знаю… То есть, не так. Я прекрасно знаю, что никто не следит! Что тут просто неоткуда кому-то взяться. Если бы были люди, мы бы их заметили, прятаться негде. Но у меня очень неприятное чувство, от которого не могу избавиться. Никогда прежде такого не было. 
Олег покачал головой:
 – Нет. Что следят, мне не кажется. Но ты права. Здесь действительно неприятно находиться.
 – Уф-ф. – Нинель ткнулась лбом ему в плечо. – Хоть не я одна такая дура…
 – Да всем не по себе. Мне и Валерка говорил, и Рувим. Ребята устают, раздражаются. Ссоры постоянно на ровном месте, ни в одном походе столько не ссорились! А Любка с Генкой спальниками поменялась, чтобы с Игорем рядом быть.
 – Да я видела. – Нинель невольно улыбнулась. – Поближе к самому сильному перебралась, ты-то занят… Думаешь, и Любке не по себе?
 – Ага. В общем, получается – все обстоятельства за то, что я правильно решил. Чем скорее поднимемся на вершину и пойдём обратно, тем лучше. – Олег помолчал. – Я тут подумал – может, нам с тобой не тянуть до лета? Сразу, как вернёмся, заявление подать. А?
 – Я, между прочим, пока ещё ничего не решила. – Нинель приняла максимально строгий вид.
 Олег засмеялся, обнял её за плечи.
 – Ну, решай. Времени много.
 Духи, наблюдающие за ними, расхохотались.
   009. Наши дни. Москва
  Вероника встретила Сашу, как условились – в чахлом и безысходном подобии сквера неподалёку от дома Петрова. Протянула Саще один из двух стаканчиков с кофе – купила только что в кофейне неподалёку.
 Саша молча взял стаканчик, сделал глоток и поморщился.
 – Мог бы притвориться, что нравится! – буркнула Вероника.
 – Я из тех старомодных чудаков, которые считают, что начинать отношения со лжи – плохая примета.
 – Так, стоп. Какие ещё отношения? Ни про какие отношения я ничего не говорила!
 – Ну и тем более, зачем мне тогда притворяться? – Саша сделал ещё один глоток и решительно сказал: – Нет. Ужин – только в Москве. Я как раз знаю одно хорошее местечко.
 – Хозяин за крышу отстёгивает? – не удержалась Вероника.
 – Тю! Сыщица, ты слишком долго спала. Девяностые закончились.
 – Умные все кругом – спасу нет… Идём?
 – Пошли. Чего хочешь-то от меня?
 – Ну, для начала расскажи про Петрова. Всё, что тебе известно.
 Они прогулочным шагом шли к нужному дому. Вероника туда совсем не торопилась и нарочито замедляла шаг.
 – Да было б там, чего рассказывать. Шёл, упал. Не очнулся. Сердце.
 – Погоди! – Вероника вообще остановилась. – Он же с собой покончил?
 – Это кто тебе такое сказал?
 – Новости…
 – Смотри побольше фигню всякую. Не, ну сначала, конечно, тоже думали на суицид, но потом причину смерти в морге определили. Сердце ёкнулось. К слову, ничего из ряда вон выходящего. На этих марафонах идиотских – что ни забег, то жмур. Развели моду, понимаешь – здоровый образ жизни! И теперь каждый тюлень считает своим долгом отметиться. Выходят на трассу – ни подготовки, ни хрена. Ты видала, какие там туловища бегут? Про некоторых вообще непонятно, как ходят…
 – Так, стоп! – Вероника зашвырнула наполовину пустой стакан в случившуюся рядом бетонную урну. – То есть, человек при свидетелях, на камеру бросается с моста, но в полёте у него останавливается сердце. И для вас это – всё, уже даже не самоубийство? В смысле, а если бы он стрельнулся, и тоже за миллисекунду до выстрела сердце остановилось – это тоже не самоубийство, что ли?
 – Слушай. Ну чего ты от меня хочешь? – Саша выбросил свой кофе в ту же урну. – Смуров сказал, сердце – значит, сердце. Ему тоже, знаешь ли, такой хрен в статистику даром не нужен.
 – А самоубийства тоже на статистику влияют?
 – Угу. Хорошего мало. Хорошо, это когда у тебя на районе всё спокойно. Ну, максимум, торчки окочуриваются в подвалах. А когда средь бела дня нормальный с виду парень с моста сигает – это жопа. Официальная версия: от жары стало хреново. Тепловой удар, типа того. Погнал гусей, прыгнул в воду – может, вообще охладиться хотел. Ну и ёкнулось сердце, не долетел. И знаешь, что я тебе скажу?
 – Ну?
 – Что именно так всё и было.
 – Да ты…
 – Ну, слушай. Ты же видос по-любому видела?
 – Видела.
 – Ну и как по-твоему, часто таким интересным образом с собой кончают? С песнями, плясками и прибаутками?
 Вероника отвернулась. Вот уже второй человек логическими доводами заставляет её почувствовать себя дурой. Как-то кучно пошли. Сговорились, что ли…
 – Когда человек замышляет роскомнадзорнуться, он не на марафон записывается. А сидит дома и пишет предсмертную записку.
 – Записка! – воскликнула Вероника.
 – Чего?
 – Пашка мог оставить записку. Если он запланировал это всё, точно мог оставить! Вот с этим ты мне и поможешь. Поговори с его матерью. Пожалуйста.
 Саша посмотрел на Веронику усталым тяжёлым взглядом.
 – С матерью?
 – Она вот в этом доме живёт.
 – Вероник…
 – Ну что? Ну, ты же полицейский! Покажи ей «корочки», скажи, что надо задать пару вопросов. Тебе привыкать, что ли?
   010. Наши дни. Москва
  Окатив Веронику уничтожающим взглядом, Саша нажал на кнопку звонка. Вероника притаилась в нише соседней двери, в которой не было глазка. Можно было не опасаться, что бдительный сосед озаботится странным поведением незнакомой девушки на лестничной площадке.
 Зачирикали противные искусственные птицы. Послышались шаги.
 – Кто там? – услышала Вероника голос немолодой женщины.
 Женщины, которая за последние дни, должно быть, постарела ещё на десяток лет.
 – Добрый вечер, Нина Фёдоровна! Это из полиции. Откройте, пожалуйста. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
 Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. Саша продемонстрировал удостоверение.
 – Это по поводу Паши?
 Вероника содрогнулась. Теперь по голосу было ясно, что женщина только что плакала.
 Захотелось самой себе надавать пощёчин – за то, что лезет к несчастной со своим недорасследованием. В котором ни Саша, ни Тиша не видят состава преступления. И, вероятнее всего, оба правы.
 – Да, насчёт него. Примите мои соболезнования. Такая трагедия… Но это моя работа, я вынужден задать несколько вопросов. Простая формальность. Решили не вызывать вас официальным порядком, вам и так тяжело. Я буквально на пять минут.
 – Да, конечно. Заходите. Чай будете?
 – Чай… Знаете, не откажусь. Устал, от Москвы ехал.
 – Что ж вас начальство так гоняет-то? Местные же есть.
 – Это нашему начальству не объяснишь. Как втемяшат себе в голову…
 Голоса удалились. Вероника вышла из своего укрытия и приблизилась к двери. Как они и договаривались, дверь Саша не закрыл, только сделал вид. Осталась щель достаточной ширины, чтобы хорошо слышать доносящиеся из кухни голоса на фоне шипения чайника.
 – Расскажите,