Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Журналист, будь он хоть семи пядей во лбу, — человек достаточно зависимый, объект приложения многих сил. Он должен быть «хорошим» для своей газеты, где зарабатывает деньги и делает карьеру. Он никак не может быть «плохим» в своем посольстве, которое может и в газету нажаловаться, и, скажем, в Госдепартамент «настучать», может пригласить журналиста на какой-нибудь уж очень интересный завтрак посла с имяреком, а может и не пригласить. Ссориться с резидентурой вообще дело неумное: с бреющего полета на крутом вираже обдадут пометом так, что три года будешь отстирываться где-нибудь в глубинке, в американском или английском варианте «Вечернего Вышнего Волочка» — если еще возьмут туда.
Так что наши контрразведчики, которые торчат практически везде, чувствуют себя лучше всех, ведь, начиная с возможности (или невозможности) аккредитоваться, у нас перед иностранным журналистом встают десятки неизвестных Западу проблем: квартира, няня или детский сад для детей, офис, наличие или отсутствие приглашения сопровождать Вождя в составе группы иностранных журналистов во время его поездки по стране, наконец, возможность информационного удушения в результате заботливо срываемых встреч, несостоявшихся переговоров или даже травля на страницах как наших, так и зарубежных газет — можно организовать и такое…
Мне так и не удалось стать сотрудником блестящего 7-го отдела (об этом ниже), но, общаясь с его работниками, читая документы, «топая» за иностранными журналистами по их заданиям, я до сих пор уверен, что на своей линии работы люди из «Дома 2» (иногда их так и называли — «линейщики», линейные работники) творили многое… Наверное, единственным сдерживающим их прыть фактором было наличие за рубежом наших, советских журналистов, с которыми могли поступить адекватно; поэтому многие свои мероприятия, например, по высылке журналистов-иностранцев из СССР, «линейщики» согласовывали с ПГУ, да и вообще, кажется, работали с разведкой в довольно плотном контакте. Один из суперконтрразведчиков 7-го отдела, ныне генерал в отставке Владимир Иванович Костыря, долгие годы работал в США под крышей представителя «Интуриста», по-американски говорил грамотнее многих американцев, мог сойти в любой комбинации, например, за когрессмена или сенатора — и сходил весьма успешно…
Итак, Наташа поговорила с Кеворковым, тот разрешил мне позвонить, и мы договорились встретиться у бюро пропусков КГБ на Кузнецком мосту.
— А как я вас узнаю, Вячеслав Иваныч?
— А я такой лысый веселый дядька килограммов на сто…
Он полностью соответствовал его собственному описанию, только был не просто веселый. Он принадлежал к тому редкому типу мужчин, от одной улыбки которых женщины падали, как кегли в кегельбане, а трамвайные и автобусные ссоры затихали бы, появись Кеворков в городском транспорте. Милиционеры ГАИ внезапно обнаруживали в себе пастушескую кротость и расслабленно козыряли…
Мы перешли через улицу Дзержинского, и вместе с Вячеславом Ивановичем я впервые в жизни, цепенея, вошел в «Дом 2».
Поднялись на лифте на шестой, кажется, этаж, и пришли в одну из комнат отдела, где собралось человек пять, что-то обсуждавших. Среди них был бывший сотрудник нашего «семерочного» отдела — в прошлом один из моих начальников — покойный Анатолий Александрович Красовский, который сразу захлопал меня по плечу и сказал Кеворкову: «Хороший, хороший парень, надо брать его к нам».
«Сам вижу, что хороший, да вот что Филипп скажет…»
Я осмотрелся — большая комната с парой столов, телефоны, сейфы, диван, на двери фотография идущего по улице прибалтийского, как мне показалось, города, мужчины в светлом плаще; она была сделана скрытой камерой — это я понял сразу. Не решаясь спросить, кто это, я робко прислушивался к обрывкам разговора. Молодой сотрудник, дочитав машинописный текст, протянул его Красовскому. Тот быстро пробежал его глазами и спокойно сказал: «Ну что ж, это ожидает всех нас — рано ли, поздно ли…»
Кеворков, смачно хрустя яблоком, читал, сидя за столом, какой-то документ. Раздался телефонный звонок и, посмотрев на меня, он сказал в трубку: «Спасибо, сейчас идем».
По дороге он объяснил, что мы направляемся к заместителю начальника 2-го Главка — Филиппу Денисовичу Бобкову, который и должен был решить, брать ли меня на работу в 7-й отдел.
Пришли в большую приемную, где сидела миловидная женщина-секретарь, она попросила чуть-чуть подождать. Через минуту из шкафа, стоявшего у стены, вышел человек и покинул приемную. Я остолбенел — мне еще не приходилось видеть таких фокусов, и я подумал, что шкаф маскирует вход в комнату руководителя. На самом деле это было просто средство звукоизолировать одно помещение от другого.
За столом сидел большой, плотный человек с лицом, на котором мне прочиталась умная, спокойная хитрость. У Ф. Д., как его стали позже называть многие сотрудники, были красивые, крупные руки, он листал лежавшее перед ним мое личное дело, запрошенное из «семерки».
— Вячеслав Иванович, так он же еще только на четвертом курсе, да и чекистской подготовки не имеет, хотя парень, я слышал, неплохой…
— Как же не имеет, как же не имеет, Филипп Денисович? — быстро проговорил Кеворков и, перегнувшись через стол, перевернул несколько страниц дела, которое сам, очевидно, хорошо изучил. — Вот и курсы переподготовки закончил с отличием, опять же английский у него в порядке, да и вообще — чекист во втором поколении!
— А есть вообще-то желание поработать с журналистами? — спросил Бобков.
Я растерялся и понес какую-то невнятную чушь.
«Отцы» переглянулись — конечно, они понимали мое состояние. Бобков сказал:
— Ну ладно, посмотрим, что получится. Прямо скажу, на эту вакансию есть и другие кандидаты, и о нашем решении Владимир Иванович вам сообщит.
Он встал, давая понять, что разговор окончен, крепко, «со значением» пожал мне руку, и мы вернулись в отделение, где поговорили еще минут десять и распрощались. Через некоторое время я позвонил Кеворкову и узнал, что моя кандидатура отклонена, но 7-й отдел будет держать меня в поле зрения, и «перспективы есть». Я тогда не очень расстроился.
Я вернулся на «кукушку» в пяти минутах ходьбы от «Дома 2» и принялся готовить бригаду к выходу на пост в ночь.
Мы вели наблюдение за случайно обнаруженным тайником в районе Каланчевской площади. Кто и как обнаружил тайник, что находилось в стеклянном контейнере за газетным стендом — нам было неизвестно.
Контейнер был, конечно, помечен, наблюдение мы вели из опустевшей на время летних каникул школы, расположенной через дорогу от стенда. Расстояние было невелико, но мы использовали массу техники — сильные бинокли, фотоаппаратуру для съемки подозрительных лиц или того, кто придет изымать закладку. Обе машины были укрыты во дворе школы и в случае необходимости могли почти мгновенно включиться в работу.
Кстати, по манере парковать машину иногда можно определить спецслужбиста: наш брат всегда ставит автомобиль так, чтобы одним поворотом рулевого колеса его можно было сразу направить в поток машин. «Ручником», по-моему, не пользуется никто.
Наблюдение было круглосуточное, ночные смены — по шесть ночей подряд. Нас было пятеро-шестеро, удавалось по очереди ненадолго прикорнуть, но все равно после третьей-четвертой ночи я чувствовал себя совершенно больным. Болела голова, от оптики болели и слезились глаза.
Шло лето — золотая пора для работы «наружки» — тепло, сухо. Помню, что периодически, грубо нарушая дисциплину, мы отряжали на Рижский рынок одну из машин за свежими овощами и в магазины за едой.
Занятия в институте закончились — я перешел на пятый курс, жизнь казалась прекрасной, беспокоило только, что шел восьмой год моей службы в «семерке», а мне казалось, что я более успешно мог бы реализовать и то, чему научился на работе, и то, что «впитал» в вузе. Я уже здорово жалел о неудаче с 7-м отделом контрразведки, ощущение времени, уходящего впустую, все чаще подкрадывалось ко мне.
Тайник, за которым мы вели наблюдение, фигурально выражаясь, покрывался золотой коркой. Слежка — очень дорогостоящее мероприятие. Прошли месяцы, наблюдение было снято, и «технари» изъяли контейнер.
Видимо, его закладка проходила под контрнаблюдением, и последовавшая после обнаружения тайника возня вокруг него была зафиксирована нашими контрагентами.
Со временем многие мои товарищи, так же, как и я, решившие выбираться из «семерки», потянулись оттуда один за другим…
В основном это были ребята, пришедшие в «наружку» с высшим образованием и с самого начала рассматривавшие ее как трамплин для прыжка к более интересной работе.
Начал распадаться наш джазик: ушел учиться в упомянутую выше «школу 101» ударник Толя Каравашкин — русский богатырь, настоящий супермен, спортсмен, охотник, сын большого начальника в КГБ, германист. Он был женат на довольно известной тогда красавице киноактрисе и обожал жену и дочь… После нескольких лет работы в разведке в Германии рухнула его зарубежная карьера — Толя был горяч и своенравен, затем распалась и семья. Встретились мы с ним в только что созданном 5-м недоброй памяти Управлении через несколько лет. Оттуда он ухитрился вновь перебраться в ПГУ, но опять продержался там недолго и ушел «на гражданку», даже не выработав пенсии…
- Как на меня охотился КГБ - Сергей Жирнов - Исторические приключения / Шпионский детектив
- Рубиновый Капкан. Игры кукловодов - Марк Шо - Шпионский детектив
- Побег из жизни - Александр Неизвестный - Шпионский детектив
- Летом сорок второго - Михаил Александрович Калашников - О войне / Шпионский детектив
- ЖИВОЕ ЗОЛОТО - Шекли Роберт - Шпионский детектив
- Снаряд инженера Попова - Борис Воронов - Научная Фантастика / Шпионский детектив
- Медная пуговица - Лев Овалов - Шпионский детектив
- Venceremos - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Периодические издания / Шпионский детектив
- Учебная поездка - Владимир Быстров - Шпионский детектив
- Третий - Грэм Грин - Шпионский детектив