Веротерпимость веротерпимостью, но был издан «Закон о церковном единообразии», который, по существу, означал объявление всех раскольников вне закона. Если, конечно, не подчинятся они обрядам и правилам официальной английской церкви. Так что Дефо еще успел родиться полноправным членом прихода святого Джайлса, но вскоре, в 1662 году, когда «закон о единообразии» прошел через парламент и был подписан королем, его отец соответственно вместе со всем семейство: оказался, как предки его, изгнанником, хотя никуда не думал уезжать.

Джеймс Фо мог по-прежнему вести свою свечную торговлю, но всякое продвижение по общественной лестнице для него и его детей было закрыто. Кроме того, «единообразие» предусматривало «непротивление королю»; стало быть, всякий поступок и в конце концов любая инициатива могли быть сочтены «неугодными» и – «Волей короля!» – следовало жестокое наказание. Поэтому, если человек, сохраняя верность своим убеждениям, оставался протестантом-раскольником, то имущество его и сама жизнь оказывались под непрерывной угрозой.

Многих после закона 1662 года в самом деле постигла тяжелая участь, тюрьма и смертный приговор. Но Джеймс Фо остался, кем он и был всегда, протестантом-диссентером. И сын его Даниель не изменил вере отцов. Это надо запомнить, ибо на протяжении переменчивой жизни нам еще придется увидеть его в положениях трудных, подчас унизительных, даже жалких. Станут, как мы уже слышали, обвинять его в двуличии и во лжи. А он будет повторять, что никогда не изменял себе. И действительно не изменял! Только уследить за единой линией во всех его действиях не легко.

Вторым по счету и силе ударом была чума, страшная эпидемия, поразившая Лондон и унесшая пятую часть городского населения. Больше всего пострадало Сити, и было это в 1665 году, так что Дефо мог сохранить об этом событии пусть и смутные, но все же собственные воспоминания.

Тот год и тот город Дефо реконструировал много лет спустя во устрашение своих соотечественников, у которых память была коротка или вовсе никакой памяти не было, и при угрозе новой чумной эпидемии они верить не хотели, что такое бывает… Вот Дефо для наглядности и составил «Дневник чумного года».

Чтобы укрепить веру в свои слова, Дефо сделал ссылку на важный источник – семейную традицию. Это в целом все, что у них помнилось и рассказывалось, но прежде всего то, что рассказывал его дядя, Генри Фо, шорных дел мастер, двумя литерами которого – Г. Ф. подписан «Дневник».

Биографы допускают даже, что подобный дневник мог в самом деле существовать. Конечно, это только допущение, но важна возможность такого допущения в принципе, как показатель уровня среды, в которой формировался Дефо.

Г. Ф. – человек торгово-ремесленный, хозяин мастерской, предприниматель, просвещенный до известной степени. Пусть читали такие люди преимущественно одну-две книги, то есть священное писание и «Путь паломника», но все же читали, и притом с малых лет, и так, с малых лет, усваивали книжный способ мышления и речи. Такой человек, как Генри Фо, вполне может и зорко наблюдать, и точно сообщить, что же он видел.

Не дьявол, а сам господь насылает эту кару, как было и в одна тысяча шестьсот шестьдесят пятом году, – так разъясняет все дело разумный шорник, рассказывая о беседах своих с братом, таким же, как он сам, человеком из Сити, впрочем, не ремесленником, а торговцем. Брат тогда только вернулся из Лиссабона, где понаслушался от других купцов, в особенности азиатских, что за штука чума, так что уж при первых же слухах собрал он семью, выехал из Лондона, само собой, в Нортгемптон, по семейному маршруту Дефо. А Генри Фо раздумывал, бросить ли все на произвол судьбы и бежать или же остаться и присмотреть за добром? «Уж очень много было всего у меня, – размышлял вслух шорник, – седел, товара и всякой утвари».

«Подумай, – убеждал его между тем брат, – если уж господь бог позаботится о жизни твоей, то неужели не побережет он твое добро?».

Однако, несмотря на высокие гарантии, Генри Фо остался в городе и видел, как все это было. Многие, рассказывает он, до того прониклись мыслью о небесной каре и близости страшного суда, что предпочли тут же | покаяться. Так и объявляли прямо на улице среди честного народа: «Виноват, было дело, украл!» – «Прости меня, господи, перелюбодействовала!» – «Что уж говорить, обманывал!» и т. п.

А что же предпринял вместе со всем семейством Джеймс Фо? Раньше считалось, что, подобно многим, он подверг себя со всеми чадами и домочадцами добровольному домашнему заточению. Теперь исследователи склонны думать, что он из Лондона уехал, как тот брат-торговец, что советовал шорнику больше уповать на бога. Да ведь и домашнее затворничество было далеко не лучшим способом спасения. Генри Фо разъясняет: один заболевал (чаще всего слуги, которым приходилось появляться на улице) – остальные оказывались обречены.

К дверям зачумленного дома, чтобы обитатели не разбежались и не разнесли заразы, приставляли охранника. Так некоторые, чтобы спастись, подкопы делали.

Кто-нибудь стенал над ухом у сторожа как можно громче а другие тем временем рыли подземный ход. Сторож стоит себе и слушает: «Воют, стало быть, тута…» Вдруг затихнет все. Сторож думает: «Либо все кончились, либо от страха без чувств валяются».

А вот приближается главный «персонаж» той страшной поры – возница с телегой мертвых.

– Покойников берем! Покойников бере-ем! – и звонит в колокол, привязанный к повозке.

– Эй, – говорит сторож «узникам», – выноси своих!

Тишина в ответ.

– Выноси, кому говорю, ждать вас не будут! Никого. В дом заглянул, а кроме тех, что уже нашли себе вечный покой, никого больше нет. Сбежали.

Возница телеги мертвых особенно сильно врезался в память Генри Фо. Жуткая должность. Ужасный труд. Улицы были узки, рассказывает шорник, так что тележка не везде проехать могла, и приходилось тащить покойников, иногда очень долго тащить. Но возница не мрачен, однако и не беззаботен – человек дела, страшного дела, и смерть его не берет.

Это – Дефо, его взгляд на вещи, передоверенный шорнику или, точнее, перенятый у таких, как Генри Фо – шорник, и развитый до целостной жизненной позиции. Взгляд трудового человека, и, каков бы ни был труд, им не гнушаются, им гордятся, им занимаются с толком и умением. Шорник или возчик на телеге мертвых – каждый из них по-своему мастер.

Шекспир своего могильщика рассматривал несколько свысока хотя бы потому, что принц Гамлет стоит на краю смертной ямы, а могильщик на дне ее. В «Дневнике» Дефо читатель встречается с кладбищенским возницей лицом к лицу. И Дефо подробно и по-деловому, как если бы требовалось и читателя научить тому же занятию, описывает возницу и его обязанности. Сказано, что набирали этих людей большей частью из бедняков, что числились они могильщиками, однако работа была у них несколько иная, одним словом, подход профессиональный. Описывается и сама работа: как нужно было прежде вытащить мертвые тела из домов, как погрузить на тележку и как тащить, в особенности если нужно долго тащить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 78

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дефо - Дмитрий Урнов бесплатно.

Похожие на Дефо - Дмитрий Урнов книги

Первый Гвардейский кавалерийский корпус - Александр Лепехин - Биографии и Мемуары
Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
Вторая мировая война на суше. Причины поражения сухопутных войск Германии - Сборник - Биографии и Мемуары
Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
Сражение за Тулу - Александр Лепехин - Биографии и Мемуары
Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия» - Валентин Рунов - Биографии и Мемуары

Оставить комментарий