сидел в сторонке, восторженно попискивал и сам себе аплодировал. 
Зато когда он не проказничает, чудо что за мартыш! Добрый, ласковый, понятливый. Заберётся на плечо к хозяину и гладит его седые волосы.
 Но потом вдруг спрыгнет с плеча на стол и давай в Эдуарда Ивановича книгами бросаться.
 Хлоп-Хлоп думает, что это очень весёлая игра, и искренне обижается, когда хозяин его отшлёпает.
 Когда же обижают самого мартыша, то слезам его нет конца. Плачет он так долго, что становится мокрым — будто погулял под проливным дождём.
 И чем больше его утешают, тем дольше и громче он плачет.
 Если другие плачут, Хлоп-Хлоп хохочет.
 Вот он какой несознательный!
    Продолжаем нашу программу!
   Когда обнаружили исчезновение Чипа, все в цирке всполошились.
 Шутка сказать: зверь сбежал в город. Правда, тигрёнок — это ещё ребёнок. Но ребёнок особенный.
 Позвонили в милицию.
 Несколько рабочих и артистов разбежались в разные стороны — искать Чипа.
 Для Эдуарда Ивановича не было загадкой то, как мог исчезнуть Чип. Уже не в первый раз Хлоп-Хлоп выпускал на свободу своего маленького друга. Но раньше каждый раз тигрёнка удавалось поймать ещё в цирке.
 Эдуард Иванович разыскал Хлоп-Хлопа.
 Мартыш забрался к нему на плечо и что-то нежно пропищал.
 — Негодный тип, — сказал Эдуард Иванович, — зачем ты отвязал Чипа? А ещё другом называешься!
 Хлоп-Хлоп опять что-то пропищал и погладил хозяина по седым волосам.
 — Ты ещё и подлиза? — гневно спросил тот. — Подвёл меня и ласкаешься?
 Мартыш заморгал хитрыми глазами, пожал плечиками и почесал затылок: дескать, ума не приложу, за что это меня ругают?
 — Будешь отвечать!
 Хлоп-Хлоп спрыгнул на стол, вытаращил глазки, вытянулся, как бравый солдат по стойке «смирно», и приложил лапу к уху.
 Эдуард Иванович рассмеялся: он весёлый человек, а весёлые люди долго не сердятся.
 — Хитрюга ты, — сказал он. — Если бы ты родился не мартышем, а человеком, то обязательно бы стал жуликом.
 Хлоп-Хлоп обрадованно закивал, попискивая, и на всякий случай сам себе похлопал в ладоши.
 А в кабинете директора раздавались телефонные звонки: это сообщали о том, что пока тигрёнок не обнаружен.
      Девятый номер нашей программы
   Лучше всего было бы провести тигрёнка прямо в дом и ждать Эдуарда Ивановича.
 Но как пройти мимо Сусанны?
 Или сразу в цирк?
 Но не хотелось идти со зверёнышем по улицам.
 — Я на разведку, — сказал Виктор, — а вы ждите меня.
 Ещё издали он увидел злую девчонку и остановился. Зная её характер, Виктор сразу догадался, что она сидит на окне не просто так, как люди сидят, а что-нибудь придумала.
 Даже издали можно было разглядеть, что Сусанна скалит зубки.
 «Будь что будет!» — решил мальчик и двинулся к дому.
 Чем ближе он подходил, тем медленнее переставлялись ноги.
 — Папочка в милицию звонил! Папочка в милицию звонил! — увидев Виктора, закричала Сусанна. — На машиночке за тобой приедут! За решёточкой, миленький, посидишь, за решёточкой! Пятнадцать суточек! Пятнадцать суточек! — Она хихикнула. — А Лёлишна-пирбемолишна где? А тигрёночек полосатенький, лапонька моя миленькая, где? Мне его купят, хвостатенького! Где он?
 — Они в цирк ушли, — соврал Виктор. — А в милицию я поеду с удовольствием. И за решёточкой с удовольствием посижу. Только бы тебя, дорогая, не видеть. А кроме того, и про тебя в милиции кое-что рассказать можно.
 — А что про меня рассказывать? А что про меня рассказывать? Мамочка говорит, что я пострадавшая. А бабусеньки говорят, что по тебе тюрьма плачет. Потому что ты — уголовный элемент.
 — Сама ты элемент.
 — А вот и нет! А вот и нет! Я единственный ребёнок! У меня музыкальные способности! У нас пианинка есть, а у вас нет! Мне тигрёночка купят, а тебе нет! Мне…
 — Надоело тебя слушать, — оборвал Виктор, так и не решив, что же ему делать. — Шла бы ты спать, что ли. И тебе приятно, и людям спокойнее. Иди, иди. Бай-бай.
 — Никуда я не пойду! — крикнула Сусанна. — Хочу посмотреть, как тебя в милиционерскую машиночку посадят! Как тебя на пятнадцать суточек за решёточку увезут! Так папуленька сказал! Ой, дождик идёт! — Она вытянула руку ладошкой вверх. — Каплет-капает! Каплет-капает!
 — Это не дождик идёт, а Пара плюётся, — со смехом объяснил Виктор. — Петька, Петька, пуще, дам тебе гущи, хлеба каравай, на Сусанну ты плевай!
 От злости шишка на Сусаннином лбу стала ещё разноцветнее.
 Потом — побелела.
 Виктор едва успел отскочить:
 злая девчонка запустила в него цветочным горшком.
 И Виктор, как вратарь, принял его на грудь.
    За вторым горшком пришлось делать бросок и падать.
 — Уймись ты! — вскакивая, крикнул Виктор.
 — Горшком её! — сверху крикнул Петька. — Горшком по черепу!
 — Не уймусь! Не уймусь!
    Сусанна обеими руками схватила самый большой горшок, подняла его над головой…
 Горшок перевесил…
 Она упала назад себя, только ноги в окне мелькнули.
 Горшок раскололся вдребезги.
 Злая девчонка закричала так, словно упала с пятого этажа головой вниз.
 Потом закричали:
 один папа,
 одна мама
 и две бабушки.
 Да так закричали, словно увидели, что единственный ребёнок вместе со своими музыкальными способностями навернулся с пятого этажа!
 А Виктор бросился наутёк: он-то знал, чем всё это может кончиться. Родители единственного ребёнка не будут вам разбирать, кто виноват.
 Конечно, не Сусанночка! Когда Виктор обо всём рассказал Лёлишне, она проговорила:
 — Плохи наши дела. Не везёт нам. И чего это Сусанна на нашей дороге встала? Пошли! — твёрдо предложила Лёлишна. — Чего нам бояться? Мы ни в чём не виноваты. Идём!
 Тигрёнок сладко зевнул и неохотно двинулся вперёд.
 Виктор беспокойно оглядывался, будто на каждом шагу им грозила опасность. Лёлишна пела:
    Не боимся мы Сусанны,
  Не боимся её папы,
  Не боимся её мамы,
  Не боимся бабушек,
  Мамы да папы!
    А около дома — увидели они ещё издали — стояла милицейская машина.
    Представление продолжается! Выступает иллюзионист Григорий Ракитин! В номере принимает участие милиционер Горшков!
   Не меньше Эдуарда Ивановича исчезновением Чипа был обеспокоен Григорий