Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Справа Восьмеркин увидел темные контуры хребта, похожего на бесконечную крымскую яйлу. Вдали едва обозначалась вершина горы, напоминающая Чатырдаг. Это обрадовало Степана. Он вернулся к Чижееву, обрызганный морской водой, и возбужденно сообщил:
– Южный берег Крыма близко, вплавь можно добраться. Катер захватывать вроде не к чему, вдвоем не управимся мы с ним. Навредить надо побольше и удрать.
– А вдруг здесь, на катере, мичман и Чупчуренко связанные лежат? Что тогда?
– Нет, я видел: сторожевик у баркаса вертелся. Только он и мог подобрать. А сторожевика не видно. Наверно, отстал.
– Если так, то ладно, – согласился Чижеев. – Поднимайся наверх и, как услышишь, что мотор скисает, открывай по рубке огонь. Прыгать будем вместе…
Восьмеркин поднялся на трап, раздвинул дверцу до отказа. Он прицелился из автомата в среднюю из маячивших в темноте фигуру и стал ждать. Ему казалось, что проходят не секунды, а минуты, десятки минут. Но вот в пение мотора вмешался какой-то посторонний звук. Мотор застучал, потом чихнул раза два и заглох…
Восьмеркин немедля, дав очередь из автомата по рубке, выскочил на верхнюю палубу и принялся строчить по заметавшимся фигурам.
– Прыгай! Скорей прыгай, Степа! – крикнул Чижеев.
Восьмеркин бросил автомат в воду и вместе с Сеней прыгнул в море.
Катер двигался вперед по инерции. Это помогло друзьям быстрей оторваться от него.
Опомнившиеся гитлеровцы вдруг подняли стрельбу. Вверх белыми шариками понеслись три ракеты и осыпались огненным дождем.
– Ныряй, Сеня! – крикнул Восьмеркин и, набрав воздуху, сам ушел на глубину.
Отплыв на изрядное расстояние, запыхавшийся Чижеев окликнул Восьмеркина.
– Подожди! Мне ботинки надо снять… вниз тянет.
Восьмеркин подплыл к другу, помог ему стащить ботинки и брюки, а затем сказал:
– Жаль, что не всех перебили.
– Ничего, сейчас увидишь, какую я штуку с бензоцистерной устроил. Гляди!..
Над дрейфующим катером со свистом поднялся вверх столб пламени, потом закрутился дымный клубок, раздался треск, и клочья разлетевшегося огня заметались по зыбкой поверхности моря.
Друзья одновременно взмахнули руками и быстро поплыли, держа направление на высокую скалу, видневшуюся в синем сумраке.
* * *Костя Чупчуренко на все лады клял себя за то, что не сумел отбиться от немцев и утонуть в море.
«Восьмеркин с Чижеевым по-матросски погибли, героями, – думал он, – а вот я живой. На корабле определенно скажут: «Струсил салага. Сам в плен сдался». Никто не узнает, что крюком меня подцепили. Под ребро железо воткнулось, не передохнуть было. А Савелий Тихонович помирает. Не сдержал я своего слова. Почему сразу не ушел на дно?.. Все фашиста хотелось с собой утащить, чтобы так на так вышло».
Чупчуренко сидел привязанный к спинке винтового кресла в крошечной офицерской кают-компании. Бинт у него сполз с плеча, край разодранной тельняшки пропитался кровью. Рваная ссадина под последним левым ребром кровоточила. «Попить бы», – подумал он и облизал пересохшие губы.
Розовощекий гитлеровец, сидевший часовым напротив него, уловив это движение, со скучающим видом наполнил стакан водой из графина. Затем начал разглядывать воду на свет, отпил половину, а остатки неожиданно выплеснул Косте в лицо. Видя, как у черноморца от возмущения вздулись желваки на скулах, гитлеровец хихикнул и, коверкая русские слова, сказал:
– Карош есть ледовный туш… Капут тебе, сукин кот!
– Твое счастье, что я связан, – ответил Чупчуренко. – Ты бы у меня не водой, а кровью умылся, олух вислоухий.
Он брезгливо отвернулся, не желая глядеть в круглые, как пуговицы, и до наглости голубые глаза.
«Видно, салага немецкая или курсант, – определил Чупчуренко. – Куртку морскую носит и под бобрик постригся».
На затоптанном линолеуме, покрывавшем палубу, безжизненно лежал мичман Клецко. Из его полураскрытого рта изредка вырывалось хриплое дыхание, при этом на губах показывалась тоненькая струйка крови. Старик задыхался.
– Эй ты, сарделька чертова! – сказал Чупчуренко гитлеровцу. – Приподними мичману голову.
«Чертова сарделька», видимо, понял черноморца, потому что подошел к Клецко, пнул его ногой и, шкодливо оглянувшись, вытащил из кармана коробок спичек. Присев на корточки, он зажег сразу две спички и поднес к усам старика.
Чупчуренко выругался и в ярости попробовал освободить здоровую руку с такой силой, что кресло затрещало.
Это испугало гитлеровца. Он подскочил к нему, но, убедившись, что руки русского привязаны крепко, щелкнул Чупчуренко пальцем по носу.
– Штиль! Сукин кот.
Чупчуренко сделал вид, что покорно стерпит все, но сам был настороже. Когда гитлеровец отошел от него, он вдруг резко повернулся и изо всей силы ударил его в живот окованным носком сапога.
Гитлеровец упал на четвереньки. Чупчуренко еще раз дотянулся до него и ткнул ногой с такой силой, что весельчак уперся носом в палубу.
Гитлеровец вскочил со стоном. Он прошипел какое-то ругательство и заметался по каюте. На глаза ему попался графин с водой. В бешенстве он схватил его двумя руками и обрушил на голову Чупчуренко…
Костя не смог уклониться от удара. Свет электрической лампочки сверкнул красной молнией, и кают-компания наполнилась туманом.
* * *Чижеев первое время плыл легко, даже обогнал Восьмеркина. Потом он начал задыхаться и отставать. Сказывались двухсуточная голодовка, болтанка в море и глубокий обморок.
Расстояние между друзьями росло. Вскоре голова Восьмеркина совсем скрылась за волнами.
Чижеев лег на спину и поднял вверх правую руку, чтобы она обсохла на ветру. Затем он заложил два пальца в рот и свистнул. Пронзительный свист долетел до берега, встревожил скалы, и те отозвались многоголосым эхом.
Сеня свистнул еще раз, и не просто – по-особому. Так они пересвистывались с Восьмеркиным на Южном Буге, когда нужно было подать друг другу сигнал. Скалы вновь отозвались, и теперь свист выделился так четко, что Чижееву показалось, что Восьмеркин уже доплыл до берега и, в свою очередь, отвечает ему: «Жди, сейчас помогу».
Берега слева и справа были спокойными: вдали взлетали мигающие ракеты, и бледно-голубое жало прожектора рассекало на западе темноту.
Сеня направился в самую темную часть прибрежной полосы, где, казалось, скалы располагались полукругом, образуя подобие залива.
Он плыл долго. Сознание мутилось от однообразных движений. В глазах рябило, руки и ноги Чижеева деревенели.
Он уже плыл, как в бреду, почти бессознательно поворачиваясь то на спину, то на бок, то на грудь. И равнодушие к собственной судьбе все больше овладевало им, ослабляя волю. Сене даже было приятно, что холод, идущий из глубины моря, проникает в его кровь, парализует мышцы, туманит мозг.
- Три закона. Закон первый – Выживание - Елена Пост-Нова - Прочие приключения / Социально-психологическая
- Седьмая вода - Евгений Адгурович Капба - Прочие приключения / Фэнтези
- Осколок Надежды - Эбигейл Александровна Лис - Любовно-фантастические романы / Прочие приключения / Современные любовные романы
- Москва алмазная - Алекс Норк - Прочие приключения
- Отель «Монти Дад» - Барталомей Соло - Иронический детектив / Прочие приключения / Триллер
- Ануш - Алексей Фомин - Прочие приключения
- Размазня - Дин Спейс - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Прочие приключения
- Хранитель серого тумана - Родион Семенов - Прочие приключения
- Где же ты, Амиго? - Юрий Павлович Васянин - Прочие приключения / Русская классическая проза / Триллер
- В тени восходящего солнца - Владимир Викторович Максимушкин - Космическая фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика