Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сунул Есене половину серебреника, и у того от удивления раскрылся рот - такой щедрости он никак не ждал.
- Жмуренок вообще слишком умный, - кашлянул хозяин, - и слишком шустрый. Долго не протянет.
- Чего-о? - протянул Есеня.
- Ничего. Тебя даже батька не научил сидеть тихо и помалкивать в тряпочку, куда уж мне.
- А чего это я должен помалкивать в тряпочку? - набычился Есеня.
- Дурак ты, Балуй. Хоть и умный, а дурак. Вечно ты везде лезешь, вечно тебе больше всех надо. Не любят у нас таких.
- Да и пусть не любят! Я, чай, не девка, чтоб меня любили! - он хохотнул, довольный своей шуткой.
Даньша посмотрел на Есеню и обнял за плечо:
- Хозяин верно говорит. Ты бы не высовывался, парень. Или не знаешь, что с такими, как ты, бывает?
- Не знаю и знать не хочу.
- Напрасно. Никогда не видал, какими они из тюрьмы выходят?
- Ну, видал, - Есеня насупился, - а я-то тут при чем? Это же преступники! Я ведь не вор, не разбойник.
Даньша похлопал его по плечу:
- Ребенок ты еще.
Глава III. Избор. Углем на белой стене
Прозрачный ручеек журчал и булькал, сбегая по камням в выложенную песчаником ванну, так похожую на тенистое лесное озерцо. Избор любил смотреть на воду, и этот маленький живой ручей в гостиной составлял предмет его гордости - вместе с карликовыми соснами, лишайниками, которыми послушно поросли камни, густой зеленой травой и кувшинками, плавающими на поверхности озерца. Следил за ручейком смуглый, сухой садовник, привезенный из Урдии, а его сын качал воду с рассвета до заката - вечером ручеек иссякал, чтобы утром снова бежать в озеро.
Избор пытался писать, задумчиво глядя на мольберт, но то, что он видел из окна, - великолепный сад, ступенями спускавшийся к подножью городской стены, свинцовая водная гладь, золотое хлебное поле за рекой, мельница с черными крыльями и зубчатая полоска леса на горизонте, - все это было им написано неоднократно. Он хотел другого, чего-то более сложного, чувственного, мрачного даже, что вылило бы на холст рвавшиеся наружу эмоции - отчаянье, ненависть, сомнения, страх.
Вот уже неделю он не мог покинуть этого узкого пятачка пространства: спальня и гостиная - вот и все, что ему оставили для жизни. Его чудесный дом превратили в тюрьму, и Избор тосковал. Потому что не мог, не мог сидеть запертым в четырех стенах!
Он прошелся по гостиной, резко повернул в спальню и с минуту стоял, опираясь руками на подоконник, отделанный мрамором. Темные гардины с золотой каймой дышали пылью, толстый шелковый шнур, цепляясь за бронзовый карниз, обвивал их блестящим боа и прятался в тяжелые складки. Отчаянье иногда так туго сжимало пространство вокруг, что Избору казалось, будто оно сейчас расплющит его: он задыхался, воздух становился тягучим, затхлым, в глазах темнело и хотелось распахнуть окно, вдохнуть хотя бы раз. Но окна заколотили снаружи. Неволя стала для него худшей из пыток.
Они до сих пор не нашли медальона. Наверное, мальчишка-оборванец, которому он пообещал три золотых, давно продал его, не дождавшись платы. Интересно, они говорили с ним? Расспрашивали? Такому достаточно посулить денег, или припугнуть тюрьмой, и медальон вернется на место. Значит, мальчишку они не нашли.
Избор скорым шагом вернулся в гостиную, снял с мольберта испорченный надоевшим пейзажем холст, вынул из камина уголек и прочертил на ослепительно белой стене жирную черту. Вот так. Еще две черты, и жирная полоса напомнила изломанную тень человека. Ребенка. Избор рисовал грубыми прямолинейными штрихами, и через две минуты на стене красовался рисунок, который напугал его самого: жадные глаза и костлявые руки, поднимающие ребенка вверх. Несмотря на то, что фигура ребенка была изображена схематично, в ней явно просматривались черты вырождения - слишком большая голова, слишком узкая грудь, чересчур тонкие и короткие ноги.
Да! Их дети - вырожденцы. Ослепленные любовью родители не хотят этого замечать, но он, Избор, у которого не было своих детей, - он же отлично видел это!
Примерно месяц назад его пригласили к Мудрослову, и он приехал чуть раньше, чем позволяли приличия. Десятилетний мальчишка, ростом почти догнавший отца, неестественно толстый, встретил его у парадного подъезда. Его одутловатое лицо расплылось в улыбке, и в глазах Избор с удивлением увидел проблеск мысли - ему вначале почудилось, что мальчик не вполне нормален. Нет, он оказался сообразительным и тонко чувствующим - ему просто не повезло с внешностью.
Мудрослов - низенький плотный человек с круглым лицом - вышел навстречу Избору и с нежностью взглянул на своего младшего отпрыска.
- Это хорошо, что ты приехал так рано. Я давно хотел показать тебе рисунки мальчика. По-моему, он талантлив. Пойдем.
Взглянув на рисунки, Избор ничего не сказал Мудрослову: таланта у ребенка не было.
- Расскажи мне, что ты хотел этим сказать? - спросил Избор, рассматривая домик и радугу над ним. Домик состоял из квадрата и треугольника сверху. Радугу мальчик изобразил семью карандашными линиями, не удосужившись заштриховать широкие просветы между ними.
- Неужели ты не понимаешь? - вмешался Мудрослов. - Это же… этот рисунок - в нем умиротворение, и уют, и яркость красок…
- Погоди, - прервал его Избор, - я же не у тебя спрашиваю. Так что же?
- Ну, - мальчик пожал плечами, - это умиротворение… и яркость красок…
- Понятно. А мне показалось, что тебе подарили новую коробку цветных карандашей, и ты попробовал, как рисует каждый из них.
- Точно! - рассмеялся ребенок.
Оказываясь в обществе, Избор то и дело слышал рассказы о детях: каждый, каждый хвастался успехами детей, они словно доказывали самим себе и друг другу, какими необыкновенно талантливыми рождаются их дети. Один научился бегло читать к пяти годам, другой играл на клавесине простенькие пьесы в семь лет, третий умножал в уме двузначные числа, четвертый в двенадцать прочитал пятитомник урдского философа и составил его конспект.
Они хвалили своих детей и не забывали восхищаться чужими. Они убеждали самих себя, что неординарные способности давно стали их неотъемлемой частью и передаются по наследству.
Ерунда! Они не передавались по наследству! Это были обычные дети, не лучше и не хуже остальных, только с пеленок их начинали развивать, обучать, выискивать таланты. И, конечно, находили. А когда наступал момент Посвящения, чужие способности, как семена, ложились в благодатную почву.
Избор хорошо помнил свое Посвящение. Как открылись глаза, как вместо цветов и линий он увидел за картиной третье измерение, как рука сама потянулась к мольберту. И вместо натюрморта с кувшином и фруктами он тремя штрихами нарисовал женское лицо - испуганные глаза лани, прядь волос и приоткрытые губы. Его отец плакал, глядя на эту женщину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Требуется Темный Властелин - Алексей Ефимов - Фэнтези
- Дорога в Проклятые земли - Деметрий - Фэнтези
- БЕРЕНДЕЙ - Ольга Денисова - Фэнтези
- Время волка - Александр Абердин - Фэнтези
- Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато - Фэнтези
- Дрон - Сергей Макаренко - Фэнтези
- Шери и Лари. Черный охотник - Денис Александрович Петров - Боевая фантастика / Фэнтези
- Легенды Великолесья. Мальчик, который шагнул в вулкан - Марк Волков - Фэнтези
- Роза и кинжал - Рене Ахдие - Любовно-фантастические романы / Фэнтези
- Память героя - химера-читатель - Фэнтези