Рейтинговые книги
Читем онлайн Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е) - Коллектив авторов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 109 110 111 112 113 114 115 116 117 ... 165

Иной подход демонстрирует эта коллективная монография.

Давно мне не приходилось читать книг по истории педагогики, которые рождали бы такой поток мыслей, эмоций и ассоциаций. И хотя работа посвящена относительно ограниченному по времени отрезку истории образования: педагогическому и социальному проектированию послевоенной школы в 1940 – 1980-е годы, по своему охвату она неизбежно выходит за эти рамки, заставляя задумываться о том, что происходило в советском образовании до этого периода и стало после: в образовании постсоветском.

Будучи в профессии более сорока лет, я оказался свидетелем и участником многих драматических событий и педагогических дискуссий 70 – 80-х годов прошлого века. Метаморфозы, которые претерпевала советская, а затем постсоветская школа, дают огромную пищу для размышления думающему педагогу. Читая книгу, я невольно слышал живые голоса тогдашних оппонентов. Эмоциональную память не сбросишь со счетов, она одновременно мешает и помогает уяснить суть событий. Ибо отстраненный взгляд ценен своей беспристрастностью, но без эмпатии невозможно сопереживать живому процессу исторического развития, включая созревание мысли (в данном случае – педагогической).

По большому счету историк должен стремиться оценивать события и со стороны, и как бы изнутри подниматься над ними, рассматривая их с высоты птичьего полета, для того чтобы увидеть давние истоки происходящего и его отдаленные последствия, явленные в современности. Так происходит приближение к объективной оценке, но одной отстраненности здесь явно недостаточно. Исторический процесс прорастает усилиями людей, действовавших в конкретных обстоятельствах. Но они сами же эти обстоятельства и формируют. Люди, вырабатывающие стратегию и тактику развития образования страны в целом и школы в частности, – не исключение. Понять границы их реальных возможностей, «величие замысла», подлинные сиюминутные и отдаленные результаты деятельности – это и есть педагогика нон-фикшн, у которой, как и у литературы, своя методология: информация и размышления, фактология и комментарий.

Это жанр, крайне востребованный сегодня интеллигентным сообществом в литературе, но до выхода этой книги не имевший аналогов в историко-педагогических работах, с одной стороны предполагает точность, отказ от многих мифов, укоренившихся в нашем сознании. Но с другой стороны, требуя верности фактам, он допускает определенные вольности, открывая простор для многочисленных интерпретаций. Грех не воспользоваться такой возможностью.

Поэтому мой дальнейший текст нельзя рассматривать как послесловие с кратким обзором пестрых глав коллективной академической монографии.

Это именно размышление над книгой, открывающей читателю возможность вступить в напряженный содержательный диалог с ее создателями, дополнить работу параллельными сюжетами, которые, на мой взгляд, проясняют и уточняют позиции авторов, а кое-где подталкивают к несогласию с ними. И еще одно. Книга, безусловно, написана серьезными отечественными и зарубежными профессионалами, владеющими всем современным инструментарием исследовательской деятельности. В этом ее несомненное достоинство и его неизбежное продолжение: недостатки. Уверен, специалисты оценят ее сполна, проследив внутреннюю логику, несмотря на собрание пестрых глав. Но наука для науки – вещь замечательная, порождающая когнитивные отклики только специалистов. Мне же кажется, что книга заслуживает более широкого прочтения педагогическим сообществом. По крайней мере, всеми теми, у кого не отшибло (ли) историческую память. Признаюсь, мне, говоря современным языком, захотелось ее переформатировать, что я и попытался сделать.

1. Кому сегодня нужна история педагогики?

Наука у нас зачастую существует сама по себе, за редкими случаями не находя практического выхода. Редкие случаи по большей части относятся к тем сферам деятельности, где уже абсолютно невозможно обойтись без высоких технологий: без них не создашь высокоточного оружия и не поборешь недуг, еще вчера казавшийся смертельным. В этих наиболее чувствительных для государства и людей сферах наука правит бал.

Гуманитарные науки не могут похвастаться таким трепетным отношением к себе. Это объяснимо тремя существенными причинами:

• Репутационными потерями: слишком долго они (особенно история во всех ее изводах) окормляли и поныне в значительной мере продолжают обслуживать идеологию правящих элит. В этом нет ничего неожиданного. Английский историк Пол Томпсон справедливо заметил, что для политиков прошлое – «рудник для добычи символов в собственную поддержку, как то: имперских побед, мучеников, викторианских ценностей, голодных маршей»1183.

• Отсутствием возможностей непосредственно влиять на принимаемые управленческие решения. Эти решения зачастую не опираются на мнение экспертного сообщества. Более того, есть тревожные признаки, говорящие о том, что высказанные независимые профессиональные суждения отражаются не самым лучшим образом на судьбе их авторов.

• И наконец, в среде самого гуманитарного сообщества возобладали пессимистические настроения. Еще совсем недавно (в 1980 – 1990-е годы) казалось, что, прочитав, например, «Архипелаг ГУЛАГ», люди, испытают катарсис, прозреют и начнут жить по-новому. С тех пор много прежде потаенного было опубликовано, но переворота в общественном сознании не произошло. Более того, быстро выяснилось, что обычный человек руководствуется в жизни ментальными эмоциями, в основе которых лежат мифы, предания, фантомы, отторгает любую научную информацию и строгие аналитические выводы, если они не льстят его самолюбию, предпочитая «тьме низких истин» «возвышающий обман». (К примеру, миф о том, что запуск первого искусственного спутника Земли – прямой результат высокого уровня математического образования в школах СССР.)

Ну и кому, скажите на милость, в отечестве нашем сегодня необходимы гуманитарные знания в целом и историческая аналитика в частности, коль скоро на них нет запроса ни сверху, ни снизу?

Казалось бы, история педагогики – периферийная сфера гуманитарного знания, предмет узкого цехового интереса кабинетных ученых, практические результаты деятельности которых воплощаются лишь в дисциплине, предписанной для обязательного изучения в педагогических вузах. От нее в головах будущих учителей, как правило, остаются лишь смутные воспоминания: имена, фамилии значительных педагогов прошлого, обрывки их педагогических концепций и систем. В реальной школьной практике история педагогики оказывается невостребованной. Что и говорить о том, что для подавляющей массы даже интеллигентных людей, напрямую не связанных с обучением и воспитанием, историко-педагогические сюжеты не представляют ни малейшего интереса.

Не зря сказано: дух дышит где хочет. Казалось бы, на достаточно специфическом историко-педагогическом материале неожиданно разворачивается исследование, по большому счету касающееся всех и каждого. Предметом его становятся «острова утопии» (так авторы метафорически характеризуют отдельные замечательные прорывы в теории и практике образования, произведенные в глухие десятилетия господства тоталитарной идеологии), а объектом – образовательная политика СССР в 1940 – 1980-е годы. Откуда такая уверенность? Если «большая история» не слишком волнует сегодня людей, то почему их внимание должна привлечь «история малая»?

Потому что история образования, пристально вглядываясь в прошлое, целиком опрокинута в будущее. В детстве и юности формируется сознание, закладываются модели поведения, спонтанные реакции, определяющие траектории развития как отдельного человека, так и общества в целом. «Своя рубашка ближе к телу». Людям небезразлично, как сложится судьба их детей в ближайшей и отдаленной перспективе. Отсюда их особая чувствительность к образовательной проблематике, рефлексия которой невозможна вне культурно-исторического контекста. Так появляется надежда, что, вытягивая эту тонкую нить, мы постепенно начнем разматывать весь клубок историко-культурных проблем, накопившихся за истекшие десятилетия.

Соотношение макро– и микроистории не так линейно и однозначно, как представляется на первый взгляд. Здесь недопустимы размашистые приблизительные формулировки типа «сталинская школа», «оттепельная педагогика» и т.п. Слов нет, государственная политика задает определенный жесткий дискурс образования, но окончательно перекрыть кислород, необходимый для развития и реализации прогрессивных педагогических идей, не в состоянии даже самая свирепая государственная машина. Ответы на вопросы «Почему и как это происходит?» мы находим на страницах книги. Острова утопий появляются и исчезают, не образуя архипелага и, тем более, не завоевывая весь образовательный материк, но и такое временное существование не проходит бесследно для островных обитателей, на долгие десятилетия определяя их жизнь и судьбу. Достаточно познакомиться с воспоминаниями воспитанников А.С. Макаренко, участников коммунарского движения 1960-х годов, обитателей детского летнего лагеря, которым долгие десятилетия руководила в Венгрии Эстер Левелеки (в чем-то аналог нашего «Орленка» с поправкой на венгерские послевоенные реалии), чтобы в этом убедиться. Микроисторический анализ в сочетании с привлечением биографических нарративов – несомненные достоинства книги, предающие ей необходимый объем и правильно настраивающие оптику исследования.

1 ... 109 110 111 112 113 114 115 116 117 ... 165
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е) - Коллектив авторов бесплатно.
Похожие на Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е) - Коллектив авторов книги

Оставить комментарий