Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учила она его, несмотря на любые жизненные обстоятельства, оставаться благородным человеком. В семье Харламовых дети с детства знали цену трудовой копейке. Однажды мама пришла с работы и сказала, что на две пары ботинок детям денег не хватит: «Решайте, кому из вас ботинки нужнее». Ответ порадовал материнское сердце. Валера сказал: «Конечно Тане! Она же девочка. Должна быть красивой». Таня возразила: «Конечно Валерке! У него от футбола ботинки совсем развалились. А я еще в старых могу походить».
Так же дружно стояли они друг за друга, когда решали, кому устраиваться на работу, чтобы приносить деньги в семью. Татьяна сказала, что это сделает она: пусть Валера учится и играет в хоккей. На что Валера резко возразил: «Деньги в дом должен приносить мужчина. Работать пойду я, а Татьяна пусть продолжает учиться».
Мама на хоккей почти не ходила. В свое время, когда Валера только начинал, сходила, да воспротивилось материнское сердце. «Играли они на открытой площадке, — вспоминала Бегоня Харламова в 1984 году. — Вокруг бортов такие снежные валы, а на них люди стоят, смотрят. Взобралась туда и я. Вдруг вижу, как несколько игроков столкнулись и упали. Потом все поднялись, а Валера лежит. Перенести это я не могла. Перелезла через борт и — к этому человеку со свистком: “Судья, куда вы смотрите?! Ребенок лежит…” Остальное можете представить себе сами. Вот с тех пор я на хоккей почти и не ходила…»5
«А вы знаете, после чего мама перестала ходить на хоккей?» — спрашивает меня Татьяна Харламова, сестра хоккеиста. И когда я в ответ пожимаю плечами, отвечает: «Когда Валера только начинал, она пошла на хоккей. Папа сразу сказал, что с ней, темпераментной женщиной, сидеть рядом не будет. Мама села в сектор болельщиков другой команды. И чуть не подралась с болельщиками, которые кричали грубости в адрес ЦСКА. Маму забрали в милицию в “Лужниках”, приняв ее за цыганку-скандалистку, и отпустили только после того, как за ней пришел Валера. С тех пор ходить на хоккей она не любила».
Действительно, Бегоня не ходила на матчи, даже когда ее сын стал звездой и его игрой наслаждалась вся страна. Всегда смотрела хоккей по телевизору, на котором у нее стояла иконка святой Бетониты. «Она сидела у телевизора, сильно переживала, держа кукиши за Валеру. И как только матч заканчивается — сразу к окну ждет, когда приедет на ужин Валера».
Отец — Борис Сергеевич, или дядя Боря, как называли его все знакомые Харламова, — стал для Валеры и наставником, и лучшим другом. Все, с кем довелось общаться в процессе подготовки этой книги, вспоминали о Борисе Сергеевиче Харламове с особой теплотой.
«Дядя Боря был очень добрый, настоящий русский человек. Беззаветно любил сына, отдавал ему все свое свободное время. Он был сам спортсменом. То, что он был все время с нами, вызывало неподдельное, сыновнее уважение. У меня отца не было с войны, и я, как мальчишка, тянулся к более старшим людям, потому что это была какая-то опора в жизни. У дяди Бори всегда чему-то можно было научиться. Для меня он был близким человеком. Всегда добрый, всегда говорил: “Валерик, Валерик, ну что ты там?” Практически не помню, чтобы он разбирал какие-то моменты и говорил: “Ты там не отдал кому-то” и прочее. Наоборот, подходил и говорил: “Дело ваше, ребята, разбирайтесь сами на поле, вы всё умеете”. Но было видно, что в душе сильно переживал», — вспоминал Владимир Богомолов.
«Борис Сергеевич был неизменным зрителем и матчей, сыгранных Валерой в Москве, и очень многих тренировок, всегда провожал сына в хоккейные полеты по белу свету и всегда встречал — и не одного его, а всю команду. Человек очень скромный, тихий, предпочитающий слушать, а не говорить (эти его качества в полной мере были унаследованы Валерием), он, однако, весьма здраво судил о хоккее, и для меня было интересным его мнение, — писал Анатолий Тарасов в статье для посмертного сборника статей «Три скорости Валерия Харламова». — Десятилетия простоявшие у станка, мама работала токарем, а отец — слесарем, они ценили в Валере не столько то, что он трудом и талантом своим достиг огромного успеха, уважения всех без исключения товарищей, всемирной славы, сколько то, каким нежным и любящим сыном он был, верным мужем, заботливым отцом. Они не просто вырастили сына, они все отпущенные ему 33 года жили его интересами, он был для них и смыслом существования, и гордостью, и счастьем».
«Цену труда он познал рано, в семье. На примере своих родителей-тружеников. И не случайно отец его, Борис Сергеевич, узнав как-то, что Валерий пропустил тренировку в детской команде, сказал сыну: “Делом либо следует заниматься всерьез, либо не заниматься вовсе… тем более в команде, где ты можешь подвести других. На тренировках, да и вне их”», — вспоминал Борис Кулагин.6
В этой счастливой семье и родители, и дети были связаны глубокой и нежной привязанностью друг к другу.
«У него были просто изумительные родители. Изумительные! — вспоминал в беседе первый тренер Валерия Харламова Виталий Ерфилов. — Мы настолько подружились с Борисом и Бегоней, что часто они приглашали меня к себе домой. Дом Харламовых всегда был хлебосольный. Еда в нем была простая, обыкновенная. Бегоня часто говорила: “Что ты в дверях стоишь? Да заходи, и всё…” Она испанка, была такая импульсивная. К Харламовым можно было прийти в любое время. Вспоминается один эпизод, связанный с этим. Однажды мы встретились после тренировки. Тренер Тазов, я, папа Боря. Он говорит: “Пошли ко мне!” Мы кое-что с собой берем, приходим, Бегоня лежит на диване. Говорит: “Ребята, меня радикулит разбил, я подняться не могу, вы уж сами себе что-нибудь придумайте”. Какая женщина бы такое сказала, когда три мужика приходят, как говорится, по пять капель добавить. Да просто выгнала бы, сказала: “Уйдите, я больная, чтобы духу здесь никого не было”. А в этой семье гостеприимство было святым делом, несмотря на хвори и болезни. Вот вам отношение к людям. Человек, будучи больным, извинился, что не может поухаживать за нами. В таком предельном гостеприимном, корректном, доброжелательном отношении к людям и воспитывался Валера. А испанская кровь повлияла и на его темперамент, на чувство юмора, на его отношение к жизни».
«Валера был настоящий друг, каких бывает мало в жизни. Позитивный, веселый с детства. Подружились мы сразу, как я пришел в армейский клуб. Мне тогда было 15 лет, Валера был на год старше. Я никогда не видел, чтобы он на жизнь смотрел как-то уныло и невесело. И не видел ни разу, чтобы ему было грустно. Наверное, в нем это было от испанских генов, — рассказывал Владимир Лутченко, которого Валерий Харламов называл одним из самых близких своих друзей. — Я ездил в ЦСКА из подмосковного Раменского в 64-65-х годах, когда начал вместе с ним играть за юношей. Тогда тренировки начинались поздно и могли закончиться в час ночи. Валера в этом случае всегда звал меня к себе, говорил: “Перестань, куда ты поедешь в Раменское, поздно уже”. Вот так я иногда у них останавливался, и меня всегда встречали как родного и дядя Боря, и тетя Бегоня».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Фидель Кастро - Максим Макарычев - Биографии и Мемуары
- Нефартовый - Виктор Гусев - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Рядом со Сталиным - Иван Бенедиктов - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Альфред Тирпиц - Биографии и Мемуары
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Фигурное катание. Честная история самого скандального вида спорта - Николай Николаевич Яременко - Биографии и Мемуары / Спорт
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары