Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Берите еще, – предложил Р.Ю.
– Спасибо, – ответил Шленский. – Не надо.
– Так вот, – продолжил Р.Ю., – я и говорю: в жюри – элита, ну и в зале, сами понимаете, не Казанский вокзал… Пресса, телевидение – это само собой.
Ева Сергеевна долила кофе в чашечку, стоявшую перед Шленским.
– Насчет вашей оплаты – вопрос еще согласовывается, но в обиде на нас не останетесь.
– Надеюсь, – улыбнулся Шленский.
Он отглотнул кофе, затянулся и откинулся на мягкую спинку кресла. Он чувствовал себя человеком.
– Да! Мне нужен постановщик пластики и ведущий. У меня есть классный вариант… Это будет хорошо, поверьте.
Р. Ю. щелкнул паркером:
– Кто?
– Его фамилия Деветьяров.
– Какие числа? – спросил Истомин.
Деветьяров озабоченно почесал в затылке.
– Ну, апрель…
– Весь? – холодно осведомился Истомин.
– Что вы! – замахал руками Деветьяров. – Там… ну, где-то две недели… в апреле… а потом еще немного в мае…
– Вы пока работаете в театре, – напомнил Истомин.
– Все гонят, – посетовал Деветьяров, траурно покачав головой.
– Никто вас не гонит, Андрей, – удивился Истомин.
– …Все клянут, – продолжил Деветьяров и возвысил голос: – …мучителей толпа, в любви предателей, в вражде неутомимых, Рассказчиков неукротимых, Нескладных умников, лукавых простаков, Старух зловещих, стариков…
Несколько пионеров, открыв рты, слушали монолог Чацкого.
– Вон из Москвы, – вздохнул Деветьяров и всхлипнул.
Истомин махнул рукой и закрыл лицо, всхрюкивая от смеха.
Из двести пятнадцатой Шленский вышел со сценарием в руках, распираемый самоуважением. Играя на губах что-то классическое, он легко сбежал вниз и пошел к выходу, в одиночку заполняя вакуумное пространство залов.
Из-за поворота раздавались голоса рабочих, продолжавших развешивать фотографии, и Шленский зашел туда.
– И вот эту; да нет, вон эту, голую, левее! – кричал один другому, стоящему на стремянке. – Хорош!
Рабочий отошел наконец со своей стремянкой. Теперь на Шленского не отрываясь смотрела с черно-белой фотографии обнаженная девушка.
– Ф-фу! – выдохнул Шленский и двинулся дальше вдоль вереницы портретов, но тут же оглянулся на обнаженную.
– Забирает? – окликнул его рабочий. Он сидел сзади на стремянке с бутылкой кефира. – У меня тоже третий день от них стоит, – поделился он. – Невозможно работать. За стремянку цепляет.
Шленский покраснел и, стараясь не оборачиваться, быстро пошел к выходу. Там, у дверей, его караулила давешняя тетка со списком в руках.
– Как, вы сказали, ваша фамилия? – бдительно прищурившись, спросила она.
– Станиславский, – ответил Шленский.
На улице он обнаружил, что до сих пор держит в руках сценарий, автоматически раскрыл его на первом попавшемся месте – и углубился в чтение. По лицу тут же проскочила гримаса; запихнув сценарий в сумку, Шленский двинулся к автобусной остановке.
В дверь с табличкой «Репертуарная часть» Деветьяров вошел с коробкой конфет. Через секунду оттуда раздался женский смех, через две выпорхнула с чайником миниатюрная девица. Еще через несколько – снова раздался смех. Потом вышел Деветьяров, без конфет, но со следами помады на лице.
– Только с Маштаковым договорись! – крикнула вслед девушка.
– У себя? – спросил Деветьяров пожилую костюмершу, гладившую гору костюмов.
– Там, Андрюша, там.
– Николай Семеныч? – просунул голову Деветьяров.
– А, Андрюшечка! – раздался из-за двери густой бас. – Заходи, заходи!..
Деветьяров вошел; в сумке, ударившейся об косяк, что-то звякнуло. Через минуту изнутри высунулось усатое, с неснятым гномьим гримом лицо Маштакова.
– Люда-а! – крикнул Маштаков. – Стака-ан! – И скрылся внутри.
Пожилая костюмерша успела отгладить гору костюмов, когда Деветьяров и Маштаков появились в коридоре, в самом чудесном настроении.
– Знаешь, кто я? – спрашивал Маштаков.
– Ты – Коля, – отвечал Деветьяров.
– Не угадал, – говорил Маштаков. – Вторая попытка. Кто я?
– Ты – заслуженный артист рэсэфэсэрэ Коля Маштаков!
– Нет, Андрюшечка, – грустно уронил Маштаков. – Опять ты не угадал. Сдаешься?
Деветьяров поднял руки.
– Я – Мочалов, – сообщил Маштаков. – Не веришь?
– Чё ж не верить? – обиделся Деветьяров. – Ежу понятно.
– Вот люблю тебя, – сказал Маштаков и поцеловал Деветьярова в лицо.
– Так я поеду? – спросил Деветьяров.
– Поезжай, Андрюшечка, поезжай. Я сам все сыграю. Один! – И Маштаков погрозил кому-то пальцем.
Утром в коридоре долго звонил телефон. Наконец на него с разбегу упал полуголый и толком не проснувшийся Шленский.
– Алло!
– Бананов кило! – ответили на том конце провода.
– Алло, кто говорит? – сердито крикнул Шленский.
– Вы совсем мозги заспали, Леонид Михайлович! Это Деветьяров, слыхали такую фамилию?
– А, Андрей. Привет.
– Ты что, правда еще спишь?
– Который час?
– «Не спи, не спи, художник»! Начало десятого!
– Ну. И чего звонишь в такую рань? Свинья ты после этого!
– Когда к девкам едем, Мейерхольд? – ничуть не обидевшись на «свинью», весело крикнул Деветьяров. – Я вся горю.
– Никуда мы не едем, Андрюша.
– Не понял.
– Никуда не едем!
В ответ в трубке раздались гудки.
Пожав плечами, Шленский положил ее и снова завалился спать.
Но доспать ему не удалось: через полчаса Деветьяров позвонил уже в дверь.
– Гротовский, – сказал он, стоя на пороге. – Что за номера?
– Я прочел сценарий, – хмуро сообщил Шленский. Он стоял на пороге в тапках, майке и трусах. – Это полная порнография.
– Я войду? – кратко осведомился Деветьяров.
– Входи.
– Так, – резюмировал Деветьяров, усевшись в кресло на кухне. – Значит, порнография. И что?
– «Что, что»… Хочешь, чтобы на тебя пальцами показывали?
– Я об этом мечтаю! – ответил Деветьяров.
– А я нет! – отрезал Шленский.
– Слушай, налей кофе, Стреллер, – поморщился Андрей. – А то мне от твоего вида удавиться охота.
– Ага.
Шленский поставил чайник и поплелся в ванную, откуда тут же раздались шум воды, фырканье и уханье.
– От тебя, Ленчик, сдохнуть можно, – выйдя в коридор, прокричал через дверь Деветьяров. – Я целый день по театру бобиком бегаю, всех на уши ставлю. Я им репертуар на месяц поменял – а он сценарием недоволен! Феллини хренов! Не нравится – сам напиши!
– Чукча не писатель, – проорал из ванной Шленский. – Чукча режиссер!
– Чукча импотент! – крикнул Деветьяров. – Там девки дюжинами, а он сценарии читает! Работать надо, день и ночь!
– Пошляк! – проорал Шленский.
– Леонид Михалыч! – весело пропел Деветьяров. – Ты что, каждый день в цэковских санаториях сачка давишь? Да придумаем мы это шоу! На хрен тебе сценарий с твоей башкой?
– Грубая лесть, – с удовольствием разглядывая свое лицо в зеркале, ответил Шленский.
– Ге-ний! Это все знают! – заявил Деветьяров.
Дверь открылась. За ней, вытирая шею полотенцем, стоял Шленский.
– Кто я?
– Ну не гений, – сказал Деветьяров, – но зато какой талант!
И немедленно получил полотенцем по голове.
На кухне свистел чайник.
Кофе был допит. Шленский поставил чашки в раковину и сказал:
– Ладно, черт с тобой. Попробуем!
– Спасибо, кормилец! – жуя пряник, поблагодарил Деветьяров. – Век не забуду.
– Да, сегодня у них там эта… – сказал Шленский. – Тьфу, слово забыл! Сейчас. – И он ушел в комнату. – А! Вот, – раздалось оттуда, – презентация!
– Кто? – не понял Деветьяров.
– Презентация. Ну, открытие конкурса этого долбаного. Тусовка с выпивкой. В общем, на́ пригласительный.
– Ого! – Деветьяров рассмотрел соблазнительное ню на обложке билета. – А ты?
– В гробу я их всех видал, – поеживаясь, ответил Шленский.
– Хорошо у тебя в гробу, – отреагировал Деветьяров, пряча пригласительный. – Поеду. Не пропадать же халяве. Еще пряники есть?
– Хватит с тебя, халявщик! Иди, опоздаешь. Пряников ему.
– Ну, тогда чао-какао! – Деветьяров направился к двери.
– И чтоб в костюме был и при галстуке! – крикнул вслед Шленский. – Знаю я тебя… Шпана!
– Учи ученого! – донеслось с лестницы.
Шленский – в трусах, майке и тапочках – вернулся в комнату. Секунду постоял, решая, ложиться снова или нет. Потом тоскливо, с долгим дверным скрипом потянулся и, подойдя к окну, торжественным рывком распахнул занавески.
За стеклом, в ремонтной люльке, прямо напротив него стояла девушка с малярной кистью – и с интересом смотрела на открывшееся зрелище.
Из театральной библиотеки Шленский вышел, груженный книгами и фотоальбомами. Мартовское солнце сверкало в лужах и мелькало в окнах троллейбусов. Шленский остановился, поставил сумку на лестницу у входа и, стащив с себя куртку, перекинул через свободное плечо. Он двинулся наверх, к метро – и уличный фотограф, поймав в объектив его улыбающуюся физиономию, на ходу вручил талончик.
- Кинотеатр повторного фильма - Виктор Шендерович - Юмористическая проза
- Куклиада - Виктор Шендерович - Юмористическая проза
- Притча о пощечине - Юлий Крелин - Юмористическая проза
- Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Разговоры за чайным столом - Джером Джером - Юмористическая проза
- К северу от первой парты - Александр Калинин - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Гарантийные человечки - Эдуард Успенский - Юмористическая проза
- Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2 - Андрей Яхонтов - Юмористическая проза
- Сибирский редактор - Антон Нечаев - Юмористическая проза
- Разговор за столом - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза