Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обе армии выдвигают свои авангарды и разведывательные части к Руссбаху, в направлении на Волькерсдорф и Дейч-Ваграм. Одновременно с этим продвижением должна быть сделана попытка овладеть внезапной атакой Прессбур¬ гом и обеспечить там на случай надобности переправу через Дунай».
* В трудах генерального штаба, стр. 484, под 14 июля значится: «В Дрезден было протелеграфировано [распоряжение] полковнику Мертенсу держать наготове 50 направленных туда (следовательно, еще не поступивших) тяжелых орудий, чтобы можно было, не теряя времени, отослать их по железной дороге, как только последует соответствующий приказ.
За Лунденбургом железная дорога была разрушена; генералу фон Гин¬ дерзину было поэтому поручено собрать в названном пункте парк транспортных средств».
** Ситуация напоминала ту, что была в 1870 г. под Парижем.
Для наших дальнейших отношений с Австрией мне было важно по возможности предотвратить оскорбительные для нее воспоминания, насколько это удавалось без ущерба для нашей германской политики. Победоносное вступление прусских войск в неприятельскую столицу, конечно, было бы весьма отрадным воспоминанием для наших военных, но для нашей политики в этом не было надобности: самолюбие Австрии было бы тем самым, как и уступкой нам любого из исконных владений, уязвлено. Не представляя для нас крайней необходимости, это причинило бы излишние затруднения нашим будущим взаимоотношениям. Я уже тогда не сомневался, что завоеванное в этом походе нам придется защищать в дальнейших войнах, как достижения двух первых силезских войн Фридриху Великому пришлось защищать в более жарком огне Семилетней войны [13]. Что французская война последует за австрийской, вытекало из исторической логики даже в том случае, если бы мы могли предоставить императору Наполеону те небольшие компенсации, которые он ожидал от нас за свой нейтралитет [14]. И в отношении России можно было сомневаться, какова будет реакция, если там ясно представят себе, какое усиление заключается для нас в национальном развитии Германии.
Как сложатся дальнейшие войны за сохранение добытого, не поддавалось предвидению, но во всех случаях важно было следующее: будет ли настроение, в каком мы оставим наших противников, непримиримым и окажутся ли раны, которые мы нанесем их самолюбию, неисцелимыми. В этом соображении заключалось для меня политическое основание скорей предотвращать, нежели поощрять триумфальное вступление в Вену на манер Наполеона [15]. В положениях, подобных тому, каким было в то время наше, политически целесообразно не ставить после победы вопроса, что можно выжать из неприятеля, но добиваться лишь того, что составляет политическую необходимость. Недовольство военных кругов моим образом действий я считал проявлением ведомственной военной политики, которой я не мог предоставить решающего влияния на [общую] политику государства и ее будущее.
III Когда пришлось определить свое отношение к телеграмме Наполеона от 4 июля, король сделал следующий набросок мирных условий: реформа союза под руководством Пруссии, приобретение Шлезвиг-Гольштейна, австрийской Силезии, пограничной полосы Богемии, восточной Фрисландии, замена враждебных нам монархов Ганновера, Кургессена, Мейнингена и Нассау их наследниками [16]. Позднее появились и другие стремления, отчасти возникшие у самого короля, отчасти же заро дившиеся под посторонними влияниями. Король хотел аннекси ровать части Саксонии, Ганновера, Гессена, но особенно — возвратить своему дому Ансбах и Байрейт [17]. Его сильному и обоснованному родовому чувству дорого было возвращение франконских княжеств.
Я вспоминаю, что на одном из первых придворных празднеств в моем присутствии в 30-х годах — на костюмированном балу у него, тогда еще принца Вильгельма, я видел его в костюме курфюрста Фридриха I. Выбор костюма, отличного по своему стилю от всех других, служил выражением родового чувства, происхождения, и, вероятно, мало кто носил этот костюм изящнее и непринужденнее, чем всего лишь 37-летний в то время принц Вильгельм, облик которого в этом костюме запечатлелся у меня навсегда. Крепкий династический родовой дух был, пожалуй, еще резче выражен у императора Фридриха III, но, несомненно, королю в 1866 г. тяжелее было отказаться от Ансбаха и Байрейта, чем даже от австрийской Силезии, немецкой Богемии и частей Саксонии. К приобретениям за счет Австрии и Баварии я подходил с масштабом вопроса, останутся ли тамошние жители верны прусскому королю и будут ли они подчиняться его распоряжениям в случае войны и отступления прусских властей и войск, и мое впечатление было не таково, чтобы население этих местностей, сжившееся с баварскими и австрийскими условиями, пошло в своих настроениях навстречу гогенцоллерновским склонностям.
Древнее родовое владение бранденбургских маркграфов к югу и востоку от Нюрнберга, будучи превращено в прусскую провинцию с Нюрнбергом в качестве главного города, вряд ли стало бы такой частью страны, которую Пруссия в случае войны могла бы обнажить от своих войск, поставив ее под защиту династической преданности населения. За короткий период, когда страна была во владении Пруссии, преданность эта не пустила глубоких корней, несмотря на умелое управление Гарденберга [18], а затем была в баварские времена забыта в той мере в какой ее не вызывали в памяти события вероисповедной жизни, что случалось редко и было мимолетно. Хотя баварские протестанты и чувствовали себя порой ущемленными, однако вызванное этим раздражение никогда не проявлялось в форме воспоминаний о Пруссии. Но даже и к урезанному таким образом баварскому племени от Альп до Верхнего Пфальца при той горечи, которая осталась бы у него в результате изувечения королевства, приходилось бы всегда относиться, как к элементу, с которым было бы трудно достигнуть примирения и который при присущей ему силе представлял бы опасность для будущего единства. Тем не менее в Ни¬ кольсбурге мне не удалось добиться того, чтобы мои взгляды на условия подлежащего заключению мира стали приемлемыми для короля. Поэтому пришлось допустить, чтобы господин фон дер Пфордтен, который прибыл туда 24 июля, уехал, ничего не добившись. Мне не оставалось ничего другого, как ограничиться критикой его поведения накануне войны. Ему было боязно полностью отказаться от опоры на Австрию, хотя он охотно освободился бы и от венского влияния, если можно было бы достичь этого, не подвергая себя опасности; но поползновений [в духе] Рейнского союза [19], реминисценций, связанных с положением, которые занимали мелкие германские государства под французским протекторатом с 1806 до 1814 г., у этого честного и ученого, но политически неискушенного немецкого профессора [20] не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- С русскими не играют - Отто Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Альфред Тирпиц - Биографии и Мемуары
- При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II) - Анна Тютчева - Биографии и Мемуары
- Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1862 годов - Николай Берг - Биографии и Мемуары
- Письма последних лет - Лев Успенский - Биографии и Мемуары
- Адольф Гитлер (Том 1) - Иоахим Фест - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники - Василий Гиппиус - Биографии и Мемуары
- Русский Стамбул - Наталья Командорова - Биографии и Мемуары