Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, простите, что за глупость я сморозил, – спохватился заключённый. – Не знаю даже, откуда это дурацкое слово вскочило мне на язык – уж лучше бы сразу типун. При чём тут радость, скажите на милость. Гнев, конечно же, вы испытываете праведный отцовский гнев.
– Хуже, господин узник, много хуже. Я испытываю ярость – законную, заметьте, ярость в ответ на то унижение, которое готовит мне этот, прости господи, пожарник, надеясь однажды стать моим зятем.
– Мерзавец!
– Воистину, и это ещё мягко сказано. В груди моей, как я уже сказал, бушует ярость. И мучительная мысль стучит в висок: как, как мне спасти мою единственную, обожаемую дочь?
– Да, конечно.
– У вас пожизненное заключение, господин узник, не так ли? – тон начальника тюрьмы стал деловитым.
– Точно так, господин начальник тюрьмы.
– То есть, если вы, будучи в заключении, совершите новое преступление, оно никак не повлияет на вашу дальнейшую судьбу – вы всё равно будете точно так же отбывать ваше пожизненное, как будто ничего не случилось.
– Д-да, – нерешительно произнёс узник, начиная, кажется, понимать, куда клонит начальник тюрьмы. – Видимо, это так.
– Вот я и говорю. Это стало бы прекрасным подтверждением вашей готовности встать на путь исправления. И я мог бы со спокойной совестью похадатайствовать перед администрацией о вашем освобождении.
– О! – неопределённо выдохнул узник.
– Я уж не говорю об этом злосчастном письме, – продолжал надзиратель с усмешкой, дающей понять, что у него на руках все козыри, и партия узника проиграна ещё до того, как началась. – Оно будет разорвано мною собственноручно, тотчас же, как только вы сделаете это.
– Что сделаю?
– Как?! Вы отказываетесь?
– Помилуй бог, господин начальник тюрьмы! Я только пытаюсь понять, что́ я должен сделать.
– Ах, это… Я не сказал? Всего-то вам нужно сделать так, чтобы пожарник уже никогда не смог коснуться даже локона моей дочери, не то что лона.
– То есть?
– Никогда. Понимаете?
– Понимаю. Я должен вызвать его на дуэль?
– На дуэль? – поднял брови надзиратель. – Хм… Интересная мысль. Такое мне не пришло в голову, а ведь это, пожалуй, трезвое предложение. К сожалению, эта ваша замечательная идея практически неосуществима. Тем более, что исход дуэли трудно предсказать. Гораздо проще вам будет просто убить его.
– Вот как…
– Кажется, вы не готовы делом доказать свою непричастность? Что-то такое мне послышалось в вашем тоне… Пожалуй, я передам это письмо господину надзирателю и…
– Нет, что вы господин начальник! – воскликнул узник, собираясь, кажется, снова рухнуть на колени. – Вы что-то не так услышали. Конечно же я согласен.
– Да?.. Ну что ж… Это уже речь не мальчика, но мужа. Я не сомневался в вашей честности, господин узник, в вашей готовности встать на путь исправления, повернуть несправедливо сложившееся о вас отрицательное мнение к полюсу прямо противоположному.
– Да, я готов.
– Прекрасно, прекрасно. Значит, завтра. Завтра вечером пожарник будет здесь, в вашей камере. Уж я найду способ доставить его сюда, у меня уже есть план.
– Не сомневаюсь в вашей мудрости, господин начальник тюрьмы.
– Я тоже, – кивнул надзиратель. – Ну что ж, могу сказать, что я доволен результатом нашей беседы, господин узник. Вы оправдали доверие, которое я питал к вам исподволь, предчувствуя в вас человека честного, преданного, готового отстаивать истину и свою невиновность.
– И вы не ошиблись, господин надзи… господин начальник тюрьмы.
– Угу, угу… – лицо начальник тюрьмы немного окислилось от оговорки узника, но довольство от результата беседы помогло преодолеть мгновение недовольства. – Ну что ж, прощайте, господин узник, а вернее – до завтра.
Надзиратель решительно повернулся, не дожидаясь ответа узника, и быстро покинул камеру. Кажется, ему уже становилось дурно от царившей в этом тесном помещении затхлой и смрадной духоты.
– Простите, господин начальник, ещё один вопрос напоследок, – спохватился узник, когда дверь уже почти захлопнулась. – Скажите, умоляю, идёт ли на улице дождь?
– Да-да, письмо пока побудет у меня, до завтра, – отвечал из-за двери начальник, не расслышавший, видимо, вопроса.
Лязгнул засов. В наступившей грохочущей тишине узник растерянно оглядел свою камеру, словно ждал от неё ответов на вопросы «Что же делать?» и «Зачем это всё?».
Усевшись на лежак, он по своей привычке окунулся лицом в давно не мытое тепло подставленных ладоней, простонал:
– О боже, боже, за что ты наказываешь меня? Или я мало наказан? Да, я преступник, но разве недостаточно тебе того, что я уже отбываю наказание по делом своим? Чего ещё ты взыскуешь? В какую бездну ты хочешь низвести меня и есть ли бездны ещё более глубокие, чем та, в которой стенаю я сейчас?
Он хотел было улечься на топчан, но засов лязгнул снова. На пороге камеры стоял сын надзирателя.
– Ну что, узник, что тебе сказал господин начальник тюрьмы? – спросил подросток, принимая вид совсем уж взрослый и серьёзный.
– Вам лучше не знать об этом, господин сын надзирателя, – отвечал узник с горечью.
– Да я всё равно знаю, – возразил мальчик. – Отец хочет, чтобы ты пристукнул пожарника.
– О боже, боже!
– Бежать тебе надо, узник.
Заключённый выпрямился, отнял ладони от лица и с ужасом уставился на юного собеседника.
– Бежать? – выдохнул он. – Откуда? Куда?
– Отсюда. В другую тюрьму, – был ответ. – В этой тебя надзиратель убьёт рано или поздно. Не ты первый.
– Но как? В другой тюрьме меня никто не ждёт.
– Ещё как ждут, – уверил сын надзирателя. – Беги хоть в Дальнюю, что за Выселками, хоть в ближнюю, что на улице Копателей – везде тебя примут с распростёртыми объятиями. Узники везде нужны.
– Не подавайте пустых надежд, юноша, умоляю, – скорбно произнёс узник.
– И совсем они не пустые, – возразил сын надзирателя. – Я разговаривал с надзирателем Ближней, он мой дядька. Да я, говорит он, вашего узника хоть сейчас готов принять и обеспечить ему камеру в лучшем виде. Так что сегодня и побежишь.
– Сегодня!
– Ну да, а чего ждать-то. В Ближней тебе нормально будет; дядька у меня что надо.
– Сегодня я не могу, у меня есть одно дело.
– Это ты про сеструху, что ли? – покривился мальчик. – Да ну, ерунда. Быстренько изнасилуешь её, и дёру. Тем более, если останешься, отец убьёт тебя, слово даю. А так – представь, какая у него рожа будет, у проклятого, когда ты сеструху попортишь и ноги сделаешь, вот умора! – и мальчишка рассмеялся.
– Но это будет бесчестно, – упорствовал узник. – Не в моих правилах избегать наказания за преступление. К тому же я причиню девушке психологическую травму, я как бы стану отцом будущего ребёнка госпожи дочери надзирателя. Не могу же я тут же и бежать – это
- Бунт Ивана Иваныча - Иероним Ясинский - Русская классическая проза
- Размышления над дыркой в стене - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить? - Дэйв Эггерс - Русская классическая проза
- Праздничные размышления - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Точка невозврата - Николай Валентинович Куценко - Русская классическая проза
- От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только - Мария Метлицкая - Русская классическая проза
- Принцесса-лебедь - Олег Анатольевич Рудковский - Русская классическая проза
- Lakinsk Project - Дмитрий Гаричев - Русская классическая проза
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза