель Уэльбек - Публицистика
- Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник) - Александр Проханов - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Русское в еврейском и еврейское в русском - Виктор Чернов - Публицистика
- О еврейском фашизме - Борис Миронов - Публицистика
- Встречи на рю Данкерк - Евгений Терновский - Публицистика
- Этот мой джаз - Михаил Кулль - Публицистика