Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А говорят ли вообще молодые люди сейчас «люблю»? Видел репортаж по телевидению про ленинградских проституток? Сидят себе перед камерой и друг перед дружкой хвастают, сколько они зарабатывают за ночь! И не стыдно ведь! А некоторым и шестнадцати еще нет. Учатся в школе, читают «Бедную Лизу» Карамзина, «Ромео и Джульетту» Шекспира, пишут сочинения на тему «Первый бал Наташи Ростовой» по «Войне и миру» Толстого.
— И не боятся СПИДа, — вставил Николай.
— Да они и не знают, что это такое! — возразила Алиса. — У них же вместо мозгов — труха. Мне иногда стыдно за весь женский род, когда я слышу, что несут по телевизору на улице девочки и женщины, которым репортеры суют микрофон под нос и задают, кстати, тоже идиотские, вопросы. Это даже не инфантилизм, а маразм! Красивые мордашки, а как накрашенный ротик откроют, так плюнуть на них хочется!
— Алиска, в тебе пропадает учительница, — сказал Николай, — А давно ли ты…
— А вот об этом, мой дорогой, больше никогда не вспоминай, — нахмурилась она, — После того… землетрясения… я была какое-то время, ну, можно так сказать, больна. И огромное тебе спасибо, что ты меня вылечил! — она переступила на лыжах поближе и, обхватив его руками за плечи, поцеловала. — Только никогда не хвастайся этим, ладно?
— Черт побери, а я когда-то думал, что одному быть — это и есть в наше время счастье! — вырвалось у него.
— Иногда нужно быть одному, — сказала она — Даже обязательно.
— Когда я один, я думаю о тебе.
— Я точно так же, — эхом откликнулась она.
Их окружала белая прозрачная тишина, макушки елей и сосен были охвачены багрянцем, медленно передвигались по глубокому налившемуся синевой небу аккуратные круглые облака, напоминающие стадо курчавых барашков. От лыжни разбегались маленькие следы, рваные, размашистые, наверное, зайцев, и ровные цепочки лисьих. Мыши и птицы оставили на искрящейся белизне крестики, тире и точки. Звериную азбуку Морзе. Впереди виднелась лощина, к ней сбегали пушистые, до половины спрятавшиеся в снег с лиловыми свечками елки, а внизу сгустилась посверкивающая изморозью синева. И в тот самый момент, когда Уланов хотел оттолкнуться палками, чтобы спуститься в лощину, ее неспешно пересек огромный лось с широко расставленными в стороны коричневыми лопатами-рогами. Даже издали были видны его огромные опушенные черными ресницами глаза. Горбоносая морда с профессорской бородой медленно повернулась в их сторону, расширились заиндевелые ноздри, животное фыркнуло и, не прибавив шагу, величественно углубилось в бор.
— Господи, какой красивый! — прошептала Алиса. Она сегодня уже не первый раз это слово произносила. Глаза ее расширились, в них мелькали золотистые точечки, а маленький рот чуть приоткрылся, — Это олень?
— Лось, — негромко ответил Николай. Он отметил про себя, что при всей могучести зверя туловище у него короткое, а черные ноги с белыми отметинами неестественно длинные и прямые, как жерди. Он впервые так близко видел лося. Читал, что в это время года они бывают агрессивными, у них скоро гон, но этот исчезнувший, будто растворившийся в чащобе красавец был спокоен и миролюбив. А глаза вроде бы печальные. Тоже ищет подружку?.. Один раз только посмотрел он в их сторону, а когда легко и мощно поднимался из лощины, даже не прибавил шагу. Лыжню пересекли его глубокие, почти круглые следы.
И снова они скользят на лыжах по бору. Толстые деревья лесозаготовители давно вырубили, остались лишь тонкоствольные. Между ними бородавками вспухли пни, прикрытые пышными снежными шапками. Тонкие деревья, но высокие, тянутся в синее небо, разбросав ветви среди сосен, виднеются и березы, осины, редкие дубки. Дубкам трудно в росте угнаться за соснами и березами. Если все до единого дерева давно сбросили листву, то на дубках все еще шевелятся на легком ветру редкие побуревшие листья. Почему-то эти деревья не хотят даже зимой сбрасывать свою листву. Возле некоторых елок громоздятся золотистые кучи — это остатки от разгрызенных белками шишек. Видны маленькие кратеры и возле дубков, наверное, мышиные отдушины.
Скатившись с горы один раз — Алиса, присев на пень, смотрела на открывшееся перед ними озеро, — Николай увидел человека с ружьем, вышедшего из бора на опушку. Охотник был в ватнике, серой солдатской шапке с оттопыренным меховым козырьком и валенках, хитроумно прикрепленных ремнями к широким и коротким лыжам. Скорее всего, самодельным. Когда человек приблизился, Уланов узнал соседа Ивана Лукича Митрофанова. Он издали походил на передвигающийся старинный облупленный комод. Огромные рукавицы были заткнуты за ременный пояс с патронташем. Двустволка висела за спиной, дулами вниз.
— Катаетесь? — покивав огромной головой, ухмыльнулся Митрофанов. — Ну-ну, катайтесь… Только лет пять назад тут один приезжий из Новгорода, спускаясь с энтой горы, врезался башкой в сосну… Нашли сердешного только через неделю, уже и снегом почти всего занесло.
Уланов и не знал, что Иван Лукич еще промышляет и охотой. Геннадий жаловался, что у него он опять украл две сетки. Николай был в Ленинграде, он, Геннадий, уехал с Леной в Новгород, а Чебуран рыл яму для картошки. Митрофанов воспользовался этим и стащил последние две сетки. Больше некому, но когда брат сходил к нему, то Иван Лукич прикинулся больным, немощным, мол, и на озере-то с месяц не был. Но больше не на кого было грешить.
— На кого охотитесь-то? — полюбопытствовал Николай.
— Какая нынче охота, — достал из кармана пачку «Беломора» Митрофанов. — Баловство одно. Глухарей не видно уже сколько лет, зайцы есть, так без собаки ево не подымешь…
— А лоси?
— За лося штраф большой, — усмехнулся Иван Лукич. — Убьешь и трофею не обрадуешься!
— Чего же с ружьем ходите?
— Да так, захотелось старые кости размять… — Митрофанов остро взглянул на Уланова. — Да и время такое, что скоро всем добрым людям лучше будет оружию при себе иметь. Ворья да жулья много у нас развелось. Вот твой брат на меня грешит, что сетки своровал, а это наверняка — городские. Наезжают, как саранча, и гребут все, что плохо лежит. А потом, твой брательник — тетеря. Рази можно по нескольку дней дорогие снасти в озере держать? Уж коли поставил, так гляди в оба и ружьишко имей при себе, чтобы при случае пугнуть гадов…
Алиса, — она не любила Митрофанова, даже прозвала скворечником, — демонстративно отвернулась на своем пне. Она вытянула стройные ноги в трикотажных спортивных брюках, а палками тыкала в снег. Красный помпон на ее голове горел, как уголек.
— Иван Лукич, вы могли бы убить человека? — вдруг спросил Уланов. Он бы и сам себе не смог объяснить, почему задал старику этот странный вопрос. Впрочем, он и не ждал на него ответа. Просто было в грубом, некрасивом лице Митрофанова что-то первобытно-жестокое. Вот именно люди с такими лицами в старину выходили на большую дорогу с кистенем и грабили проезжих, позже в революцию радостно жгли усадьбы, разворовывали дворцы и поместья, а в войну служили у фашистов полицаями. И расправлялись с соотечественниками более зверски, чем даже эсэсовцы.
Иван Лукич внимательно посмотрел на него, смахнул снежную шапку с пня и уселся. Тут у берега озера было много широких пней. Папироса прилипла к его небритой губе. На седых бровях посверкивают капли.
— Небось, слышал, я был в лагере, — заговорил он — Так вот, там всякое было… Чтобы выжить в этой зловредной зоне, нужно было утвердить себя, поставить перед уголовниками. Политических-то они и за людей не считали, давили, как клопов, а лагерное начальство глаза на это закрывало… Убивал ли я? Было дело. И на лесоповале, и разок в бараке. Уважали меня арестанты: рука у меня была тяжелая, и на расправу скор. Там, милок, был волчий закон: или ты — или тебя. А кому с ножом в боку помирать охота? Даже там человек надеется на лучшее. Силенкой меня бог не обидел, да, вроде бы, и не трус… Конечно, пытались поначалу сесть мне на шею, да ничего не вышло. Я сам кое-кому из строптивых да нервных уселся на шею, да еще и вожжой погонял.
Рассказывал все это Митрофанов спокойно, даже с каким-то тайным удовольствием. Наверное, смотрит телевизор, слушает исповеди бывших палачей бериевских застенков. Те, не стесняясь, рассказывают, как расстреливали людей, как хоронили в ямах, как сжигали в крематориях…
— Интересная у вас биография, — только и сказал Уланов.
— У людей моего поколения у всех биография интересная, Витальич, — согласился Иван Лукич, бросая окурок в снег. — Поиздевалась над нами жизнь-злодейка! А особенно власть советская! Все жилы из людей вытянула, голодом морила, лучших людей России во враги записывала, деревню задушила, а в городах бандитов развела… Да еще и без стыда и совести на весь мир похвалялась, власть-то наша, что она самая лучшая, самая справедливая. Кто было за нами после войны пошел, вернее, Сталин заставил пойти, так сейчас не отплеваться, вон даже памятники Ленину сшибают… А сейчас что? Стар я, могу только про то, что было, рассказывать, а жизню теперь такие, как ты, делают. И что из этого получится, никто не знает, даже самые головастые люди. Стыдно признаться, что в старину-то до революции, все было хорошо… Ты вот чего-то пишешь, чиркаешь, твой брательник Генка с кролями мается, бросовую избу обустраиваете, а может, ничего этого никому уже и не нужно? Может, скоро конец свету, как обозначено в главной церковной книге? Где же это в мире было видано, чтобы новый строй семьдесят лет обманывал, терзал народ, довел великую державу до ручки? Уж не Бог ли определил погибель от сатанистов русскому народу? Мне-то что? Я худо-бедно свой век отжил, а вам-то, молодым, как жить дальше? Куда идете, к чему придете? Империя-то наша СэСэСэровская расползается по всем швам, как гнилая материя, братья-то наши из других республик вон какие клыки показали? Готовы друг друга без соли сожрать, а особливо русских… Толкуют, все беды от нас, русских. В лагере умные люди говорили, что все беды от коммунистов… С Ленина началось. Он дал волю сатанистам, ненавидящим нашу веру.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Жало Скорпиона - Вильям Козлов - Современная проза
- Волосы Вероники - Вильям Козлов - Современная проза
- Двуллер-2: Коля-Николай - Сергей Тепляков - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Под солнцем Сатаны - Жорж Бернанос - Современная проза
- Б.О.Г. - Андрей Бычков - Современная проза
- Спустя десять счастливых лет - Элис Петерсон - Современная проза