Рейтинговые книги
Читем онлайн Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку - Валентин Пикуль

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 109 110 111 112 113 114 115 116 117 ... 127

Тра-та-та-та! – стучат барабаны. Ву-у… ву-у – нехорошо завывают горны. Идут мушкетеры, хваленые мушкетеры, которым сам черт не страшен. А впереди – изящный, словно мальчик, граф Плело – поэт, и птиц ловец, и счастья баловень привычный.

Ретраншементы рядом… в сорока шагах. Какая тишина!..

– Выходим к первой линии, – подсказал Лаперуз.

Грянул залп, насыщенный пулями. Вперед, мушкетеры!

Истекая кровью, во вдохновенье боя, граф Плело провел войска через первую линию. Осталась – вторая, и он воскликнул страстно:

– О славный Блезуа! О доблестный Ламарш! И ты, полк Перигорский, знамена которого прославлены храбростью… Умрем за короля!

Три раза бежали французы от русских, и граф Плело трижды возвращал их в атаку. Потом шагнул в завесу дыма едкого и растворился в нем – так, будто никогда и не было его на свете. Французы в ужасе бежали снова к штранду, где качались паруса их кораблей. На песчаных пляжах Вейксельмюнде, окруженные топкими болотами, они провели ночь, пока птицы не разбудили их…

Рассвет вставал над морем – свеж и розов. Со стороны русской вдруг забубнили барабаны, потом заплакали русские флейты и гобои полков армейских. К морю спускалась мрачная процессия. Русские солдаты, головы опустив, под музыку войны, терзающую души, несли тяжелый гроб, наскоро сколоченный за ночь… Французы не стреляли, завороженные. А русские шагали мерно, придавленные гробом, который плавно качался на их плечах. Впереди – офицер с обнаженным эспантоном, клинок обвит был лентой черной, и черный флер печально реял над шляпой офицера. Дойдя до лагеря французов, солдаты русские гроб опустили бережно на землю. А офицер сказал:

– Смелые французы! Мы, русские, восхищены мужеством вашим… Вы отлично сражались вчера, и сегодня примите выраженье восторга нашего перед лицом противника, в бою достойного!

В гробу, осыпанный весенними ромашками, покоился Плело.

(«Я обожаю вас, любимый мой, и буду обожать всегда…»)

* * *

Что же он натворил, этот поэт? По его вине произошло событие историческое: впервые французы встретились с русскими на поле чести бранной, чести национальной. Мужество графа Плело было мужеством не солдата, а поэта. Как он писал стихи – с наскока и по случаю, так и в войну вошел – наскоком и случайно. Их было как бы два графа Плело: один увлекал за собой мушкетеров короля, а другой шагал с ним рядом, восхищенный собственным мужеством.

Порыв отчаяния и гордости – порыв поэта, но не солдата.

Шестнадцать ран на теле – как венок сонетов на могилу.

Венок из славянских ромашек на груди его, и слава воина, которой суждено пережить славу поэтическую… Прощайте, Плело!

Европа очень долго говорила о нем. Говорила и Анна Иоанновна. Велела она портрет его сыскать и у себя в спальне повесила. Теперь, когда она грешила с Биреном, то смотрели на нее две парсуны из углов разных. Тимофей Архипыч – юродивый из села Измайловского, бородой заросший, весь в веригах («Дин-дон, дин-дон, царь Иван Василич!»). А из другого угла спальни взирал, возвышенный и тонкий, поэт и баловень Версаля – граф де Бреан Плело…

Осада Гданска продолжалась. А пока русские солдаты умирали за престол польский для Августа III, он весело кутил на лейпцигской ярмарке. Сейчас он занимался тем, что скупал на ярмарке ненужные ему безделушки. И ни о чем больше не думал.

Только время от времени король спрашивал:

– Брюль, а есть ли у меня деньги?

– Полно! – отвечал Брюль, ставший его любимцем…

Глава седьмая

Тобольск – веселья полны домы! Да и как не веселиться, особливо девкам, – понаехали разные, холостые да красивые, офицеры да люди ученые, начались танцы и поцелуи, в любви признания и свадьбы скоропалительные. Всю зиму Тобольск плясал и упивался вином, над крышами трубы так и пышут – пирогами пахнет, рыбой там, вязигою или еще чем-то… не разнюхаешь сразу!

Великая Северная экспедиция зимовала в Тобольске, чтобы, подтянув обозы, по весне пуститься далее – в тяжкий путь. Одних ждут неведомые лукоморья стран Полуночных, другие поедут на острова Японские, о которых Европа мало слышала, ибо японские люди наездчиков не жалуют; Витус Беринг пойдет искать таинственную землю Хуана да Гама… А где Америка с Россией смыкается? И нет ли до нее пути санного? Чтобы не кораблем плыть, а прямо на лошадке ехать…

Обо всем этом часто говорили по вечерам офицеры, за столами сидя, вино разливая, рыбу мороженую ножами стругая и стружками жирными вино то закусывая. Были они ребята отчаянные, им все нипочем. Да и службе рады – все не Кронштадт тебе, где сиди на приколе в гаванях. Там волком извоешься, капусту казенную хряпая! А тут – простор, рай, палачей нету, сыщиков сами в проруби утопим, а доводчику всегда кнут первый… Простор, простор, простор! Над всей Сибирью края гибельные – это верно, но зато какие молодые, какие хорошие эти ребята… Карты России – им памятник первый и нетленный!

А лейтенант Митенька Овцын начальником стал. На берегу Иртыша стоял, носом к воде повернут, новенький дуббель-шлюп «Тобол»; вот на нем и плыть Митеньке вниз – на север, за Березов, за Обдорск, дабы вызнать: а что там? Об этом часто беседовал Овцын с хозяином дома, у которого поселился зимне. Никита Выходцев был старожилом тобольским, сибиряк коренной, мужчина уже в летах, с бородой никогда не стриженной. Удивительные дела на Руси творятся! Живет человек в глуши, учителей не имея, книг не ведая, а ухищрением, ровно дьявольским, сумел геодезию самоукой постичь. Когда жена уснет, Выходцев в одном исподнем, в громадных валенках, бутыль вина прибрав, спешит в комнаты к своему жильцу молодому.

– Митенька, – говорил, – пущай баба глупая сны разные смотрит, а мы с тобой, как мужчины, разговор поведем о разностях высоких. Опять же вот и геодезия… ну-к, как ее не любить?

Так они ночей двадцать проболтали, потом Чириков пришел, все Выходцева выспросил и Овцыну посоветовал:

– Лейтенант, бери ты этого бородатого с собою. Ей-ей, от тебя не отстанет. Диву дивлюся, но разум мужика признаю немало…

– Никита Петрович, – сказал Овцын хозяину, – куда как тяжел путь предстоит. Загоняем мы тебя… Ведь пятьдесят тебе!

– А ето не так, – отвечал Выходцев. – Было б мне пять десятков, так я бы и не просился. А мне всего сорок девять врезало, и ты у моей бабы спроси, каковой я прыти человек. Ёна все про меня знает, даже шашни мои, и правды не утаит!

Взяли! Взяли его… Расцвел мужик тобольский от близости к высокой геодезии. А дело вроде бы и скушное. Тягомотное. Ходи по берегу, словно вол, всяким инструментом навьюченный. А вот ведь… влюбился в науку человек. Хороший дом у него над речкой, жена нраву миролюбивого, детишки, огород, коровенка.

– Все продам! – кричал, выпив. – Мне бы только вкусить от геодезии сладости научной…

«Тобол» был оснащен прекрасно. Инструмент на нем – от квадранта до тисков слесарных, люди на нем – от рудознатца до иеромонаха, оба они мастера выпить и закусить рыбкой. Овцын зиму целую гулял да плясал, как заводной, а по утрам всех матросов загонял в класс. Прямо в кубрик дуббель-шлюпа. Фитиль запалит и в матросские головы, через высокие кожаные кивера, забивает мысли о звездах, о курса проложении, о материях эволюционных и прочих чудесах навигаторских.

– Учу вас, – говорил Митенька матросам своим, – чтобы вы плавали не как бараны, а – мыслили… И вот крест! На нем клянусь: года не пройдет, как я самых умных из вас офицерами сделаю…

От этого было великое старание в матросах. А чтобы слова и посулы не казались пустыми, Митенька экзамен учинил Афанасию Курову – матросу. И тот Куров, не мешкая, голосом громчайшим на все вопросы Овцына отвечал, все каверзы навигаторские, какие в море случаются, разгадал…

– Молодец! – похвалил его Овцын. – Теперь пойдешь со мною за подштурмана. Поплавай, потом и о чине тебе постараемся…

Всю ночь Иртыш ломал лед. Сбежали в реку ручьи благовонные, сладко и безутешно запахло прелью, и «Тобол», вздернув тонкие мачты, отошел от берега, сердясь словно, растолкал форштевнем редкие льдины. По берегу долго гналась за кораблем жена Выходцева.

– Никитушко! – взлетал ее вопль. – А мне охабень смуростроевый на меху беличьем… Слышишь ли? Уж ты расстарайся.

– Привезу… жди! – сулил ей муж, смеясь. – Вот баба глупая, не верит ведь, что я в Березов плыву… Думает, я тишком денег скопил и теперь гулять куда-то поехал… Из Березова я ей только кочку болотную с мохом привезти способен. На голову – вместо шапки.

И текли мимо темные берега, хваченные лиственником. За кормой дуббель-шлюпа шлепали днищами по волнам три дощаника с едовом да с питием. Команду едва распихали по закутам, спали один у другого на головах, а третьему на живот головы клали:

– Поешь больше, чтобы живот вздуло: мне спать мягше станет…

Иртыш врезал свои желтые воды прямо в синь, прямо в простор – это пролегла широченная Обь, шевели да пошевеливай парусом, рулем работай, впередсмотрящим спать не придется. Такие коряги плывут, такие кедры, что не дай бог напороться с ходу…

1 ... 109 110 111 112 113 114 115 116 117 ... 127
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку - Валентин Пикуль бесплатно.
Похожие на Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку - Валентин Пикуль книги

Оставить комментарий