Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без жертв нельзя. Невозможно. Макаренко, Няга, Христофоров, Леонтий... Жанна, Иван Федорович Ласточкин, Кузьма Иванович Гуща... и тысячи, тысячи славных героев!.. Оценят ли грядущие поколения эти жертвы? Товарищи молодые люди! Ведь вы не пройдете равнодушно мимо могилы маленькой Жанны? Жизнерадостный Михаил Няга - он для вас, только для вас пожертвовал собой, чтобы вам лучше жилось на свете! Стало ли вам лучше? Счастливы ли вы?
- Тебе вредно так долго сидеть на солнце, - говорит жена Ольга Петровна, врач Ольга Петровна, и уводит Котовского в прохладные комнаты.
Как только Григорий Иванович поднялся с постели, появились посетители.
Первым пришел корреспондент одесской газеты. Он был элегантен: в светлом костюме кофейного цвета, в модных сандалиях, без шляпы.
- Одну минуточку! Виноват!.. Постараюсь быть краток... - с нагловатой вежливостью приговаривал он, однако мучил Григория Ивановича более часа, задал ему сто вопросов и все записывал в книжечку, тоже элегантную, с блестящими какими-то застежками. - Мы должны отобразить... Массы хотят знать легендарного командира...
Когда он ушел, Ольга Петровна чистосердечно призналась:
- Еще бы минута - и я выгнала бы его в три шеи.
- Зачем же? - возразил Котовский. - Пусть себе. Каждый старается по-своему.
Пришли почитатели. Пришли старые друзья. Пришли рабочие завода: не может ли он выступить? Хотя бы кратко? Ну, раз нельзя, то нельзя... Главное, набирайтесь здоровья!
С утра до вечера Котовский занят был приемами. Приходили с подарками, с цветами. Приходил поэт и прочел длинную поэму, посвященную Котовскому, называется "Сверкающие клинки".
Кончилось тем, что Ольга Петровна от всей этой суеты решила увезти Котовского в Тирасполь.
В Тирасполь? Котовский оживился. Да, он хочет поехать в Тирасполь. Обязательно в Тирасполь! Ведь там пахнет садами, рыбой, прибрежными камышами, ведь там плещет полноводный Днестр...
В Тирасполе он по-настоящему отдыхал. Начал понемногу выходить на прогулки. Посетил могилу Христофорова. А там стал приходить на берег Днестра ежедневно. Сидел и смотрел туда, на ту сторону, всматривался, вглядывался... не мог оторвать глаз от голубой дымки, от неясных далеких очертаний.
Быстро разнеслась весть, что в Тирасполе находится Котовский. Посетителей не было, корреспонденты не приходили. Но рано утром появлялись молдаване: из города, из окрестных деревень. Они приходили с корзинами, наполненными лучшими сортовыми яблоками: душистым йонатаном, золотым шафраном, бумажным ранетом, кальвилем. Они ставили корзины на крыльцо и быстро удалялись. Боже упаси! Они не хотели утомлять больного, не жаждали сообщать, от кого именно приношения. И без того известно от кого: от Стефанов и Костаке, Мариул и Христо - от простого трудового народа. Кроме яблок Ольга Петровна находила в корзинах дыни, ранние сорта винограда, сливы и арбузы - все, что выращивала изобильная Молдавия.
В конце августа Котовский засобирался в дорогу:
- Пора, Леля. Бригада уже подо Львовом.
Котовский еще не поправился. Но больше не в силах был оставаться в бездействии. Двадцать восьмого августа Ульрих вместе с приказами и сводками рассылал радостное сообщение: Котовский вступил в командование! Котовский вернулся в бригаду!
11
В городе Ананьеве было пыльно и душно. Лето стояло засушливое. Изредка проносились грозы, гремел гром, теплый ливень обмывал истомленные листья деревьев, по канавам пузырились потоки желтой, мутной воды. И опять пекло солнце.
Катина мать сбилась с ног, поливая гряды и клумбы, вычерпывая до дна колодец. Катя же бегала на почту, дрожащим голосом спрашивала в окошечке "До востребования" и шла домой тоскливая, убитая горем. Она не знала, что и думать! Няга перестал писать...
Произошло объяснение с матерью.
- Ревешь? - спросила мать, когда они уже легли спать и погасили свет.
Катя промолчала.
- Думаешь, не вижу? - в потемках говорила мать. - Вижу. Дочери, конечно, всегда своим умом живут, матери у них в счет не идут, все по-своему решают. А мнение материнское выслушай.
Катя молчала, но слушала.
- Ты ведь все об этом скучаешь, белозубом цыгане? Глупость одна, брось. Я же его повыспрашивала, он даже вовсе и не Михаил. Илларион.
- Как не Михаил? - возмутилась Катя. - Все ты выдумываешь, мама!
- Илла-ри-о-он! Сам мне признался. А может, и два у него имени. Одно слово - басурман.
- Пусть два имени! Пусть басурман! Все равно я его люблю!
- Вот когда заговорила! Да что толку от твоей любви? Ты это мне объясни.
Долго гудела мать, все в одну ноту, бесцветно, рассудительно. Но разве докажешь сердцу?
Катя решила поехать и отыскать Михаила Нягу, где бы он ни был, хоть на краю света. В письмах адреса его не было: полевая почта номер такой-то, и все. Но когда он уезжал, он говорил, что едет на Жмеринку. Со Жмеринки и начнет она розыски. Неужели бригады Котовского не найдет!
Настал день, когда Катя исчезла из дому. Хватилась мать - а постель как была постлана с вечера, так и не тронута. Туда-сюда, думала, у подруги заночевала, но день прошел, другой - не вернулась Катя и письма не оставила. Только подружка забегала, сказала, что поехала Катя своего Михаила разыскивать.
Ехала Катя в теплушках, ехала на площадках вагонов товарных поездов, отмахивалась от солдатских любезностей, спорила с железнодорожниками, упрашивала кондукторов...
Так добралась она до фронта. Здесь часто проверяли документы, здесь было строго. Катю не раз задерживали, приводили в Особый отдел. Она подробно рассказывала свою несложную историю. Понятно было, что она ничего не выдумывала.
- Но где же ты своего Михаила найдешь? Ведь у нас Михаилов много, а разгуливать в этих местах не полагается.
- Да это же Няга! Няга-то один? Он в бригаде Котовского, кавалерист, он командир Первого полка! - выпаливала Катя.
- В самом деле, есть такой полк в Отдельной кавалерийской бригаде. Командир полка? Так ты ему кем приходишься?
- Жена! Вот кем прихожусь!
- Жена, а между тем он не пишет?
- Может быть, ранен? Я все равно его найду! Вы меня не остановите! Уж раз я решила...
- Вот что, гражданка, - сказал ей в одном Особом отделе военный, - я вам дам провожатого, он доставит вас в штаб бригады - это совсем близко в штаб бригады Котовского. Вы там знаете кого-нибудь?
- Конечно! Самого Григория Ивановича знаю. Ульриха с женой... и еще...
Она так уверенно назвала фамилии, имена!
Начальник Особого отдела сам решил ее проводить. Кто знает, а может быть, ходит, разнюхивает расположение частей? Но скорее всего, случайная подружка, мимолетная любовь этого самого Михаила...
- Как фамилия вашего мужа? Няга? Он кто по национальности? Ага! Молдаванин? Словом, пошли.
И начальник Особого отдела двинулся вперед первым.
12
Когда умер Няга, Юцевич подумал, что надо бы известить эту девочку из города Ананьева о случившемся, ведь они переписывались, и это была, может быть, настоящая любовь, может быть, супружеские отношения.
Однако выяснилось, что никто не знал адреса этой Кати, даже ее фамилии. У Няги в бумагах не оказалось никаких адресов. Сохранилось письмо от Кати, но там, кроме почтового штемпеля ананьевской почты и подписи "Катя", нельзя было найти никаких нитей. Машенька Ульрих тоже не знала ни адреса, ни фамилии. На этом и пришлось успокоиться.
- Подождем, когда сама пришлет запрос.
Но Катя не догадалась прислать запрос. Вместо того сама явилась в штаб, сопровождаемая военным.
Легче было бы написать в извещении, чем вот так, говорить ей прямо в лицо, что того, кого она разыскивает, нет на свете.
Штабисты переглянулись, когда Катя спросила:
- Где я могу увидеть Михаила Нягу, командира Первого полка бригады?
Наступило напряженное молчание. Начальник Особого отдела сразу понял, что произошло, понял по растерянным, огорченным лицам, по этой затянувшейся паузе.
"Вот оно в чем дело! - горестно вздохнул он. - Вот бедняжечка! Нелегко ей будет узнать... Экое горе!"
Здесь, в обстановке войны, фронта, приходилось постоянно слышать: убит, смертельно ранен. Другое дело - сообщать о смерти родственнику, невесте, жене.
- Катя! - начал Юцевич, замялся на секунду и продолжал: - Так вот, Катенька, какое дело... Понимаете, что получилось... Я должен сказать, Катя... - И вдруг рассердился на себя, что мямлит, тянет, и резко закончил: - Михаил Няга пал смертью храбрых. Убит.
- Вы сядьте, Катя, - ласково сказала Машенька Ульрих, - мы вам расскажем все подробно. Хотите выпить воды?
Начальник Особого отдела ушел, вздыхая и невольно думая о своей семье, оставленной на Урале, в Пермской губернии. Тоже, поди, ждут, волнуются... Храбрая эта Катюша! Ведь надо же - прикатить на фронт!
Катю оставили переночевать. Катя почти не плакала. Почему-то она всего ждала, только не этого. Она думала, что увидит около Няги жену, другую, похитившую счастье у нее, Кати... Или узнает, что Няга решил почему-то порвать с ней - и тогда она убедит его, докажет, что они предназначены один для другого... расскажет ему о своей любви... А тут... ничего нельзя доказать, ничего нельзя исправить! Ничего!
- Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев - История
- От депортации в Вавилон к Первой русской революции. Версия национального развития российской ветви еврейского народа в духовно-политическом контексте Ветхого Завета - Тамара Валентиновна Шустрова - История
- Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий - История
- Летописи еврейского народа - Рэймонд Шейндлин - История
- Социализм с русским лицом - Александр Елисеев - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том восьмой - Коллектив авторов - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том девятый - Коллектив авторов - История
- СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ - ЛЫЗЛОВ ИВАНОВИЧ - История
- Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII-VI вв. до н. э.) - Альфред Хасанович Халиков - История
- Как католическая церковь создала западную цивилизацию - Томас Вудс - История