Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В пурпуровой одежде, в сверкающих медными украшениями сандалиях, с бронзовым обручем на голове, поддерживающим тронутые сединой волосы, бывший эллинарх выглядел величественно, как изваяние. Глубокими глазами, чуть затуманенными скорбью, смотрел он на женоподобного правителя, кутавшегося в гиматий, на диадоха с трусливыми глазками, на сомкнутые ряды телохранителей, на сдержанно шумевшую толпу. Там, среди множества знакомых лиц, он иногда замечал кого-нибудь из «усыновленных Богом Внемлющим», ставших потом христианами. Но стоило тому встретиться взглядом с Дионом, как тотчас же «верный брат» смущенно отводил взор: извини, мол, эллинарх, сейчас нам не до фиаса, — и Диону становилось горько от сознания, что не на крепкой основе возводилось здание свободы и независимости танаитов, сильно ошибся он во многих — на поверку они оказались недостойными великой миссии, которой некогда покровительствовал речной бог Танаис, а затем новый бог — Единый.
— Тебе сегодня надлежит умереть или остаться жить. Оправдывайся! — крикнул Диону один из влиятельных граждан, кажется Хофразм, сын Форгабака.
Дион произнес короткую, сдержанную речь.
— Мерзость рабства хорошо известна и ненавистна танаитам, — сказал он, — я хотел избавить их от рабского унижения. Я хотел дать им свободу. Обвинение в измене от себя отвожу. Родине я не изменял. Я стремился стать хозяином в своем маленьком доме, а не большим слугой чужого царя.
Видя, что спокойное мужество Диона может склонить людей на его сторону, Антимах явно спешил ускорить развязку.
— Ты, кроме измены, виновен еще в том, что хотел возвыситься над своими согражданами, — злобно выкрикнул он.
— Пока у меня в руках меч, нет человека, которого я мог бы признать выше себя, — с достоинством отвечал Дион. — Сейчас у меня нет меча, и потому ты выше, как и любой из твоих рабов.
Слова Диона поражали глубже копья. Губы наместника побледнели, задергались.
Началось голосование. Граждане Танаиса подходили к пифосу — большому глиняному сосуду и опускали в него камешек. Каждый имел два таких камешка — черный и белый, положить в пифос можно было только один. Черный означал смерть, белый — жизнь.
Белых камешков оказалось больше.
— Хорошо, — сказал пресбевт. Голос его стал теперь похож на шипение змеи. — Вы подарили изменнику жизнь! Я оставлю его живым. Но никто не может воспрепятствовать мне отправить его в изгнание. — Повернувшись к телохранителям, он добавил: — Закуйте его и приготовьте ладью смерти.
С разных концов площади донеслись крики возмущения, но воины подняли луки, и голоса смолкли.
Люди расходились. Судьба Диона уже была им безразличной. Среди немногих, оставшихся на площади, было несколько варваров, судя по одежде, степняков. Чужие внимательные глаза ничего не упускали из виду.
Прежде чем заковать Диона, Антимаховы слуги сбрили ему бороду. Обрезанные волосы прикрепили к знамени боспорского гарнизона, как трофей. Затем на осужденного наложили оковы, отвели к пристани и бросили на дно лодки. Ладью смерти мягко оттолкнули от берега.
Течение сразу увлекло полусгнившую лодку на середину и потащило свой невеселый груз прочь от стен города.
Кто знает, может быть, река Танаис впадает прямо в Лету…
ДЕТИ ВОЛКА
Там, где слабый в ужасе сдается,
Сильный победит судьбу.
ШиллерСтепная царица
В бесчисленных рукавах и протоках дельты Дона — большой сарматской реки — совершенно затерялся безымянный островок. От посторонних взглядов его полностью скрывал камыш, который тянул свои белесые стебли из теплой и желтой, как конская моча, воды; на нижних листьях его спутанными мочалистыми бородами колыхались водоросли.
Безветренный зной висел над этим зеленым морем. В душном воздухе стоял запах рыбы и тины. Было тихо. Только изредка вскрикивала сонная птица да неустанно звенели комары. Иногда в густых зарослях раздавался треск и плескалась вода, словно там переворачивалось с боку на бок что-то большое, неуклюжее. Это переметывались через сырой кочкарник тяжелые лобастые сазаны.
По неширокой протоке, огибающей остров, медленно двигалась тяжелая полузатонувшая лодка. Вот она зашла за выступ камышовой стены, скрылась совсем. Потом показалась корма; лодка, высунувшись до половины, развернулась и выплыла на середину. Течение в протоке незаметное, неслышное: так струятся соки дерева. Когда лодка поравнялась с островом, камыш неожиданно раздвинулся, в воздухе черной змеей мелькнула веревка, и петля со свистом намертво захлестнула выступающий на носу брус. Кто-то невидимый быстро втянул лодку в образовавшийся проем, камыш сомкнулся, и на поверхности протоки ничего не осталось.
Три коренастых варвара, вооруженных длинными мечами, склонились над лодкой. В ней, вытянувшись во всю длину, закованный в цепи, лежал безбородый, с впалыми щеками грек. Он не подавал признаков жизни. Черные комары, отяжелевшие от выпитой крови, ползали по оголенным частям его тела, уже не имея сил взлететь. Молодой варвар с черным юношеским пушком на верхней губе и подбородке зачерпнул стоячей воды кожаным ведром и плеснул в лицо грека. Шевельнулись ресницы, тяжело поднялась и опустилась грудь. Глухо звякнули оковы. Грек открыл глаза.
Воины неизвестного народа подняли его, перенесли на берег, усадили на ворох сухой травы. Один из них поддерживал голову пленника, беспрестанно падавшую на грудь. Юноша раздвинул густую осоку, достал из ямы кожаный мех и поднес его к губам грека. От меха пахло кислой кожей, но простокваша из кобыльего молока, которая оказалась в нем, была холодной и вкусной. По мере того как грек пил этот варварский напиток, в измученное тело входила жизнь, онемевшие руки и ноги наливались силой.
Окончательно очнувшись, грек стал прислушиваться к разговору воинов. На малознакомом наречии, похожей на скифское, юноша сказал своему напарнику несколько слов. Воин отозвался короткой фразой и засмеялся. Грек знал язык скифов и потому смог понять примерно, о чем говорят варвары:
— У этого эллина прекрасные руки и ноги, а живота нет.
— Да, скверная наружность.
Пока два варвара возились с пленником, третий старался отпихнуть от берега лодку. Грек смотрел на своих спасителей и думал:
«Что за варвары передо мной? Лица у них нисколько не варварские, хотя и скобленые. Если нарядить их в греческие одеяния да приставить бороды, они с успехом сойдут за танаитов».
У него самого бороду сбрили рабы Антимаха Харитона в тот судный день на площади. А для эллина лишиться бороды считается тяжким, несмываемым позором.
«И язык у них мягкий, приятный на слух… Да ведь это же сарматы!» — вдруг осенило его.
Оба зрелых воина отошли к центру островка и чем-то занялись там. Молодой сармат присел на корточки возле пленного и, ткнув себя кулаком в грудь, сказал на языке меотов:
— Я Навак. А ты?
— Дион. Эллин из Танаиса.
— Дион… Уж не вождь ли тамошних греков?
Оказывается, у вестницы Зевса Оссы — у людской молвы — длинные ноги, далеко по степи шагает она.
— Да. Вождь. Бывший, — с горечью произнес Дион.
Боль поражения, отчаяние захлестнули его с новой силой. Он потерял родину, друзей… сына! Вместо того чтобы быть архонтом свободного города, стоящего во главе сильного варварского государства, он оказался пленником тех самых варваров, которыми думал повелевать. Смерть предпочтительнее такой жизни.
— Не горюй, грек, — с варварской непосредственностью утешал Навак Диона. — Мы доставим тебя к повелительнице нашей — к Томирии. Такого человека она как раз и хотела добыть.
И он отошел к своим товарищам, напевая военную сарматскую песню:
Наш добрый деньВосходит из колчана…
Вскоре сарматы уложили Диона на мехи, надутые воздухом и спущенные на воду, и стали продираться сквозь заросли камыша, таща пленника за собой. Вода доходила им до колен, а порой по грудь.
Над Дионом роились комары. По-прежнему было тихо.
* * *Остров, куда воины доставили Диона, был гораздо больше того, где осталась ладья смерти. Да и варваров здесь много больше. Вдоль берега кое-где горели бездымные костры. Над ними в бронзовых котлах варилась рыба. Еще много рыбы вялилось на шнурах, растянутых между шестами. В двух стадиях от берега стояло несколько шатров. Один из них, самый большой, был из красного войлока и украшен коврами.
Воины отдыхали. Кое-кто острил меч плоским точильным камнем, который подвешен у каждого сармата на поясе вместе с кресалом. Иногда на остров прибывали мелкие группы воинов, другие уходили в заросли на смену им. Среди них немало было девушек, одетых и вооруженных одинаково с мужчинами.
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Василий Седугин - Историческая проза
- Марко Поло - Виктор Шкловский - Историческая проза
- Звон брекета - Юрий Казаков - Историческая проза
- Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе - Олег Владимирович Фурашов - Историческая проза / Крутой детектив / Остросюжетные любовные романы
- Караван идет в Пальмиру - Клара Моисеева - Историческая проза
- Крест. Иван II Красный. Том 1 - Ольга Гладышева - Историческая проза
- Хазарский словарь (мужская версия) - Милорад Павич - Историческая проза
- Император вынимает меч - Дмитрий Колосов - Историческая проза
- Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович - Историческая проза