Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дай знать, если понадобится что-нибудь, — окликает меня президент из гостиной.
Я машу ему рукой на прощание и вежливо откланиваюсь.
Может быть, Трусливому Льву недостает мужества. Но в уме ему не откажешь.
Он знает, что меня повсюду сопровождала репортерша. Он знает, что она ждет моего звонка. И самое главное: он знает, что когда речь заходит об оказании политического давления, то самым лучшим является способ, когда ты его не ощущаешь.
В течение восьми лет я действительно не ощущал ничего. Но сейчас оно тяжким грузом давит мне на плечи.
— Как все прошло, нормально? — интересуется лысый агент, открывая передо мной переднюю дверь.
— Да, спасибо.
Выйдя, я достаю из кармана телефон, набираю номер больничной палаты Лизбет и спускаюсь на выложенную красным кирпичом дорожку. Когда Герберт Гувер покидал Белый дом, он заявил, что величайшая услуга, которую бывший президент может оказать своей стране, заключается в том, чтобы самоустраниться от политики и общественной жизни. Пожалуй, для меня настало время сделать то же самое.
— Ты говорил с ним? — спрашивает она, сняв трубку после первого звонка.
— Естественно, я разговаривал с ним.
— И?..
Поначалу я не знаю, что ответить.
— Уэс, кончай, я больше не работаю редактором рубрики светских сплетен. Что ты думаешь о Мэннинге?
С другого конца тропинки, от гаража, полдюжины новых агентов в штатском пристально следят, ближайший из них старается ненавязчиво оттеснить меня к внедорожнику. Там, за воротами, волчья стая репортеров скорбно качает головами, монтируя репортажи, посвященные памяти погибшей первой леди. После ее смерти комментаторы, при жизни поливавшие ее грязью, рассыпаются в соболезнованиях и сожалениях. Мне кажется, я слышу их приглушенные, торжественно-благоговейные голоса. Они любили ее. Их зрители любили ее. Весь мир любил ее. Все, что от меня требуется, — это держать язык за зубами.
— Все нормально, — говорит Лизбет. Она знает, во что превратит мою жизнь пресса, если я ненароком открою рот и вынесу сор из избы. — Я просто скажу им, что они могут удовлетвориться официальным вариантом истории.
— Но как же быть с?..
— Уэс, ты уже выиграл свою битву. Никто не вправе требовать от тебя большего.
Я подношу телефон к губам и в который раз напоминаю себе, что все возможности, которые были у меня в жизни, предоставила мне чета Мэннингов. И произношу еле слышным шепотом:
— Попроси, чтобы тебе передали портативный компьютер. Я хочу, чтобы ты написала свою статью. Люди должны знать о том, что она сделала.
Лизбет выдерживает паузу, предоставляя мне время обдумать это решение и отказаться от него.
— Ты уверен? — наконец спрашивает она.
Агент Секретной службы с приплюснутым носом открывает заднюю дверцу черного внедорожника. Не обращая на него внимания, я иду мимо автомобиля к высоким деревянным воротам и бурлящей толпе плакальщиков снаружи.
— Лизбет, ты меня слышишь? — говорю я, когда двери распахиваются и в лицо мне смотрит расстрельный взвод телекамер. — Поторопись, пожалуйста. И ничего не утаивай.
Глава сто шестнадцатая
Две недели спустя
С тусклого неба лениво сыпался редкий итальянский снежок. Мужчина, спрятав подбородок в воротник шерстяного пальто в «елочку», перешел на другую сторону Виа Маццарино. Теперь у него были светлые волосы — короткие, едва начавшие отрастать, — но он все равно соблюдал меры предосторожности, подходя к Санта-Агата-деи-Готи, церквушке пятнадцатого века, притаившейся на узкой, вымощенной булыжником улочке.
Мужчина миновал центральные ворота, не входя, впрочем, внутрь, и принялся разглядывать фасад. Прямо над дверью красовалась старинная фреска, на которой Святая Агата несла на подносе свою грудь, отрезанную мучителями после того, как она отказалась отречься от веры.
— Восхвалим же Его, — прошептал мужчина, резко сворачивая направо. Следуя указателям, он направился к боковому входу на Виа Панисперна, а потом неторопливо зашагал по неровной кирпичной подъездной дорожке, укрытой одеялом легкого снега.
В конце дорожки он тщательно вытер ноги о потрепанный коврик, толчком распахнул коричневые двойные двери и поморщился, когда петли протестующе взвизгнули. Его встретил запах сырого дерева и розового масла, отчего мужчина мыслями унесся на много лет назад, в старую каменную церковь, в которой вырос, в снежные зимы Висконсина его детства, в то проклятое время, когда умерла его мать.
Петли опять скрипнули, и он снова поморщился, когда дверь гулко захлопнулась за спиной. Не тратя времени, мужчина обвел взглядом незанятые скамьи, пустой алтарь, а потом устремил взор между колоннами восточного гранита, подпиравшими свод вдоль центрального прохода. В церкви никого не было. Прищурившись, он стал прислушиваться. Тишину храма нарушал лишь приглушенный шепот. Восхвалим же Его. Все так, как и должно быть.
Ступая по выцветшим плиткам мозаичного пола и чувствуя, как бешено забилось сердце в груди, мужчина устремился к цели — кабинке красного дерева в дальнем правом углу от алтаря.
Приблизившись, он пошел на шепот, доносившийся изнутри. Мужчина никогда не бывал здесь раньше, но, увидев фотографию в туристическом проспекте, понял: в судьбу надо верить.
Расстегнув пальто и в последний раз оглядевшись по сторонам, он опустился на колени. Шепот стих. Чья-то рука задернула бордовую занавеску, прикрывавшую вход в исповедальню, и священник внутри перестал молиться.
И только тогда, в звонкой тишине церкви Санта-Агата деи Готи, Нико благочестиво склонил голову.
— Благослови меня, отец, потому что я согрешил. Последний раз…
— Все, Нико, пошли, и пошевеливайся! — дыша перегаром сладкого лука, громко скомандовал высокий санитар.
Оглянувшись через плечо, Нико обвел взглядом дешевый ковер бежевого цвета, невзрачный дубовый аналой и дюжину или около того складных металлических стульев, составлявших внутреннее убранство небольшой часовни на четвертом этаже павильона Джона Говарда лечебницы Святой Елизаветы. У единственной двери его поджидали два рослых санитара. Прошло почти две недели с того момента, как его обнаружили в Висконсине. Но следует сказать спасибо новому адвокату: впервые за очень-очень долгое время ему разрешили посещать часовню.
Не говоря ни слова, Нико вновь повернулся к деревянному кресту, украшавшему голую стену комнаты. Не прошло и нескольких секунд, как ковер, аналой и складные стулья растаяли, а на их месте проступил мозаичный пол, древние скамьи и исповедальня красного дерева. В точности такие, как в проспекте, который дал ему адвокат.
— …я исповедовался очень давно.
Он глубоко вдохнул запах розового масла — им всегда пахло от матери — и крепко зажмурился. Остальное было делом техники.
Господь спас его от гибели. И привел домой, для нового начала.
Эпилог
Самые глубокие раны мы наносим себе сами.
Президент Билл КлинтонПалм-Бич, Флорида
— Вы один? — спрашивает официантка, подходя к моему столику в углу маленькой террасы кафе.
— Вообще-то я жду приятеля, — отвечаю я, и она ставит стакан с водой на картонную подставку, чтобы ветер не унес ее. Мы находимся по меньшей мере в двух кварталах от океана, но по узкой улочке всегда гуляет свежий бриз.
— Будете заказывать еще что-нибудь, кроме во… — Она испуганно замолкает, когда я поднимаю голову. Она впервые видит мое лицо. К ее чести, она быстро приходит в себя, выдавливая фальшивую улыбку… но сделанного не воротишь.
— Подождите… вы тот самый парень! — вдруг радостно щебечет она.
— Прошу прощения?
— Ну, тот самый, с этой штукой на щеке… с президентом… Это ведь были вы, не так ли?
Я легонько наклоняю голову в знак согласия.
Она внимательно разглядывает меня, несмело улыбается, заправляет за ушко прядь выбившихся светлых волос и спокойно отправляется на кухню.
— Святые угодники, что это было? — слышу я знакомый голос с тротуара.
Слева от меня к низенькому кованому ограждению, окружающему внешнюю террасу кафе, устремляется Рого.
— Рого, не вздумай прыгать через…
Не успеваю я договорить, как мой друг перекидывает одну ногу, потом перелезает и плюхается на стул напротив меня.
— Разве ты не умеешь пользоваться дверью, как все прочие двуногие? — обращаюсь я к нему.
— Нет, нет, не увиливай. Так что это было за рандеву с официанткой?
— Рандеву?
— Не строй из себя дурочка — я все видел собственными глазами: тоскующий страстный взгляд… фокус с якобы выбившимся локоном… как она прижала мизинчик к ушку, имитируя телефон, и прошептала: «Позвони мне». Я все видел!
- Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей - Публицистика / Триллер
- Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен - Криминальный детектив / Триллер
- Нечем дышать - Эми Маккаллох - Детектив / Триллер
- Когда звезды чернеют - Пола Маклейн - Детектив / Триллер
- Давно пропавший - Дэвид Моррелл - Триллер
- Тайная жизнь Джейн. Дело 3 - Дуэль (СИ) - Черненькая Яна - Триллер
- Дочери озера - Венди Уэбб - Исторический детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Ледовый барьер - Дуглас Престон - Триллер
- Кто нашел, берет себе - Стивен Кинг - Триллер
- Тринадцать - Стив Кавана - Детектив / Триллер