Генри. Небось и сейчас отсиживался до последнего, пока не убедился, что не пострадаешь?
Не выдержав моего взгляда, он отвел глаза и продолжил перевязывать мою руку.
— Но за это я тебя не виню. За это я тебя прощаю.
Он снова посмотрел на меня с надеждой.
— П-правда, Макс?
— Да, — я кивнул. — В конце концов, я такой же трус. И я сделал не меньше плохого, чем ты. Может, даже больше?
— В смысле? — он нахмурился, не понимая, о чем я говорю.
Воспоминания до сих пор вспыхивали одно за другим, однако на сей раз я относился к ним спокойно. Я принимал их и принимал себя.
— Тот день… Когда монстры ворвались внутрь… Когда все, кого мы знали, погибли… Помнишь его?
— Угу. Как не помнить, — он вздохнул. — Кошмар наяву. Я думал, что тоже умру.
— И я думал, что ты умер. Какая прекрасная новость, что мы оба живы, верно?
— Ха-ха-ха! Да, просто прекрасная! Не все так плохо, пока мы живы!
— Да-а, ты часто это говорил, — протянул я.
— Так ведь правда, а? — усмехнувшись, он покачал головой. — Пока мы живы, всегда есть шанс исправить ошибки.
Я вздохнул, поморщившись от острой боли.
— Я это сделал.
— Что?
Не особо обратив внимания на мои слова, он переспросил.
— Я это сделал, — прошептал я. — Я открыл проход. Я впустил их внутрь в тот раз. Из-за меня они сожрали всех наших знакомых. Ты прощаешь меня, Генри?
Я хотел сказать столько всего. Хотел столько всего донести до него, чтобы увидеть его боль и отчаяние. Чтобы он хоть на каплю испытал то, что испытал некогда я. Но это было невозможно, ведь у него не было ничего, что я мог у него отнять. Кроме…
Он замер. Его щека нервно задергалась, но натянутая улыбка с губ никуда не пропала.
— К-конечно, прощаю, Макс. Я могу тебя понять. Ты ведь сейчас наверняка очень жалеешь, да?
— Жалею ли я? — я задумался. — Среди них были дети. Невинные люди, которым просто не повезло оказаться в окружении ублюдков. Но нет, я не жалею. Если бы у меня был шанс все исправить, я бы все равно поступил так же.
Он молчал, и тогда я позвал его:
— Генри, ты помнишь, какой сегодня день?
— А к-какое сегодня число? — промямлил он в ответ. — Прости, я давно не слежу за календарем…
— Седьмое июля. День рождения Лоры.
Я повернул голову вбок и увидел раздавленный всмятку фотоаппарат. В таком состоянии его уже точно нельзя было починить.
— Генри, — я вздохнул, — ты как никогда вовремя, — и вонзил нож ему между ребер.
Он был абсолютно никчемен. Не имел ничего. Кроме своей жалкой жизни, которая уже тоже не стоила ни гроша.
— Это ничего не исправит, Генри, — сказал я, проворачивая рукоять ножа. — Я просто хочу тебя убить.
Я прощаю тебя за то, что ты впустил сюда этих тварей. Я прощаю тебя за то, что из-за тебя я лишился руки и наверняка скоро умру. Но я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал.
Я хотел это сказать и сказал бы, если бы говорить не было так трудно.
Я смотрел, как его лицо искажается в неверии и боли. Он отстранился, прижав к открывшейся ране ладонь, но после такого удара никто бы не выжил.
Его рот беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы, оказавшейся на суше. Кровь хлестала из него, и тощее тело задрожало, прежде чем бессильно упасть на пол рядом.
— Стоило проверить, есть ли у меня еще нож, Генри. Я ведь не дурак.
Монстр не просто так зашел сюда. Этот ублюдок прятался здесь, зная, что я обязательно приду, если зверь станет ломиться в мою квартиру, в мой дом. В последнее место, которое имело для меня хоть какую-то ценность.
Я убил его, но совсем не ощутил удовлетворения. И дело было вовсе не в том, что месть не исправляла никаких ошибок. Наоборот, его убийство принесло мне удовольствие, однако этого было мало. Будь у меня шанс, я бы убивал его сотню, тысячу раз – столько, пока не утолил бы свой голод.
Я перевернулся на живот и медленно поднялся, упираясь единственной рукой в пол.
Осталось совсем немного…
Я взглянул на его тело. В его остекленевших глазах до сих пор читалось недоверие и некая обида, а конечности подрагивали в посмертных судорогах.
— Пора домой…
Я схватил его за волосы и потащил в квартиру.
У меня не было времени, чтобы высказать все свои мысли ему при жизни. Я надеялся, что после смерти все же существует ад, и там мы снова встретимся, чтобы я смог истязать его до скончания веков.
Это правда, я был таким же монстром, если не хуже. Я обрек десятки невинных жизней на смерть, чтобы избавиться от таких ублюдков, как он. Я поступил подло, предоставив чудовищам разбираться с другими чудовищами, а не покончил с ними сам. Но я хотел уничтожить их – и сделал это. Я убил и виновных, и тех, кто это допустил, ведь на них лежала вина не меньшая.
Если ты закрываешь на все глаза, это не значит, что ты сохраняешь нейтралитет. Просто ты слишком труслив, чтобы вмешаться, и это не делает тебя невиновным.
А невинные… Они просто оказались не в том месте и среди плохих людей. Мне совсем не жаль. Я не стану себя оправдывать, это было неправильно. Но я так поступил. Я не стану искать отпущения грехов, ведь лицемерие еще хуже.
Мысли путались.
Шурх… Шурх…
Его тело с шорохом скользило по полу. Он значительно потерял в весе, но тащить его в таком состоянии все равно было сложно.
— Еще немного…
Я переступил порог.
Меня обдало трупной вонью.
Из-за всей этой беготни я даже забыл про запах, а респиратор, видимо, остался где-то среди обломков, слетев с головы.
Странно, ведь за столько времени этот запах должен был выветриться. Или он настолько въелся в мою кожу, что теперь стал частью меня?
Дверь спальни оказалась закрыта. Кажется, он в нее не заглядывал.
Совесть настолько свела тебя с ума, что ты готов был на все, чтобы получить прощение? Но таким, как ты, прощения нет. Да и человек, у которого ты должен был ее
