у меня? 
Фан Му покачал головой и вышел из машины.
 * * *
 Стоя в подъезде перед знакомой дверью, Фан Му никак не решался ее открыть. И только спустя десять минут смог достать ключ.
 Вошел. Щелкнул выключателем. Гостиную заполнил теплый желтый свет. Фан Му, стоя в дверях, как чужак, осмотрел пространство.
 Ничего не изменилось. Все изменилось слишком сильно.
 Та девушка больше никогда не появится здесь.
 У входа лежали старые кроссовки. Пожелтевший сетчатый верх, потрепанные шнурки, высохшая грязь на подошве.
 Точно, тот день. День, когда выпал первый зимний снег. Эта глупышка отказалась идти домой в новых ботинках…
 Фан Му вдруг стало тяжело дышать. Он отвел взгляд, медленно подошел к двери спальни и, поколебавшись, осторожно толкнул дверь.
 На него вмиг налетел знакомый запах.
 Что это за запах? Фан Му жил с ним каждый день, но никогда не задумывался, откуда он исходит. Шампунь? Гель для душа? Духи? Или особый запах тела, присущий только этой девушке?
 Аромат Ляо Яфань.
 Фан Му включил свет, и все в комнате стало отчетливым.
 На кровати – ее одеяло, ее плюшевая подушка. На стуле – ее пижама. На столе – ее косметика и зеркало. В распахнутом шкафу – ее одежда.
 Все связано с ней. Все больше не имеет к ней отношения.
 Огромное горе настигло его так внезапно, что Фан Му слегка пошатнулся и, едва устояв на ногах, ухватился за дверной косяк.
 Так называемая душевная боль – это не психологическое ощущение, а реальная физическая боль. Она скрыта глубоко внутри, ее невозможно унять, она следует за вами как тень.
 За эти десять часов в голове Фан Му пронеслось бесчисленное множество «бы».
 Как было бы хорошо, если б он не встретил медсестру Нань.
 Как было бы хорошо, если б он решил поверить Ляо Яфань.
 Как было бы хорошо, если б он не поехал на кладбище Лунфэн.
 Как было бы хорошо, если б он сперва подумал о Ляо Яфань.
 Как было бы хорошо…
 Ничего нельзя изменить. Подобно тому, как Фан Му не смог солгать своему сердцу в критической ситуации.
 Любовь – это инстинкт, естественная реакция, то чувство, которое невозможно скрыть.
 Любовь – это первый человек, который приходит на ум.
 Только вот та девушка, которой пренебрегали, как сорной травой, в итоге умерла от пренебрежения.
 Что может вызвать большее сожаление, чем это?
 Так и не погулял с ней в парке. Так и не пообедал с ней как следует. Так и не познакомил ее со своими друзьями. Так и не сказал ей ни единой серьезной и искренней фразы…
 «Она больше никогда не вернется».
 Казалось, сердце сжалось в комок, а дыхание вот-вот остановится. Фан Му почувствовал, как тело онемело, и, почти подлетев к стулу, сел. Опустил голову на колени и крепко вцепился в волосы.
 «Успокойся. Сдерживайся. Чтобы противостоять. Чтобы отомстить за нее».
 Через несколько минут кровь, казалось, снова потекла по венам. Фан Му тихонько выдохнул, поднял голову и не спеша порылся в карманах.
 Пусто. Он вдруг вспомнил, что потерял портсигар.
 В эту минуту Фан Му был нужен табак; он был нужен ему, чтобы успокоиться, этот дым был нужен ему, чтобы заслонить знакомые вещи перед ним. Он оглядел комнату и вскоре заметил на прикроватной тумбочке полпачки сигарет. Ее оставила Ляо Яфань. Фан Му с трудом подошел, взял пачку и вдруг обнаружил, что под ней лежит листок бумаги. На нем было несколько корявых слов и большой восклицательный знак.
  Еще раз закуришь – лишишься руки!
  В одно мгновение горе, сдерживаемое в течение целого дня, обрушилось на него, словно наводнение, прорвавшее плотину.
 Фан Му рухнул на пол и во весь голос зарыдал.
   Глава 25
 Отнятие
  Ночь прошла без сна.
 Когда он, пошатываясь, спустился с чердака, то не знал, который час. Время, казалось, было чем-то малозначительным.
 В кофейне «Затерянный в раю» стояла непроглядная темнота: роллетная дверь и плотные фланелевые шторы не пропускали ни солнечного света, ни шума снаружи. По сравнению с оживленной улицей за стеной это место больше напоминало изолированное затворническое пространство.
 Тишина. Темнота. Периодически повторяющиеся отчаяние и ожидание.
 Шаркая тапочками, он медленно ходил взад-вперед. Зрение постепенно приспособилось к мраку, и все вдруг начало всплывать из тени, словно некие причудливые объекты, которые из последних сил вырывались из чернил, но тут же лопались и непрерывно истекали жидкостью.
 Он не хотел ни говорить, ни думать. На душе было так же пусто, как в этой кофейне, – только темнота и несколько абсолютно безжизненных предметов.
 Бариста уволилась, оставив простое заявление об уходе, и даже не забрала зарплату за месяц. Возможно, она действительно обнаружила голову врача. Но теперь это уже неважно – от головы он избавился.
 Единственное, о чем он жалел, – что у него больше не было игрушки, на которую он мог бы выплеснуть свой гнев.
 Но нужно ли ему это?
 Все было ложью. Так называемая любовь была лишь его иллюзией, а он – просто пешкой, которую использовали, даже когда «Огни города» стал духом – защитником горожан!
 Он не питал к ней ненависти; у него даже не было желания искать ее, не говоря уже о том, чтобы задавать такой нелепый вопрос: «Ты когда-нибудь любила меня?» Он потерял ее, но приобрел имя, привлекающее всеобщее внимание, – «Огни города». Такое звучное имя – пылающее, яростное, с мощной аурой и неоспоримым чувством справедливости…
 Раз она не была в коме, то наверняка слышала про «Огни города».
 Если однажды они снова встретятся, он спокойно посмотрит ей в глаза и поблагодарит за ту важную роль, которую она сыграла в его жизни. Он был обязан ей всем, но не жалел об этом. Она пробудила в нем сильную сторону и показала, что он может не просто обосноваться в этом городе, но и изменить его.
 Может, она будет разочарована. Потому что знает наверняка, что он уже вышел далеко за рамки того человека, которого она пыталась из него сделать…
 В дверь постучали. Он испугался и тут же вынырнул из фантазий, которым предавался.
 Кто это? Тот полицейский?
 Впервые он испытал раскаяние за убийство. Она не была в вегетативном состоянии, и возможно, то падение было умышленным. И заманить его на убийство невинной девушки тоже было частью ее плана.
 Не теряя времени на раздумья, он взял со стола медный подсвечник, спрятал его за спину и, подойдя к двери, открыл рольставни.
 За толстой стеклянной дверью