Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие вельможи нанимали телохранителей, поэтому никто из спешащих на богослужение людей не обращал на Фостия особого внимания. В любом случае, Собор не был переполнен – предстояла лишь послеполуденная литургия в самый обычный день, не отмеченный каким-либо религиозным праздником. Фостий мог пройти по узкому коридорчику в отгороженную императорскую нишу, но решил помолиться со всеми в окружающем алтарь главном зале. Пожав плечами, халогаи последовали за ним.
В Собор Фостий ходил всю свою сознательную жизнь и даже раньше – здесь его еще младенцем провозгласили Автократором.
Но несмотря на знакомый до мелочей интерьер, Собор до сих не переставал его поражать.
Бесчисленные золотые и серебряные пластинки; колонны из полированного моховика с резными капителями; скамьи из светлого дуба, инкрустированные перламутром и драгоценными камнями; плитки бирюзы, молочно-белого хрусталя и розового кварца на стенах, имитирующее утреннее, полуденное и закатное небо все это было ему привычно, потому что он вырос среди подобной роскоши и жил в ней до сих пор. Но все это предназначалось для одной цели – заставить глаза скользить все выше и выше к нависающему над алтарем огромному куполу с мозаичным изображением Фоса в центре.
Купол тоже производил впечатление чуда. Благодаря солнечным лучам, проникающим сквозь множество окошек в его основании, купол казался парящим над Собором. Когда человек ходил под куполом, игра света на расположенных под различными углами позолоченных кусочках мозаики, заставляла его поверхность искриться. Фостий не мог представить, как самые обычные материалы настолько убедительно олицетворяли уникальность небес, где царил Фос.
Но даже блеск купола был вторичным по отношению к самому Фосу.
Владыка благой и премудрый следил сверху за верующими в него глазами, которые не только никогда не закрывались, но, казалось, следовали за человеком, когда тот переходил с места на место. Если кто-то утаивал грех, Фос это видел.
Его длинная бородатая фигура имела облик сурового судьи. В левой руке благой бог держал книгу жизни, где записан любой поступок каждого человека. После смерти подводился итог: те, чьи злые деяния перевешивали добрые, падал в вечный лед, а те, кто совершил больше доброты, чем зла, оставались со своим богом на небесах.
Всякий раз, входя в Собор, Фостий ощущал тяжесть божественного взгляда.
Владыка благой и премудрый, смотрящий на него с купола, несомненно, справедлив, но милосерден ли он? Мало кто посмеет требовать идеальной справедливости – из опасения, что и в самом деле получит ее.
Мощь божественного образа подействовала даже на язычников-халогаев. Они смотрели вверх, пытаясь выдержать взгляд взирающих с купола глаз. Им тоже пришлось убедиться, как и множеству других людей, пытавшихся сделать то же самое, что простому человеку такое не по силам. И они, отведя наконец взгляды, сделали это едва ли не украдкой, словно надеясь, что никто не заметит их поражения.
– Не волнуйтесь, Браги и Ноккви, – тихо произнес Фостий, усаживаясь между халогаями на скамью. – Никто не может счесть себя настолько могучим, чтобы противостоять благому богу.
Светловолосые северяне нахмурились. Щеки Браги вспыхнули; на гладкой и бледной коже северян румянец был особенно заметен.
– Мы халогаи, ваше младшее величество, – сказал Ноккви. – Мы живем, не боясь никого, и ничему не позволяем запугать себя. А в этом куполе скрыта магия, которая заставляет нас думать, будто мы слабее, чем есть на самом деле.
– Его пальцы сложились в знак, отгоняющий колдовство.
– По сравнению с благим богом мы все слабее, чем считаем себя, – негромко проговорил Фостий. – Именно это показывает нам изображение на куполе.
Оба телохранителя покачали головами. Но прежде чем они успели продолжить спор, из бокового придела к алтарю направились два священника в синих одеяниях.
Макушки у них были выбриты, а густые кустистые бороды не подстрижены. Напротив сердца у каждого был пришит кружок золотой парчи – символ солнца, величайшего источника божественного света. Инкрустированные драгоценными камнями кадильницы испускали облачка ароматного сладковатого дыма.
Священники пошли вдоль рядов скамей, а прихожане поднялись, приветствуя вселенского патриарха видессиан Оксития, который шел следом за священниками. На нем было шитое золотом одеяние, обильно украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Во всей империи лишь одеяние Автократора превосходило патриаршее пышностью и великолепием. И, подобно красной обуви, которую мог носить лишь Автократор, только патриарх обладал привилегией ношения обуви синего цвета.
Когда Окситий встал за алтарем, хор мужчин и мальчиков запел хвалебный гимн Фосу. Благостные звуки многократно отражались от купола, создавая впечатление, будто исходят из губ самого благого владыки. Патриарх, воздев руки, не отрывал глаз от лика Фоса. Все прихожане, исключая телохранителей Фостия, сделали то же самое.
– Будь благословен, Фос, владыка благой и премудрый, – произнес нараспев Окситий, – милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
Прихожане повторили за патриархом символ веры. Эта молитва была первыми словами, которые слышал видессианин, потому что ее обычно произносили над новорожденным; ее же первой учил наизусть ребенок, и ее же верующий слышал перед смертью. Для Фостия она была столь же привычна, как и форма собственных рук.
Следом прозвучали другие молитвы и гимны. Почти не задумываясь, Фостий в нужных местах отзывался вместе с прихожанами. Ритуал успокоил его; он словно сбросил с души груз мелочных забот и превратил Фостия в частицу чего-то великого, мудрого и практически бессмертного. Он лелеял это ощущение принадлежности – наверное, потому, что в храме оно приходило к нему гораздо легче, чем во дворце.
Когда прихожане вслед за Окситием еще раз повторили символ веры, патриарх жестом велел всем сесть. Фостий едва не ушел из Собора до начала проповеди. Проповеди, будучи по природе своей индивидуальными и специфичными, разрушали в нем то чувство принадлежности, которое он искал в молитве. Но поскольку ему кроме дворца идти было некуда, Фостий решил остаться и послушать. Даже отец не посмеет попрекнуть его за набожность.
– Мне хочется, чтобы все вы, собравшиеся здесь сегодня, – начал патриарх, – задумались над тем, сколь многочисленны и разнообразны пути, коими погоня за богатством угрожает ввергнуть нас в вечный лед. Ибо, накапливая золото, драгоценности и вещи, мы слишком легко начинаем считать их накопление самостоятельной целью в жизни, а не средством, при помощи которого мы обеспечиваем пропитание свое и подготавливаем жизненный путь для нашего потомства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Крисп Видесский - Гарри Тёртлдав - Фэнтези
- Академия Тьмы "Полная версия" Samizdat - Александр Ходаковский - Фэнтези
- Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер - Фэнтези
- Похищенный трон - Гарри Тёртлдав - Фэнтези
- Я не Поттер! - Марина Броницкая - Фэнтези
- БОГАТЫРИ ЗОЛОТОГО НОЖА - Игорь Субботин - Фэнтези
- Гарри Поттер и Кубок огня - Роулинг Джоан Кэтлин - Фэнтези
- Гарри Поттер и забытое святилище - Михаил Крюков - Фэнтези
- Хвост, плавники, чешуя – вот мои документы! (СИ) - Седова Анна Алексеевна - Фэнтези
- Моя жена – ведьма. Дилогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович - Фэнтези