Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Суд над Д. Брауном стал тяжким испытанием для южан, пытавшихся создать видимость беспристрастного правосудия, ведь им приходилось балансировать между яростью толпы и сочувствием к Д. Брауну всех честных людей. Ричард Паркер, судья штата Виргиния, получил секретное предписание провести следствие и суд в ускоренном порядке, так как судебная сессия уже заканчивалась, а до следующей пришлось бы ждать несколько месяцев. Не держать же Д. Брауна в тюрьме полгода!
Весь путь от здания тюрьмы до суда оцепили войсками, несколько пушек было направлено на толпу, запрудившую улицы. Эти меры предосторожности власти штата предприняли якобы для того, чтобы не допустить расправы над арестованными. На самом же деле они опасались новых выступлений и того, что сторонники Д. Брауна попытаются освободить его. И друзья действительно придумали для него план побега из чарльстоунской тюрьмы, но он категорически отказался от насильственного освобождения: "Весь Юг, вся страна скажут, что я — трус и побоялся отвечать за свои поступки". Однако сторонники решили освободить Д. Брауна вопреки его желанию. Свои услуги предложили революционные эмигранты Нью-Йорка, из Канзаса был вызван партизанский вождь Д. Монтгомери. Друзья Д. Брауна даже хотели похитить! губернатора штата, вывезти его в море и держать как заложника. Аболиционисты нашли уже и верного капитана, но на все предприятие требовалось более 10 000 долларов: собрать такую сумму; в короткое время было невозможно, и от плана пришлось отказаться. Тем более что к этому времени распространился слух, что.3 Д. Браун-младший вооружает в Огайо несколько отрядов, которые в день суда ворвутся в город, освободят арестованных и увезут их в свободные штаты. Но слух оказался ложным, и аболиционисты с отчаянием видели, что день расправы над их вождем неумолимо приближается.
В день суда Д. Брауна внесли в зал заседания на носилках: под серым тюремным одеялом только угадывалась человеческая фигура. Когда тюремщик откинул одеяло, показалось бледное лицо узника с закрытыми глазами и плотно сомкнутым ртом. У Д. Брауна была глубокая рана в спине, несколько сабельных ран на голове, от потери крови он плохо слышал… Суд велся с соблюдением всех требуемых законом формальностей, но поспешно назначенным адвокатам Д. Брауна даже не дали достаточно времени для сбора материалов и подготовки к защите. Зато свидетели обвинения охотно рассказали суду, где, как и при каких обстоятельствах посягнул на них обвиняемый; свидетели со стороны Д. Брауна, знавшие о его благородных побуждениях, даже не были вызваны. Однако в руки защитников попала важная телеграмма, полученная из Огайо, и они огласили ее: "Джон Браун, вождь восстания в Харперс-Ферри, и некоторые члены его семьи много лет жили в здешнем округе. В этой семье — наследственные душевные болезни. Сестра его матери умерла сумасшедшей, а дочь ее провела два года в лечебнице для умалишенных. Эти факты могут быть подтверждены свидетельскими показаниями, если пожелает суд".
В зале суда поднялся насмешливый гул: значит, этот величественный герой — просто сумасшедший! Значит, все его высокие идеи — просто навязчивые идеи маньяка! Но Д. Браун не дал судьям долго торжествовать: с бешенством откинув одеяло, он заявил:
Я с презрением отвергаю эту жалкую попытку ставить мои действия в неверном свете, тем более что она была сделана теми, кто должен был бы придерживаться совсем иной линии поведения в отношении меня… Я ни в коей степени не считаю себя безумным и… публично заявляю, чтобы этим документом не пользовались для моей защиты. Телеграмма написана с целью опорочить меня перед моими сторонниками. Все время я действовал в здравом уме и твердой памяти и несу полную ответственность за мои поступки!
Никто не ожидал от Д. Брауна таких слов, ведь доказанное сумасшествие было его единственным шансом избежать казни. В обвинительном заключении повторялись слова "измена, тайный заговор, убийство", и суд приговорил Д. Брауна к смертной казни через повешение. В своем последнем слове он отказался признать все предъявленные ему обвинения, кроме одного — что действительно намеревался освободить рабов: "Я никогда не замышлял убийства или измены, я не собирался уничтожать чужую собственность, подстрекая рабов к бунту… У меня была другая цель, и поэтому несправедливо, что я должен понести такое наказание". В его тюремной камере были только соломенный матрас, грубый табурет и цепи на ногах. Приковывая Д. Брауна, начальник тюрьмы Эвас не забывал обернуть его ногу куском материи, чтобы железное кольцо не слишком натирало. Но все это проходило мимо сознания Д. Брауна: убогой и уродливой обстановки для него не существовало, и совсем другое занимало его мысли в последние дни. В течение месяца, остававшегося до казни, назначенной на 2 декабря, он получал письма со всех концов страны и отвечал на них. Д. Браун писал редакторам крупных газет, известным проповедникам, парламентским деятелям и чтобы его слова — слова смертника — дошли до сознания людей и привлекли к его делу тысячи сторонников. Почти каждое его письмо попадало в печать или оглашалось на людных собраниях. Из тюрьмы Д. Браун писал жене Мэри: "Я не чувствую себя виновным в этих преступлениях; даже то, что меня заключили в тюрьму и заковали в железа, не смиряет меня. Я совершенно уверен в том, что вскоре моей семье не придется краснеть за меня… Смерть на эшафоте за вечную справедливость, пострадать за человечество — я предпочту всякой другой смерти".
В день казни он встал рано утром и составил надпись для собственного надгробия и надгробий своих погибших сыновей. На окраине Чарльстоуна установили виселицу, и один из очевидцев впоследствии так описывал казнь Д. Брауна:
От тюрьмы движется блестящая процессия. У генерала, возглавляющего ее, такая ослепительная свита, какая и не снилась фельдмаршалу Мольтке и королю Вильгельму, когда они скакали по полям сражений во Франции. В открытой повозке, в каких ездят фермеры, на собственном гробу сидит старый Джон Браун. На нем измятая черная шляпа с обвисшими полями, только спереди поля круто загнуты вверх, и кажется, что на Брауне надета треуголка. Это сделано для того, чтобы удобней было глядеть по сторонам, и он с явным удовольствием разглядывал местность и — как передавали слышавшие его — говорит, что ему впервые довелось побывать в этих краях.
Я видел, как он ехал в повозке… как ему помогали подняться на эшафот — там было ступеней двенадцать, локти у него были крепко связаны веревками, а кисти рук оставались свободными… На ногах держался твердо и стоял в непринужденной позе на люке, закрепленном канатами.
Потом взяли прочную белую хлопковую веревку… и накинули ее на черную, с проседью, горделивую голову; потом петля соскользнула на шею, где ее затянули потуже, чтобы она никуда не съехала, однако не слишком туго, чтобы не причинять осужденному лишней боли. Лицо старого Брауна было обращено к востоку; лучи утреннего солнца озаряли его, все в нем — фигура, осанка, одежда — говорили, что он — типичный фермер запада, всегда и везде верный чувству долга.
Когда тело жертвы рывком опустилось футов на шесть, потом выпрямилось и затрепетало, а веревка натянулась под его тяжестью, воцарилась глубокая тишина. Потом тело закружилось в воздухе оттого, что туго натянутая веревка ослабела и начала раскручиваться, и от этих быстрых движений разлетались по ветру полы короткой куртки. Минут пятнадцать ушло у врача на то, чтобы взобраться по приставной лестнице и, приложив ухо к груди повешенного, установить факт смерти.
Таинственный узник под № 6
В начале 1860-х годов в одном из казематов Алексеевского равелина появился узник, личность которого и причины его заключения долгое время оставались тайной даже для самой администрации тюрьмы. Печать того времени не смела даже заикнуться об этом загадочном арестанте, и только через 20 лет в заграничной и русской нелегальной печати начали появляться сведения о нем. В русской же легальной печати сведения об арестанте впервые были упомянуты в статье И. Борисова, служившего в свое время охранником в Равелине.
Арестант под № 17 — высокий, красивый мужчина лет под 30, с огромною темною бородою, так и остался загадкою, как для меня, так и для самого смотрителя Равелина… Его не водили ни к допросам, ни в суды, и он оставался в Равелине даже тогда, когда все другие арестанты по разным причинам выбыли из Равелина. За 20 лет во внешней судьбе загадочного узника мало что изменилось, только из каземата № 17 его перевели в каземат № 6. Впоследствии выяснилось, что в середине июня 1860 года из Константиновского военного училища был выпущен 20-летний юнкер Михаил Степанович Бейдеман, дворянин Бессарабской губернии. Его произвели в поручики и назначили служить в Драгунский военный полк. Перед отъездом в Кашин Тверской губернии, где стоял этот полк, М. С. Бейдеман получил месяц отпуска, который решил провести у матери в Лесном, неподалеку от Санкт-Петербурга. Однако по окончании отпуска молодой офицер в полк не явился, и впоследствии выяснилось, что он сбежал за границу, где намеревался вступить в армию Д. Гарибальди, сражавшуюся тогда за освобождение Италии.
- 100 великих некрополей - Надежда Ионина - Энциклопедии
- 100 великих театров мира - Капитолина Смолина - Энциклопедии
- 100 великих футбольных клубов - Владимир Малов - Энциклопедии
- 100 великих олимпийских чемпионов - Владимир Малов - Энциклопедии
- 100 великих нобелевских лауреатов - Сергей Мусский - Энциклопедии
- 100 великих рекордов стихий - Николай Непомнящий - Энциклопедии
- Энциклопедия заблуждений. Третий рейх - Лариса Лихачева - Энциклопедии
- 100 великих музеев мира - Надежде Иоинна - Энциклопедии
- Военное дело Древней Руси IX-XI вв. - Михаил Савинов - Энциклопедии
- 100 знаменитых мистических явлений - Валентина Скляренко - Энциклопедии