Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Митрофан с братом сидели, грея руки над золотою грудою уголья истопленной черной печи. Молодого монаха, что носил воду, однако, и тут не было.
– Брат Сергий скоро придет! – пояснил старик инок. – Пошел созывать братию, дровы рубят!
Из разговора иноков Крюк понял, что игумен Митрофан явился сюда недаром и собирается отслужить обедню, зане в пустыньке до сих пор не было своего священника.
– А как же… – Крюк мыслил, что посадит инока на коня и тотчас поскачет с ним на Москву. Великий князь любит, чтобы службу сполняли быстро, без волокиты лишней, и уже гадал, не станет ли его бранить боярин. Но старый монах, поняв недосказанное Крюком, отмолвил просто:
– Ты, коли хочешь, скачи! Сергий все одно на конях никогда не ездит. Пойдет пеш, а будет зараньше тебя на Москве!
Крюк хмыкнул. Так и скакать, не видаючи чудного мниха, за коим послан?
– Да нет, пожду! – пробормотал, не ведая, как ему тут себя вести. Ни грубости, ни начальственного крика в монастыре явно не признавали.
Скоро из лесу гуськом подошли несколько братьев. Низко поклонились игумену Митрофану, принимая благословение. В негустой толпе братии (Рагуйло Крюк все не мог взять в толк, который из них Сергий) были и молодые и старые. Крюк двинулся было к одному, посановитее на вид, но тот глазами молча указал на молодого инока, который с чем-то возился у крыльца. Оказалось, попросту засовывал топоры под застреху. Инок поглядел на Крюка ясным остраненным взором, безо всякого вопрошания в глазах, явно и не улыбаясь, и не хмурясь лицом, нагнулся, поднял уроненную лопату, приставил ко крыльцу.
– Почто зовет меня великий князь? – спросил негромко, но так, что не ответить было нельзя.
– Почто? – Крюк смутился. Сам не ведал да и не задумывал о том: зовут и зовут! Стало – надоть чего князю великому… А монашку етого не объяснишь! И Крюк испугался: а ну как возьмет да и не поедет?
– Коней-то почто сюда вел? – укорил монах. – Оставил бы в Хотькове, все одно дорога тут не проездна, а пешеходна!
– Дык, тово, тебе конь…
– Кабы и я ехал на коне, все одно от Хотькова! – возразил монах. – Братии ходить, а ты путь истоптал! Коли от князя скачешь, не боись, что без коней не признают тебя!
Крюк медленно алел, красная краска стыда помимо воли заливала лицо. Пробормотал:
– Прости, отче!
– Не в чем прощать мне тебя, сыне! – возразил монах. – Дело мирское, в миру о том помнить должен: путника не обидь и князеву честь не роняй! В церкву пойдешь?
И Крюк, за минуту до того совсем не собиравшийся в церковь, торопливо кивнул головой.
Втиснувшись в тесный бревенчатый храмик, он стал позади всех, обминая шапку в руках, посапывая. Согласно со всеми склонял голову, крестился и клал поклоны. Иноки пели стройными голосами, и его понемногу охватывало странное успокоение. Да, он послан от князя. И это очень важно, но еще важнее сперва отстоять обедню в этом монастыре (и зря он, в самом деле, мучал коней), хотя бы и ждал его князь, хотя бы и выругал боярин. А почему важнее – он не знал, не задумывал даже. Было важнее, и все. Монахи причащались, он ел из утра и потому только поцеловал крест.
Окончив службу, так же гуськом пошли обратно в келью. Крюк выскочил к коням – повесить тому и другому торбы с овсом, но торбы уже висели на конских мордах, и кони смачно хрупали, переминаясь. Кто-то успел позаботиться о конях прежде него.
Молодой инок, которого называли Сергием, неторопливо подошел с водоносом, поставил бадью перед мордою коня, напоил первого, поправил торбу, мягко отстранив Крюка, начал поить второго.
В келье монахи уже сидели за общею трапезой. Крюк удивился еще более, но, впрочем, скоро понял из разговоров, что общая трапеза и тут не была в обычае, а лишь затеивалась по случаю прихода игумена Митрофана. Не хватило хлеба, и кто-то побежал за ним в соседнюю келью. Прочли молитву, разлили по деревянным мискам похлебку из репы с луком и постным маслом, положили перед каждым хлебный ломоть, налили кислого хлебного квасу. Изрядно оголодавший Крюк и то покрутил головой: «Ого! Не набалованы тута, видать, мнихи!»
Солнце уже низило, пуская сквозь стволы елей последние свои лучи. Посовещавшись, Митрофан со спутником решили заночевать. Крюк неволею остался тоже. Коней уже кто-то завел за ограду, выстроенную на совесть, – верно, от волков, медведей ли. Сергий отдал свою постель Митрофану, потом на полу кельи настелили холодного лапнику, притащили рогожу, сверху разостлали зипуны, что было, и все улеглись спать. Дотрещав, загасла последняя лучина в светце. И только Сергий еще стоял в темноте, шепча про себя молитву. Наконец, когда Крюк задремывал, улегся и он. Крюку сильно хотелось расспросить и про монастырь, и про самого Сергия, но он побоялся тревожить спящих иноков. Решил: из утра спрошу!
Однако утром Сергия уже не было в келье. Рагуйло напрасно вертел головою.
– В Москву ушел! – пояснили ему. – Торопись, а то не успеешь за ним. Он ить лесами пойдет, на лыжах!
Грубые самодельные лыжи, вроде охотничьих, плетенные из ивовых прутьев и обтянутые лыком, Крюк приметил еще с вечера. Теперь же их не было в избе. Наскоро поснидав, он вывел коней и, не сожидая игумена Митрофана, повел их прежнюю тропкою. Впрочем, как ни торопился Рагуйло, времени не выиграл. Когда он, мокрый, как пуганая мышь, подходил к Хотькову, монахи уже нагоняли его.
Отказавшись от трапезы и отдыха, Крюк вскарабкался в седло и погнал изо всех сил запаренного коня и гнал всю дорогу, пересаживаясь из седла в седло. И все же, когда поздним вечером на спотыкающемся жеребце въезжал в Кремник, уже от знакомого сторожевого узнал с невольно упавшим сердцем, что недавно пришел молодой мних – «чудной такой!», – которого, расспросив, тотчас проводили в покои великого князя.
Глава 105
Сергий сумел обогнать своего гонца потому еще, что почти не спал и вышел в потемнях. К тому же он хорошо ведал лесные пути, да и лыжи сослужили ему добрую службу.
Прохожего монаха не задержали у внешних ворот Кремника, а когда он, озираясь, подошел к воротам княжого терема и спросил, не здесь ли игумен Стефан, присовокупив, что он зван к великому князю, то один из сторожевых, взявшихся было с хохоту за бока, услышав имя Стефана и вглядевшись в странника попристальнее, воскликнул: «А ну постой! Знаю игумена!» – и, отпустив второму весельчаку затрещину (не шути над иноком, раззява!), развалистой походкою заспешил к теремам. Подбежал боярин, коему наказано было встретить монаха, захлопотал, повел Сергия за собой.
Сергий вошел во дворец, озираясь по сторонам. Он почти был уверен тотчас встретить брата и потому только и не завернул прежде к Богоявлению, как собирался дорогой. Он с удовольствием присел (все-таки поболе семидесяти верст оставлено за спиною!), не отказался и от трапезы, предложенной ему в молодечной княжого дворца. Боярин, сожидавший Сергия, растерялся было, но сам сообразил, что путника прежде следует усадить и накормить, а тем часом повестить о его приходе князю, игумену Стефану и наместнику Алексию. Рагуйло Крюк сумел запоздать как раз настолько, что у боярина отошло сердце и дело окончилось для него хоть и не с наградою, но и без выволочки.
Гость, однако, отодвинул от себя жирные мясные шти, ограничась хлебом и квасом. Боярин, ругнув себя самого (как сообразил монаху мясное подать!), расстарался притащить мису вчерашней разогретой окуневой ухи, и Сергий с веселыми искрами в глазах, только чтобы успокоить боярина, выхлебал деревянной ложкою и ее тоже.
Непривычная сытость клонила в сон. Сергий слегка отвалил к стене, расслабив тело, закрыл на минуту глаза. Заставил себя ни о чем не думать, погрузившись в глубокий покой внутренней тишины. И пока захлопотанный боярин, все еще слегка сомневавшийся, того ли он, кого должно, принял и угощал, бегал в верхние горницы дворца, Сергий спал, или, вернее, пребывал в сосредоточенной полудреме. Нескольких минут ему хватило для отдыха, и когда боярин вновь явился перед ним, он уже был снова бодр и свеж, как давеча.
Спросив, где здесь домовая церковь, Сергий, оставя серую свиту и мешок в молодечной, поднялся вслед за боярином в терема, прошел длинными лестницами и переходами. У порога княжеской домовой церкви, оборотясь к боярину, сделал ему знак оставить себя одного, и боярин, с некоторым сомнением окинувши княжескую церковную утварь из золота и серебра, послушно отступил, прикрыв за собою двери. Что-то было в этом молодом мнихе, заставлявшее без ропота подчиняться ему.
Тут, в церкви, стоящего на молитве, и нашел брата Стефан. Они обнялись, презрев уставные правила, потом уселись на лавку в крохотном притворе, и Стефан торопливо поведал брату о семейных злоключениях великого князя владимирского, стать духовным лекарем коих сам он затруднялся ныне.
Сергий выслушал молча. Узнав, что за ним посылали с ведома и по совету Алексия, вскинул мгновенный пристальный взгляд на брата. Стефан вдруг как-то иссяк, не ведаючи, о чем еще говорить с Варфоломеем. Начал сказывать о своих многовидных обязанностях и трудах. Младший брат был как бы тот и не тот (и это связывало Стефана, сбивало с мысли и речи). К прежнему, простому и ясному, присоединилось нечто, словно бы отлитое из прозрачного индийского камня. Все зримо, все видно насквозь в сияющих гранях, а уже не порушить, не достать, не тронуть рукой. Сергий внимал, не перебивая, спросил только:
- Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий - Биографии и Мемуары / История / Политика
- «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - Андрей Буровский - История
- История Дальнего Востока. Восточная и Юго-Восточная Азия - Альфред Крофтс - История
- Марфа-посадница - Дмитрий Балашов - История
- Воля и власть - Дмитрий Балашов - История
- Где пустуют храмы, пустуют и души (Судьба Старицкого Свято-Успенского монастыря) - Александр Шитков - История
- История Крестовых походов - Екатерина Монусова - История
- Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины - Лора Олсон - История
- Красные кресты - Януш Майснер - История
- Весна Победы. Забытое преступление Сталина. - Марк Солонин - История