сказать, что есть вещи и пострашнее. 
— Например?
 — Синдром Дауна.
 Парень хмыкнул.
 — Ты интеллектуально сохранен, Семен, у тебя есть родители, которые могут поддержать тебя, приставить человека, который будет ходить за тобой, выполняя все капризы, оплатить сотню операций, создать все условия… А ты…
 — Что я?
 — Ноешь!
 — Ною!? — Семен вскочил с кровати, сжал кулаки, — знаешь что, мать Тереза, а не пошла бы ты!
 В комнате повисло молчание. Меня начинало потряхивать. Не умею я скандалить. Дверь в номер приоткрылась, на пороге показался Толик.
 Как всегда вовремя…
 — Ну что, готова? Идем? — спросил парень.
 Семен повернулся на звук голоса сопровождающего.
 — Отведи меня на завтрак, — рявкнул он, — живо.
 — Что случилось? — Толик перевел взгляд на меня.
 — Ты не слышал, что я сказал! — прорычал слепой.
 — Да слышал, слышал, — Анатолий взяв протянутую руку слепого, вывел его в коридор, закрыл дверь.
 Я присела на край кровати, чувствуя как внутри все трясется, нервным движением отбросила волосы со лба.
 И нафига я полезла со своими советами?
 Недавняя вспышка раздражения сошла на «нет». В душе противно расползалось чувство вины.
 Могла бы и промолчать…
 В столовой я поймала себя на мысли, что ищу глазами атлетическую фигуру Семена. Он был здесь, сидел напротив Толика напряженный, как перетянутая гитарная струна. Первая мысль была подойти и извиниться, но я передумала, взяла себе какую-то пышку и кофе ушла в самый дальний угол, повернулась спиной, чтобы даже соблазна не было наблюдать. Напиток показался горьким, а пышка безвкусной.
 Произнесенные мною слова о том, что Семен ноет были несправедливы. Да, он ведет себя нагло и порою вызывающе, но еще не известно, как бы я вела себя оказавшись на его месте.
 На процедурах мы не встретились ни у одного кабинета, видимо, Семен попросил Толика изменить порядок или, вовсе, остался сегодня в номере.
 А ведь все так хорошо начиналось.
 Ощущение вины становилось сильнее, грызло изнутри. Совесть нашептывала: «Сходи, извинись! Даже если наслушаешься в свой адрес нелицеприятных слов». Но я не пошла. Вместо этого отправилась после обеда в тренажерный зал, надеясь отвлечься, сбросить напряжение.
 Сегодня зал не пустовал: пара старичков крутили педали велотренажеров, бабушка — божий одуванчик лихо имитировала лыжную ходьбу, на скамейке для жима гантелей расположился Толик, читая что-то в телефоне, а рядом с инструктором приседал со штангой Семен.
 Первым желанием было уйти, но я дала себе мысленную затрещину, надела наушники, выбрала композицию потяжелее и отправилась на беговую дорожку.
 Мое уединение было недолгим, спустя пару минут, у тренажера нарисовался Толик, оперся о поручень, бесцеремонно нажал на кнопку остановки и жестом попросил вытащить наушники.
 — Что? — я послала парню недовольный взгляд.
 — Выкладывай, — тон сопровождающего не требовал возражений.
 — Спросите Семена.
 — От Семена я добился только «Мать Тереза хренова», надеюсь, твое объяснение будет более развернутым, — взгляд сопровождающего был серьезен.
 Я даже немного опешила, таким я Толика еще не видела.
 — Мы поссорились…
 — Это понятно… Рассказывай из-за чего.
 — Утром я невольно услышала его разговор с отцом о предстоящей операции, хотела поддержать, но вспылила и обидела его.
 — И после какой фразы сынок шефа тебя послал?
 — Я сказала, что он ноет.
 Толик усмехнулся:
 — Ну, не так уж ты и не права… Ладно. Не подходи к нему сегодня, а завтра я найду способ вас помирить.
 — Зачем?
 — Ты хорошая девчонка, и Семен, хоть и ведет себя порою, как редкостный козел, по большому счету, тоже не плохой парень.
 — Ответ исчерпывающий.
 Толик подмигнул мне, нажал на кнопку запуска дорожки и отошел прочь.
 Я вернула наушники на прежнее место, хотела прибавить скорость, но передумала, нажала кнопку остановки, обернулась. Слепой лежал на одной из скамеек, поднимая и опуская штангу, Толик страховал.
 Я нервно отбросила упавшую на глаза прядь, выдернула наушники. Присутствие Семена вызывало дискомфортное напряжение. Позаниматься не получится, мне все-таки придется уйти.
 На улице искусственная прохлада тренажерного зала сменилась прогретым и немного душным воздухом. Сняв спортивную кофту, я обвязала ее вокруг бедер и неспешно двинулась по Аллее здоровья в сторону жилых корпусов.
 Олеся часто ругала меня за то, что я парюсь по всякой фигне. Вот и сейчас. Почему не забила «большой и толстый»? Ответ был, противно свербил в сознании: «Он мне нравился. Этот красивый, наглый, самовлюбленный мажор мне нравился». От подобных откровений захотелось собрать сумку и уехать домой, но здравый смысл напомнил сколько я заплатила за путевку и успокоил предположив, что Толику не удастся нас помирить, а если общение с Семеном прекратится, то и симпатия моя к нему через пару дней сойдет на нет.
 Этой ночью меня разбудил настойчивый стук. Я даже не сразу поняла, что стучат в номер. Пришлось встать с кровати, подойти к двери, включить свет:
 — Да, кто там?
 — Дарина… — приглушенный голос Семена мгновенно согнал остатки сна, — Дарина, помоги…
 Я поспешила повернуть защёлку, распахнула дверь. Слепой стоял на пороге один, прислонившись к косяку. Я схватила его под локоть, втащила в номер, усадила на кровать. Парень тут же согнулся, сжимая виски.
 — Голова, раскалывается… Там таблетки… в номере, «Промедол» я не могу… найти…
 Мне не нужно было повторять дважды. Я бросилась в коридор, взлетела по лестнице на третий этаж. Номер слепого был открыт, включив свет, я рванула ближайший выдвижной ящик, таблетки оказались в нем, схватив упаковку, метнулась обратно. Семен сидел на кровати, болезненно сжав виски.
 — Сколько? — я подбежала к столу, плеснула воды в стакан, достала пастилку с таблетками.
 — Одну, — простонал парень.
 — Рот открывай.
 Семен послушно разомкнул сжатые в мучении губы. Я сунула таблетку ему между зубов, приложила стакан с водой. Парень сделал глоток, запивая обезболивающее.
 — Как быстро подействует? — спросила я.
 — Минут десять.
 — Руки убери.
 — Что?
 — Руки убери, я массаж умею. Легче станет…
 Парень опустил руки, вцепился в одеяло. Я запустила пальцы в его растрепанные волосы, принялась массировать, нажимая нужные точки. Слепой замер, перестал морщиться.
 — И, правда, легче.
 Я мысленно выдохнула.
 — Что случилось? Почему у тебя болела голова?
 — Это из-за слепоты, — Семен снова поморщился, но уже не от боли, — вернее, ее причины, довесок, так сказать.
 — Почему не позвонил Толику?
 — Телефон упал за кровать.
 — Ты мог постучать в соседний номер, зачем ты пошел ко мне?
 — Не знаю, — Семен пожал плечами, — как-то само вышло. Я очень боялся, что ты начнёшь задавать лишние вопросы…
 — Какие могут быть вопросы, когда человек мучается.
 Семен улыбнулся:
 — Мать Тереза…
 — Мажор.
 Я стояла перед ним на коленях, стараясь, осторожными движениями пальцев унять боль. Темных очков не было, и я могла видеть его глаза. Сейчас их взгляд был