Генерал Каппель с отмороженными ногами продолжал ехать верхом на лошади. Он рисковал жизнью для поддержания духа солдат. Героем он остался до конца. 25 января он ослабевшей рукой подписал приказ о передаче командования генералу Войцеховскому. Труп его был принят в чешский эшелон и перевезен в Читу.

Глубоко в душе каждого каппелевца отозвалась смерть любимого вождя. Любовь к нему, вера в него рассеивали мрак безнадежности. Теперь, когда Каппеля не стало, казалось, тучи сгустились, горизонт стал еще темнее, и лютая сибирская вьюга, залепляющая глаза, скрывающая от человеческих глаз внешний мир, казалось, стала еще злее.

Но, связанные единством настроений, привыкшие повиноваться, солдаты и офицеры выслушали приказ нового главнокомандующего и опять тронулись в путь. Вновь потянулся бесконечный обоз с женщинами, детьми и больными, и вид этой двигающейся, не знающей отдыха, не поддающейся отчаянию лавины внушал даже на расстоянии трепетное ощущение богатой духовной силы исторического народа, не знающего границ ни терпению, ни настойчивости.

Армия вскоре разделилась на три группы, из которых одна продолжала движение вдоль большого тракта, одна пошла несколько южнее, и небольшая часть избрала направление на Верхоленск—Баргузин, с расчетом перейти через Байкал в северной его части.

Главной группе пришлось выдержать бой под Зимой. Тут отличилась Боткинская дивизия; поддержали ее в этом деле чехи.

7 февраля 1920 г. войска подошли к Иркутску. Красные потребовали от них сдачи оружия. В ответ на это решено было взять Иркутск.

Храбрые революционеры находились в паническом состоянии. 7 февраля они убили адмирала Колчака и председателя Совета министров Пепеляева. Других политических арестантов вывезли из города, опасаясь их освобождения и восстановления правительства.

Иркутск мог бы быть взят, но 8 февраля на имя генерала Войце-ховского чешским командованием была дана следующая телефонограмма:

«Для того, чтобы не подвергнуть обстрелу ст. Иркутск с находящимися на ней чехословацкими войсками при возможности боя из Глазкова в г. Иркутск и в целях избежания преследования со стороны Ваших солдат железнодорожных служащих и их семейств, которые населяют Глазково, что вызовет естественное прекращение работ на станции и тем задержит нашу эвакуацию, я, замещающий командующего чехословацкими войсками генерала Сырового, решил ни в коем случае не допускать занятия Глазкова Вашими войсками. Пригород Глазково по моему настоянию очищен от советских войск, который ввиду изложенных обстоятельств объявляю нейтральным местом. Прошу немедленного оповещения об этом постановлении командующего группой генерала Войцеховского и всех начальников его частей в целях избежания возможных недоразумений. Подлинный подписали: начальник Н-й чехо-словацкой дивизии полковник Крейчий. Начальник штаба подполковник Бируля. Ст. Ин-нокентьевская, 8/11 1920 года. № 57/а».

После этой телефонограммы оставалось только обойти Иркутск, воспользовавшись очищением предместья Глазкова и свободным путем к Байкалу. В течение 11, 12 и 15 февраля войска перешли через озеро при сильном ветре по гладкому льду. Этот переход в обетованную землю, Забайкалье, был нелегок. Лица людей потеряли обычные формы. Много лошадей пало, не выдержав этого переезда.

Северная группа, шедшая на Верхоленск, подверглась еще большим испытаниям. Она выдержала бой с сильным отрядом, высланным для задержания ее из Иркутска. Немногим из нее удалось достичь Байкала; в числе этих немногих, кроме солдат, был образцовый отряд томской милиции.

Геройский поход как будто окончился. Но от Байкала до Читы пришлось идти еще шестьсот верст, как и раньше, без средств, при страшном морозе, повсюду отбиваясь от партизан и поневоле обижая крестьян реквизицией корма и лошадей.

В конце февраля каппелевцы стали прибывать в Читу.

Большевики всё те же

Следом за каппелевцами шли регулярные советские войска.

Их ждали с нетерпением. Людям, которым головокружительные успехи большевиков казались следствием не слабости тех, кого они разбили, а революционной силы советской власти, «настоящие» большевики представлялись в ореоле величия, совсем другими, не похожими на местных.

И действительно: пришли другие большевики. Приехал Смирнов, наместник московской власти; он стал единоличным распорядителем Сибири. Приехали комиссары с властными нотками. Они были почище колчаковских администраторов, даже военных. Меры их были крутыми, а обращение только одно: «Молчать, слушаться, повиноваться».

Большевики изменились. Но в чем? В приемах управления, где свойственный им характер деспотизма стал проявляться ярче. В этой деспотичности оказалось больше стройности.

Но не этого ждали те, которые радовались свержению Омского Правительства и предательски подготовляли его. Те иркутские демократы, которые предали большевикам все эшелоны с беженцами и обрекли на смерть тысячи беззащитных людей, те, по чьей вине лучшие части армии должны были пройти две тысячи верст мучительного пути к неизвестности, бросая больных и оставляя за собой трупы, разоряя крестьян, и без того обозленных, обрекая страну на еще большие жестокости будущих столкновений и расправ, — все эти заслуженные деятели ждали, что придут большевики просвещенные, гуманные, которые протянут им руку дружбы, признают свободы и предоставят возможность воспользоваться этою дружбой и свободой, чтобы подготовить новый переворот.

Но эти надежды быстро рассеялись. Большевики изменили свою внешность, но не внутреннюю сущность. Сейчас же задавлена была печать, пущена в ход чрезвычайка, все насилия, которые совершались агентами омской власти, померкли перед чудовищностью нового истребления русской интеллигенции и расы.

Большевики были те же.

Письмо социалистов-революционеров

Немного времени прошло после воцарения большевиков в Сибири, как та самая партия, которая помогала торжеству большевиков, стала слезно жаловаться на них. Я приведу послание социалистов-революционеров с самыми небольшими сокращениями.

«Дорогие товарищи. Хотелось бы вам дать возможно более полные сведения о состоянии партии и советской России. Но для этого пришлось бы писать громадный доклад, что теперь невозможно. Постараемся дать все, что знаем, в самом сжатом виде.

Вообще, о положении дел в России можно заранее предположить, что вами еще не изжиты иллюзии относительно изменения позиции большевиков, а это вызывает у вас тягу, и сильную тягу, по словам приехавших товарищей, к соглашательству с большевиками. Но если бы возможно было вам попасть в обстановку советской России, то для вас не было бы таким заманчивым соглашательство с большевиками во что бы то ни стало. К сожалению, мы не имеем возможности послать вам печатных трудов самих коммунистов и различных советских органов. Пока что в Иркутске таких трудов чрезвычайно ограниченное количество, но все сведения, которые вам сообщаются, заимствованы исключительно из источников официальных.

1) Продовольствие.

Одним из самых жгучих является продовольственный вопрос. Он отнимает больше всего времени и забот у граждан советской России и у различных организаций, ему посвящают немало времени профессиональные союзы, различные рабочие коллективы, он порой заслоняет собой все остальное. Сейчас в Москве выдается по 3/4 (три четверти) фунта хлеба на два дня. Знакомых вы не узнаете: постарели, исхудали. Эта зима была невероятной. Если бы два года тому назад кто-нибудь сказал, что человек может прожить и не умереть, живя так, как прожили мы, — никто бы не верил. Горячей пищи почти не ели, питались почти исключительно всухомятку. Спали, не раздеваясь всю зиму, в шубах. Многие деревянные дома в Москве сожжены на дрова, среди некоторых кварталов торчат одни трубы, как после пожарища. Так в Москве, а в провинции, где процветает большее самодурство, еще хуже. Продовольственное дело все целиком находится в руках советской власти. Продовольственными организациями собрано за весь 1919 год 100 миллионов пудов хлеба. И если хлеб все же был, то благодаря мешочникам. По словам Ленина, потребляющие губернии получили через продовольственные органы 20 с десятыми миллионов пудов и столько же от мешочников. Это в то время, когда запрещена совершенно свободная торговля. К настоящему времени заготовлено, после взятия Сибири, 150 миллионов 300 тысяч пудов хлеба (Рыков). К концу весенней кампании ожидается, что будет заготовлено 200 миллионов пудов. Запасы были пополнены из Сибири. Лучшим выполнением считалось 30% раскладки по губерниям. Характерна раскладка: например, Пензенская губерния должна была поставить, согласно нарядам, 19 миллионов пудов, тогда как в лучшие годы избыток хлеба в губернии едва превышал 4 миллиона пудов, т. е. бумажные предположения раздувались и выполнение оставляло едва заметный след в потреблении. Естественно, что вопрос о снабжении крестьян всем необходимым приобрел первенствующее значение. Но и это остается лишь в области пожеланий, ибо ни мануфактуры (нет хлопка), ни металла (например, вместо 80 миллионов пудов в 1918 г. изготовлено лишь 4 миллиона пудов) нет, а потому все мечты о товарообмене брошены как несбыточные. Само собой понятно, что повышенные требования, предъявленные деревне, карательные отряды, продовольственные, громадный недостаток семян вызвали сокращение посевной площади. В Самарской губернии, например, 1/б всей посевной площади не будет засеяна из-за недостатка семян. Еще более удивляет безропотная передача крестьянами бывших помещичьих владений совхозам (советские государственные хозяйства). Причина понятна — крестьянство само не ищет увеличения земельной площади. Нет ни живого, ни мертвого инвентаря, не существует и стремления получить избыток хлеба. Чтобы покончить с продовольственным вопросом, нужно указать на то, что мяса было самое незначительное количество, хватавшее едва для санаторий. Жиров — никаких. Овощи — в весьма незначительном количестве. О колониальных товарах и говорить не приходится.

1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сибирь, союзники и Колчак т.2 - Гинс Г.К. бесплатно.

Похожие на Сибирь, союзники и Колчак т.2 - Гинс Г.К. книги

Избранное - Кира Алиевна Измайлова - Прочее / Фэнтези
Проект 'Дружина'. Притча о талантах. - Piri Reis - Альтернативная история / Боевая фантастика / Героическая фантастика / Городская фантастика / Прочее / Прочие приключения / Периодические издания / Технофэнтези / Разная фантастика / Фанфик
Постмодернизм в России - Михаил Наумович Эпштейн - Культурология / Литературоведение / Прочее
Стадный инстинкт в мирное время и на войне - Уилфред Троттер - Прочее / Психология
Московские гастроли - Skif300 - Прочее
На Балканах - Василий Водовозов - Прочее
Что движет Россией - Морис Бэринг - Путешествия и география / История / Прочее
Белый Север. 1918 - Яна Каляева - Исторические приключения / Прочее / Политический детектив
Осенняя поездка в прошлое - Станислав Владимирович Далецкий - Прочее / Русская классическая проза
Финал в Преисподней - Станислав Фреронов - Военная документалистика / Военная история / Прочее / Политика / Публицистика / Периодические издания

Оставить комментарий