Рейтинговые книги
Читем онлайн Том 8. Труженики моря - Виктор Гюго

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 126
его пророком. Никто этому не удивится. Если встретится надобность, полисмены окажут вам содействие. Помех не существует. Свобода во всем — величественная картина! Люди обсуждают решение суда. Они отчитывают священника и судят судью. В газетах печатают: «Вчера суд вынес несправедливый приговор». К возможной судебной ошибке, как это ни удивительно, снисхождений нет. Тут все имеют право оспаривать и человеческие законы и небесные откровения. Трудно представить себе большую независимость личности. Каждый сам себе хозяин — не по закону, а согласно нравам и обычаям. И это право быть себе хозяином непоколебимо и настолько вошло в жизнь, что его, так сказать, уже и не замечают. Оно всем доступно; оно незаметно, неразличимо и необходимо, как воздух. В то же время все «лояльны». Обыватели здесь из тщеславия желают быть верноподданными. Вообще же царит и правит XIX век. Он врывается во все окна и двери уцелевшего средневековья. Старинное нормандское законодательство кое-где пронизали лучи свободы; все ветхое здание озарено светом. Не найти края, где так неустойчивы пережитки старины. От истории — старозаветность архипелага; просвещение и промышленность делают его современным. Здоровое дыхание народа избавляет его от косности. Однако это ничуть не мешает процветать какому-нибудь сеньору из Мелеша. Феодальный строй на бумаге, на деле — республика. Явление неповторимое.

Один-единственный изъян есть в этой свободе, и о нем мы уже говорили. В Англии есть тиран. И этот английский тиран — тезка кредитора Дон-Жуана — Воскресенье.[61] Англичане — народ, создавший поговорку: Time is money[62], тиран Воскресенье сокращает деловую неделю до шести дней, то есть отнимает у англичан седьмую часть их капитала. И сопротивляться ему невозможно. Воскресенье царствует в силу обычаев и нравов, а эти деспоты сильнее всех законов. Наследный принц Воскресенья, короля Англии, — сплин. Право Воскресенья наводить скуку. Оно закрывает мастерские, лаборатории, библиотеки, музеи, театры, чуть ли не сады и леса. Впрочем, повторяем: английское воскресенье не так гнетет Джер сей, как Гернсей. Если на Гернсее трактирщица-француженка нальет в воскресенье стакан пива прохожему, то получит две недели тюремного заключения. Когда политический изгнанник, чтобы прокормить жену и детей, сапожничает по воскресеньям, ему приходится затворять ставни: если услышат постукивание молотка — оштрафуют. Как-то в воскресенье художник, только что приехавший из Парижа, зарисовывал стоя у дороги, дерево; сотник, окликнув его, приказал немедленно прекратить «это безобразие» и лишь из милости не посадил в «каталажку». Саутгемптонский цирюльник побрил в воскресенье какого-то прохожего и заплатил казне три фунта стерлингов. Все это вполне понятно, ибо сам господь бог в этот день предается отдыху.

И, однако, счастлив народ, свободный шесть дней в неделю. Если воскресенье — синоним рабства, то мы знаем нации, у которых на неделе семь воскресений.

Рано или поздно, но и эти оковы спадут. Конечно, ортодоксальный дух живуч. Конечно, процесс, возбужденный, например, против епископа Коленсо[63], — веское тому доказательство. Но подумайте, сколько прошла Англия по пути к свободе с тех времен, когда был предан суду Элиот, осмелившийся сказать, что на солнце существует жизнь.

Но и для предрассудков наступает осень, тогда они отмирают. Это час заката монархий. Час этот пробил.

Цивилизация Нормандского архипелага идет вперед, нее не остановить; цивилизация самобытная, что отнюдь не мешает людям проявлять радушие и терпимость. В XVII веке на ней отразилась английская революция, а в XIX — французская. Дважды она была глубоко потрясена веянием независимости.

Впрочем, все архипелаги — вольные края. В этом сказывается таинственное воздействие моря и ветра.

XVIII

Убежище

Укротили свой нрав некогда грозные острова Ламанша. Рифы, опасные встарь, — ныне убежища. Край бедствий превратился в местю спасения. К этим берегам пристает тот, кто избежал опасности. Сюда стекаются потерпевшие крушение — кто в час бури, а кто в час государственного переворота. Людей этих, морехода и изгнанника, обдавали пеной волны разных морей, но они отогреваются рядом в лучах здешнего ласкового солнца. Молодой Шатобриан, бедный, одинокий, безвестный, лишенный отчизны[64], как-то сидел на камне старинной гернсейской набережной. Пожилая женщина спросила его: «Не помочь ли вам, мой друг?» Какую отраду, какое неизъяснимое умиротворение испытывает француз-изгнанник, услышав на нормандских островах речь своих соплеменников! В ней воплощена самобытность нашего народа, в ней слышится и говор наших провинций, и возгласы наших гаваней, и песенки наших улиц и полей. Reminiscitur Argos[65]. При Людовике XIV в древнюю нормандскую народность влилось, и не без пользы, немало настоящих французов, безукоризненно владевших родной речью; отмена Нантского эдикта возродила французский язык на архипелаге[66]. Французы, покинувшие Францию, предпочитают влачить дни свои на Ламаншском архипелаге, а не в ином месте; в томленье ожидания они строят воздушные замки среди скал; туда их манит родной язык; этим объясняется их выбор. Маркиз де Ривьер[67], которому Карл X однажды сказал: «Кстати, я забыл сообщить тебе, что я сделал тебя герцогом», проливал слезы умиления, глядя на джерсейские яблони, и предпочитал Пьер-род в Сент-Элье лондонской Оксфорд-стрит. На Пьер-род жил и герцог Анвильский, он же Роган и Ларошфуко. Однажды герцог Анвильский пригласил врача из Сент-Элье, чтобы посоветоваться с ним о своем здоровье, а заодно и о здоровье своей собаки, старой охотничьей таксы. Герцог попросил врача-джерсейпа выписать рецепт для таксы. Пес и не думал хворать — вельможа просто забавлялся. Врач назначил лекарство. На другой день герцог получил от него такой счет:

«За два врачебных совета:

1. Господину герцогу — один луидор.

2. Его собаке — десять луидоров».

Самою судьбою было предназначено островам Ламанша стать убежищем. Какие только люди, гонимые роком, не находили здесь пристанище, начиная с Карла II, когда он бежал от Кромвеля, и кончая герцогом Беррийским[68], которому суждено было встретиться с Лувелем! Два тысячелетия назад сюда вторгся Цезарь, обреченный на гибель от руки Брута. С XVII века эти острова в братских отношениях со всем миром и славятся гостеприимством. Нелицеприятность — свойство всех убежищ. Островитяне роялисты, но они не отвергают побежденную республику; они гугеноты, но не отвергают гонимый католицизм. Более того, из любезности к нему, они тоже ненавидят Вольтера, о чем мы уже упоминали.

И так как, по мнению многих, а в том числе и государственной церкви, возненавидеть врагов своего ближнего — значит возлюбить его, то католицизм, должно быть, считает, что он весьма любим на островах Ламанша.

Пришелец, избежавший гибели, нашедший здесь временное прибежище, не ведая, что готовит ему судьба, порою

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 126
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 8. Труженики моря - Виктор Гюго бесплатно.
Похожие на Том 8. Труженики моря - Виктор Гюго книги

Оставить комментарий